— Позволь мне, — говорит он, перехватывая ее, прежде чем она успевает схватить переполненную сумку. — Я не хочу, чтобы ты поднимала что-то тяжелое.

То, как расширились ее глаза, выражение удивления на ее лице, поразило его. Как будто никто никогда раньше не предлагал позаботиться о ней.

Он поднимает чемодан с пола и ставит его на багажную полку рядом с кроватью.

— Господи, что здесь, кирпичи?

Она обходит его, на ее губах играет улыбка.

— Нет. Детские вещи.

Соломон смотрит, как Тесси распаковывает толстую стопку книг для детей, все с названиями, похожими на фильмы ужасов, от которых у него подскакивает давление: Laboring Your Way, Breastfeeding Like a Boss, The Quickening. Затем идут дородовые витамины, леггинсы и странное приспособление в виде палочки, прикрепленной к длинному шнуру.

— Это монитор сердцебиения плода, — объясняет она, видя его растерянность. — Допплер. Так я могу слушать сердцебиение Мишки. — Кончики ее ушей приобретают восхитительный розовый оттенок. Она опускает руку, чтобы погладить свой живот. — Мы на острове, и поскольку моего врача здесь нет. . . Я хотела убедиться, что с ним все в порядке. На всякий случай, знаешь ли.

У Соломона пересохло во рту. В груди заклокотало от переполняющей его благодарности при мысли о том, что Тесси так хорошо заботится об их сыне еще до его рождения.

— Ты... э-э... все предусмотрела, — говорит он, его голос становится еще более хриплым, когда ему приходится протискиваться сквозь валун в горле.

В ответ он получает застенчивую улыбку. Как в тот вечер, когда они познакомились. Отзыв о девушке, о той ночи, которая изменила его мир.

— Я стараюсь. — Она встряхивает волосами, сияя. — Это моя работа.

Прежде чем он успевает придумать ответ, она отшатывается от него, выражение ее лица становится замкнутым, как будто она сожалеет о том, что дала ему так много.

Пока она занята распаковкой и аккуратной расстановкой вещей, словно переезжает в комнату на ближайшие два месяца, Соломон изучает ее, словно может снять все слои и добраться до сути Тесси Трулав. Усталость притупляет цвет ее шоколадных радужек. Ее позвоночник выпрямлен, когда она скрытно проверяет свой телефон.

Она поворачивается. В ее руках длинное цветастое платье.

— Что? — Ее глаза сужаются в подозрении. — Ты пялишься.

Преодолевая желание смахнуть волосы с ее лица, он засовывает кулаки в карманы джинсов.

— Ты устала?

Она обиженно вздохнула.

— А что? Я так ужасно выгляжу?

Ужасно, нет. Красивая. Яростная. Изможденная. Все "да" в этой чертовой книге. Соломон борется с желанием заставить ее сесть. Снять с нее туфли на высоченных каблуках. Положить ее в эту плюшевую кровать и усадить на шелковые подушки, как королеву. Но он держит язык за зубами. Это не его дело. У них была одна ночь вместе полгода назад. Это временно, они вдвоем в одной комнате.

У них нет ничего общего, кроме договоренности о том, как воспитывать сына.

— Нет, — выдавил он из себя. — Ты хорошо выглядишь.

Как только слова вырвались из его уст, он внутренне застонал.

Хорошо. Чертовски хорошо.

По-настоящему охуенно.

Выражение ее лица становится плоским.

Он вздыхает.

— Слушай, давай поужинаем, а потом займемся каждый своим делом.

— Поужинаем, — повторяет она, выражение ее лица далекое.

Он внимательно изучает ее живот.

— Вам обоим надо поесть. Обслуживание в номер?

— Ни в коем случае, — возражает она, распрямляя плечи. — Это мой первый день отпуска. Мы не останемся в номере. Мы пойдем куда-нибудь.

Похоже, что меньше всего ей хочется куда-то идти, но он держит язык за зубами. Он все еще размышляет о темных кругах под ее глазами. Над телефоном, который сейчас выключен, но включается каждую минуту или около того. Вспышка раздражения заставляет его сжать челюсти. Кто, черт возьми, беспокоит ее во время отпуска?

Тесси нащупывает свой ежедневник. Ручка появляется в ее руке как по мановению волшебной палочки.

— Посмотрим. . . — Высунув язык, она просматривает страницу. — Сегодня вечером у нас... — В ней поднимается неземной стон. Опустившись на край кровати, она опирается локтями на колени. Положив подбородок на ладонь, она встречает его взгляд и говорит: — У нас заказан ужин.

Он хмуро смотрит на нее.

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

— Так и есть. — Вздохнув, она опустила лицо на руки. — Очень плохо.

Ужин при свечах под звездами. Стол, украшенный потрясающей тропической цветочной композицией и мерцающими свечами. Свежий океанский воздух, шум волн, лунное небо над головой. Совершенство.

Ничто не могло его испортить.

Ничто, кроме Соломона, который сидел напротив Тесси и своими широкими плечами уже второй раз за сегодняшний день закрывал ей вид на океан. К тому же на нем все та же проклятая рубашка. Очевидно, этот человек ничего не знает о том, как расслабиться на пляже, и собирается всю ночь смотреть на нее, как ворчливый снежный человек.

Плохо, что у них общий ребенок. Теперь ей придется делить пятизвездочный ужин.

Тесси переместилась в кресле, проводя рукой по животу, она переоделась в неоново-голубое макси-платье. Она сопротивляется желанию проверить свой телефон, незаметно лежащий на краю стола.

Когда официант поправляет столовое серебро, Соломон озадаченно морщит лоб.

Тесси делает вдох и поднимает руку, опережая его критику.

— Прежде чем ты что-то скажешь, количество мест было ограничено, понятно? Я заплатила заранее. Я не могла отказаться.

Его губы дергаются.

— Я ничего не говорил.

Она хмурится. Она уже видит, как эти громадные мускулы сотрясаются в беззвучном смехе.

Искра раздражения промелькнула в ее глазах. Эш должна была быть здесь с ней, а не с Соломоном. Конечно, это пошловато - фонари со свечами на дорожке и лепестки роз, рассыпанные по песку, - но когда она заказывала это место, она умирала от пошлости. От романтики. Даже если она планировала разделить это с Эш.

Три дня, напомнила она себе. Три чертовых дня.

Пытаясь завязать непринужденный разговор, Тесси спрашивает:

— Видишь что-нибудь, что тебе нравится?

Соломон, со скучающим видом изучающий меню, ворчит.

— По крайней мере, улов свежий.

Она закатывает глаза к звездному небу. Вот она с этим занудой, когда могла бы быть с Эш. Она сжимает салфетку в кулаке. Она собирается задушить свою кузину. Предпочтительно после рождения ребенка, потому что ей нужен тренер по родам, но, безусловно, удушение произойдет.

Появляется сервер в белых перчатках, лет двадцати пяти, с бутылкой просекко в руках. На ее накрахмаленной рубашке красуется позолоченная табличка с именем Луиса.

Прежде чем она успевает что-то сказать, Соломон произносит:

— Ей нельзя пить.

От авторитетного тона его голоса Тесси пробирает дрожь, а пальцы ног подгибаются на каблуках.

Сервер останавливается на середине бутылки, дергает головой в сторону Соломона.

— А вы, сеньор?

Соломон скрещивает руки, рукава пледа из кожи буйвола сжимают его бицепсы.

— Я буду пить то, что пьет она.

Тесси удивленно вздохнула, увидев его солидарность.

— Ты не должен этого делать.

Он смотрит на нее долгим задумчивым взглядом, выражение его лица ровное.

— Тесс.

Тесс. Твердо. Строго. Ей это даже нравится.

Нет. Абсолютно нет. Потому что любить что-либо, связанное с Соломоном Уайлдером, значит привязываться к нему, а единственная привязанность, которая у нее есть, - это Мишка, буквально привязанный к ней пуповиной, и так оно и останется. По крайней мере, на ближайшие три месяца.

— О, э-э, хорошо. — Луиса и Соломон смотрят на нее. — У вас есть эти ананасовые напитки? С солнечными очками и милым зонтиком?

— Нет, сеньорита. Простите. Они есть только в...

— Тики-баре, поняла. Тогда моктейль (прим. Безалкогольный коктейль). — Смутившись, она оглядывается по сторонам в поисках списка напитков. — Я не знаю... У вас есть меню или...