– Чистая правда!
Александров вскакивает и кричит:
– Бром! Немедленно достаньте бром! Где хотите – в аптеках, в больницах…
Ассистенты срываются с места и убегают. Гримерша Раиса стонет от счастья:
– Леонид Осипович! Я знала: вы – самый умный, вы – волшебник!
Утесов жмет руку Бабелю:
– Спасибо за поддержку!
– Как одессит – одесситу, – улыбается Бабель. – Ну, до вечера!
– До ужина, – уточняет Утесов. – Рванем в «Гагрипш» – там готовят такой аджабсандал!
– Ой, я обожаю аджабсандал! – опять влезает гримерша. – Леонид Осипович, хотите, я вам сама его приготовлю вечером?
– Девушка, – напоминает Тоня, – к вечеру Леонид Осипович ожидает прибытие любимой супруги!
Раиса скисает. Бабель с Тоней уходят. А на площадке появляется редактор с каким-то пакетом в руке и просит Григория Васильевича, Леонида Осиповича и Николай Робертовича проследовать за ним.
Александров, Утесов и Эрдман усаживаются в беседке, Редактор сообщает, что конкурс «Комсомольской правды» на лучший текст песни для фильма окончен и Москва прислала результаты. Редактор вспарывает пакет.
– Компетентное жюри признало лучшим текст… – Он достает из пакета официальный бланк. – … текст поэта Лебедева-Кумача.
– Я так и чувствовал! – сияет Утесов.
– По-моему, вы не чувствовали, а знали, – заявляет Александров.
Утесов невинно удивляется:
– Откуда я мог знать? Вы же слышали – компетентное жюри…
Редактор вдруг задумывается:
– Лебедев… Кумач… Где-то я слышал эти две фамилии…
– Одну! – Александров кивает на Утесова. – От него вы и слышали! Говорю же, он все знал!
– Лебедева-Кумача? – опять играет невинность Утесов. – Конечно, знал и знаю. Очень талантливый поэт. Но про победу на конкурсе – ни сном, ни духом!
В их спор вмешивается Эрдман:
– Послушайте, может, мы все-таки почитаем этого Лебедева с Кумачом?
– Разумно, Николай Робертович, – соглашается редактор.
Он надевает очки в роговой оправе и читает – скучно, невыразительно, запинаясь:
– Легко на сердце от песни… песни веселой, она скучать не дает никогда, и любят песни деревья… нет, деревни… и села…
Утесов слушает с невыразимым страданием и не удерживается, выхватывает у редактора бумагу:
– Позвольте, я лучше сразу спою – мелодия ведь у нас есть!
И он запевает, честно глядя в бумагу, но очевидно, что слова ему уже давно знакомы:
Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда.
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города.
Александров и редактор слушают очень серьезно. Эрдман с улыбкой негромко отбивает ритм по столу ладонями.
Нам песня жить и любить помогает,
Она, как друг, и зовет, и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет!
Утесов обрывает песню и победно восклицает:
– Блеск! А?
– Совсем другое дело! – одобряет Эрдман.
– Да, это гораздо лучше, – вынужден признать и Александров.
– Лучше – не лучше, но именно это утверждено и подписано! – ставит точку редактор.
Александров встает:
– Надо дать задание – переснять песню.
– Зачем? – не понимает редактор.
– Костя же пел старый текст, а новый не совпадет на экране по артикуляции…
– Григорий Васильевич! – строго обрывает редактор. – Мы не позволим тратить лишние народные деньги на эту вашу… артикуляцию!
Да, так оно впоследствии и вышло. Народные деньги сэкономили, фильм и сегодня идет с новым текстом, но со старой артикуляцией. Легко заметить, как не совпадают движения губ Кости-пастуха с тем, что он поет.
Александров обескуражен заявлением редактора. А Утесов все не может успокоиться:
– Нет, но какой блеск! «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!» Не то что это: «Давай, не задерживай, бугай!»
В беседку врывается радостная ассистентка режиссера:
– Он спит!
На площадке действительно лежит и спит бык. И даже храпит. Счастливый режиссер ходит на цыпочках и командует шепотом:
– Камера… Свет… Любочка, пожалуйста, на площадку…
Утесов смеется:
– Его после брома пушкой не разбудишь!
– Да? – все еще шепотом уточняет режиссер и переходит на привычный крик: – Гример! Где гример?
– Я здесь, – подбегает Раиса.
– Вы что, не видите: у героини локон выбивается! Где вас носит?
– Я поправляла грим Леониду Осиповичу.
– Мне не нужен никакой Леонид Осипович! Мне нужна Любовь Петровна!
Утесов грустно подмигивает Эрдману:
– Ну вот – схлопотал большое человеческое спасибо…
– Не бери в голову!
Эрдман обнимает Утесова за плечо, и друзья покидают площадку. Они идут по тропинке к морю, Утесов распевает новую песню:
Мы будем петь и смеяться, как дети,
Среди упорной борьбы и труда.
Ведь мы такими родились на свете,
Что не сдаемся нигде и никогда!
Нам песня жить и любить помогает,
Она, как друг, и зовет и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде…
Утесов обрывает песню, заметив приближающуюся по дороге машину.
– Ну, это уже точно – Лена!
Он спешит навстречу машине. Эрдман тактично ждет на месте. Но машина объезжает Утесова и останавливается перед Эрдманом. Он меняется в лице.
Из машины выходят двое в штатском. Один спрашивает металлическим голосом:
– Эрдман Николай Робертович?
Эрдман молчит. А Утесов интересуется, в чем, собственно, дело. Второй, глядя сквозь Утесова, словно его здесь вовсе нет, приказывает Эрдману:
– Садитесь в машину!
Эрдман не в силах двинуться с места. Люди в штатском умело и четко, пригнув ему голову, усаживают его в машину. Эрдман только успевает бросить Утесову последний печальный взгляд. Утесов отвечает взглядом растерянности и боли.
Машина, рванув с места, тает в жарком южном мареве.
Оба сценариста фильма «Веселые ребята» – Николай Эрдман и Владимир Масс – попали в пекло сталинских лагерей. Оператор Владимир Нильсен успел еще снять «Волгу-Волгу» и «Цирк», получить в 1937 году орден «Знак почета» и автомашину «эмку», и в том же 1937 году его арестовали.
Но это было потом, а сейчас оператор Нильсен закончил съемки «Веселых ребят», режиссер Александров фильм смонтировал, актеры Утесов и Орлова свои роли озвучили, Дунаевский написал музыку, и уже готовую картину показали. Там, где надо, и тому, кому надо.
В предбаннике специального закрытого просмотрового зала томятся Александров, Орлова, Утесов и Дунаевский. Из-за двери слышна финальная музыка «Веселых ребят». Александров нервно заявляет:
– Я думаю, реакция должна быть положительная!
Орлова вдруг всхлипывает. Александров обнимает е за плечи.
– Любочка, что с вами?!
– Я не могу! Такое напряжение!
– Любочка, но вам-то чего волноваться? Вы великолепны!
Утесов отодвигается от воркующей пары, подсаживается к Дунаевскому.
– Что-то там тихо …
– А ты что хотел? Чтобы особая комиссия топала ногами и гоготала, как в колхозном клубе?
Утесов пожимает плечами. Дунаевский его успокаивает:
– Не дергайся! Кино веселое, идеологически выдержанное… Сейчас выйдут и скажут: «Спасибо, товарищи! Работайте и дальше на благо народа!»
Открывается дверь просмотрового зала. Как-то сама собой открывается – из нее никто не выходит. Орлова лихорадочно вытирает пальцами расплывшуюся тушь под глазами. Александров вытягивается по стойке «смирно». Дунаевский, нервно покашливая, протирает платком очки. Нетерпеливый Утесов бросается к распахнутой двери, заглядывает в зал и видит, что он пуст.
