— Ну и позволь узнать, где ты? — недовольный голос в трубке принадлежит отцу.

Вот чёрт, совершенно забыл о нашем ужине!

— Дела, — коротко отвечаю, — скоро буду.

Отец ещё некоторое время выражает своё недовольство, прежде чем бросить «жду» и отключиться.

— Извини, — киваю я Геле, убрав телефон в карман, — мне пора.

— Спасибо, что подвезли. Да и вообще…

Она хочет сказать что-то ещё, но почему-то не решается. А меня терзает какое-то непонятное чувство. Не то тревоги, не то… Не знаю, но ощущение, что Геля появилась в моей жизни неспроста, нарастает с каждой минутой.

Скупо улыбнувшись мне на прощание, она хватает по-прежнему мирно спящую Лерку на руки и вскоре исчезает в недрах убогого хостела. А я, дождавшись, пока в одном из тёмных окошек зажжется свет, наконец-то уезжаю.

По дороге дозваниваюсь до Сашки Воронова. На моё счастье приятель отвечает сразу же:

— Слушаю.

— Сань, здорово. Помощь твоя нужна.

— Ну ещё бы, ты по другим причинам и не звонишь! Давай, выкладывай.

— Я сегодня чуть девчонку одну не сбил. Говорит, в спину кто-то толкнул так, что она аж на проезжую часть вылетела, да прям под мои колёса. Еле-еле успел…

В трубке раздается тяжелый вздох — Сашка понимает, о чём я говорю.

— Ну а от меня ты чего хочешь? Ты ведь знаешь, что мы пытаемся найти этого урода. Или уродов. И я очень надеюсь, что нам удастся его поймать прежде, чем кто-нибудь действительно пострадает.

Да уж, хотелось бы. Но сейчас меня интересует другой момент:

— Мне нужна запись с камеры. Хочу кое-что проверить. Точку скину тебе смс-кой.

— Нужна, так нужна, — спокойно соглашается приятель, — вышлю в течение часа.

Вот за что я Санька уважаю, так это за деловой подход к вопросу. Никаких тебе лишних вопросов и причитаний, что это против правил и так далее. Надо, значит, надо. Всё-таки полезные связи играют не последнюю роль в моей жизни.

***

В любимый ресторан отца приезжаю в начале девятого. Опаздываю почти на полтора часа и уже морально готовлюсь к устной порке.

— Зачем звонил Воронову? — с ходу спрашивает отец, едва я успеваю поздороваться и присесть напротив.

— Откуда знаешь? Неужто установил прослушку на мой телефон?

Нотки нервозности проскальзывают в моём голосе. Чтобы слегка успокоиться, наливаю воду в бокал и залпом выпиваю прозрачную жидкость.

— Нелогичный вывод, Артур, — отец поучительно качает головой, поправляя манжеты своей идеально-белоснежной рубашки. — Если бы на твоём телефоне стояла прослушка, я бы знал, о чём шла речь.

— Но откуда ты тогда…

Отец не даёт мне договорить:

— Вот доживёшь до моих лет, тоже будешь всё знать.

Он повелительно щелкает пальцами, и к нему тут же подлетает официант в накрахмаленной униформе:

— Слушаю, Альберт Евгеньевич.

— Принесите меню.

Отец остается верен своим многолетним предпочтениям — его выбор падает на стейк вагю, салат из свежих овощей, коньяк Реми Мартин и сырную тарелку.

У меня же аппетита нет совершенно. Но чтобы отец не задавал лишних вопросов, делаю почти идентичный заказ.

— И двойной эспрессо, — добавляю напоследок.

Официант с поклоном удаляется, а отец возвращается к прежней теме:

— Ну так что ты хотел от Воронова?

— Да просто решил помочь одному человеку.

И не вру ведь! Действительно хочу разобраться с ситуацией Гели и её божком-муженьком. Но не горю желанием вдаваться в подробности.

А отец так просто не сдаётся:

— Давай угадаю. Этот человек — какая-нибудь очаровательная молодая особа? Так?

— К чему этот вопрос?

— Всего лишь банальный интерес. Как там Илона?

«А она здесь причём?» — собираюсь спросить, как правильная догадка сама просится на ум.

— Ты серьёзно? Думаешь, что я изменяю жене? Пап, ну это просто смешно. Мало того, что у меня банально нет времени на интрижки, так и Илонка меня полностью устраивает. Во всех смыслах.

— Хорошо, если так, — отец расслабленно откидывается на спинку кресла, — и всё-таки, хочу напомнить, что семья должна быть для тебя в приоритете.

— Странно, что ты вообще завел эту тему. Ты ведь лучше всех знаешь, что между мной и Илоной нет и не было никакой любви. И никогда не будет. Сплошные договорённости.

— А кто говорит о любви, Артур? Любовь это удел дураков и романтично настроенных девиц. А ты вроде ни к тем, ни к другим не относишься.

В ответ я лишь осторожно киваю, по-прежнему не понимая, чего хочет добиться отец своими речами.

— Я говорю тебе о семье, — пригубив коньяк, продолжает он, — Илона и Никита это не только твоя визитная карточка перед нашими партнёрами, мол, смотрите, Артур Вавилов не какой-то там повеса и прожигатель жизни, а серьёзный семьянин, надёжный человек. Нет, жена и сын это твой тыл, твоя опора, крепость. И пусть так оно и будет, Артур. Не совершай ошибку, о которой ты потом горько пожалеешь.

Кожей чувствую, как маска равнодушия медленно сползает с моего лица. Вот что это сейчас было? Слова отца звучат, как самое настоящее предупреждение.

Точнее, почему как? Это и есть предупреждение.

Предостережение.

Но от чего?

Ангелина

Осторожно уложив так и не проснувшуюся Лерку в кровать, я быстро задергиваю шторы и для верности проверяю, закрыла ли дверной замок. Хотя от двери там одно название — при желании её легко можно снести с петель одним ударом.

«Но этого не случится», — упрямо подсказывает внутренний голос, и почему-то на этот раз я склонна ему верить. Ровно так же, как и человеку, который едва не сбил меня сегодня на перекрёстке.

Поначалу я действительно решила, что это Гриша каким-то образом разыскал нас и явился по мою душу. Но потом…

Не знаю как, не знаю почему, но слова и поведение Артура убедили меня, что он не имеет к моему муженьку никакого отношения.

Он был слишком прямолинейным в своих речах. Настойчивым. Порядочным. Не скрывал своего истинного «я» в отличие от Гриши.

Вот у благоверного было припасено бесчисленное количество масок на все случаи жизни: от благородного и примерного семьянина, до строгого, но справедливого начальника. И только дома он сбрасывал всё это притворство, раскрывал карты, демонстрируя свою звериную натуру.

Внезапно озноб порождает омерзительную волну, которая поднимается от кончиков пальцев ног до самой макушки. И я знаю, что сейчас будет. Эти уносящие меня в прошлое приступы паники в последнее время являются всё чаще и чаще. Хорошо, что Лерка крепко спит, и ей не придётся видеть меня в таком состоянии.

До боли прикусив губу, я зажмуриваюсь, сдавливаю виски ладонями и остервенело мотаю головой в разные стороны, чтобы прогнать омерзительное видение.

Не получается.

Я не помню, какой это по счёту побег. Очередной неудачный побег, потому что Гриша опять с легкостью отыскал меня, выдернул из той дыры, в которую я так отчаянно пыталась забиться, швырнул на заднее сидение машины, чтобы вернуть в мой персональный ад. Лерку он предусмотрительно увёз на другую квартиру — негоже дочери видеть, как любящий папуля избивает и насилует её собственную мать. Нет, в её глазах он должен оставаться образцово-показательным отцом, эдаким недостижимым идеалом.

Да только зря Гриша ставит знак равно между словами «маленький» и «глупенький».

Лерка уже тогда всё стала понимать. Осознавать, что именно представляет собой «любимый папуля». И, кажется, именно с того дня в её глазах начал мелькать тот самый животный страх при виде отца.

А в аду, ну то есть дома, уже всё подготовлено для очередной экзекуции. С лёгкостью Гриша заталкивает меня в свой кабинет и захлопывает дверь. Не на ключ. Эта мысль бьётся у меня в голове, как подскочивший у сердечника пульс, пока я неумело пытаюсь увернуться от очередной серии болезненных ударов. В какой-то момент благоверный берет тайм-аут — утомился. Для него ведь избиение жены это своеобразная кардио-тренировка, хоть в зал не ходи. Он пинает меня в рёбра, словно проверяет, в сознании ли я ещё или нет. А потом отходит на пару метров, кажется, чтобы налить себе выпить.