Звонить или писать ему всякий раз, когда я думала о нем.

Приходить к нему домой.

Ужинать, разговаривать и обниматься на диване.

Прикасаться к нему. Запускать пальцы в его волосы, притягивать его к себе и просто вдыхать его запах.

Чтобы он обнял меня. И чувствовать себя в его объятиях безопаснее, чем когда-либо прежде.

Ирония в том, что я хотела стабильности, которую обещала жизнь с Лейном, но именно с Джесси я чувствовала себя защищенной и в большей безопасности. И самой довольной, несмотря на то, что мы с ним хотели от жизни разных вещей.

Или, может быть, я так говорила себе, чтобы не привязываться слишком сильно. Потому что, если задуматься, наши конечные цели не такие уж и разные. Единственная реальная разница в том, что он хотел добиться своего в Коул-Крике, а я хотела добиться своего здесь.

Но самое главное, что, как мне кажется, я чувствовала его на подсознательном уровне, и что-то продолжало терзать меня каждую вторую неделю, когда я снова видела его…

Это то, что я доверяю Джесси все, что у меня есть.

Я отдаю ему свое сердце каждую пятницу вечером и никогда не сомневалась, что он вернет его обратно в воскресенье. Более того, он любит нашего сына, так же сильно, как и я.

Доверять кому-то другому самые сокровенные части себя — это значительный риск, но я никогда не боялась делить Джетта с Джесси. Если уж на то пошло, я боюсь не разделить с ним это партнерство.

Мысль о том, что я могу потерять Джесси, похожа на удар ножом прямо в сердце. Но мысль о потере Лейна… кажется такой далекой.

И это говорит мне кое-что, с чем я не совсем понимаю, что делать.

— Я так старалась не быть этой женщиной, — наконец, прошептала я Ханне. — Так старалась жить дальше и придерживаться обещания, которое дала Джесси, но правда в том, что я никогда не теряла надежды, что когда-нибудь что-то изменится. Мне чертовски больно осознавать, что я могла бы получить все это. Что могла бы дать Джетту жизнь, которую он заслуживает, под одной крышей, в одном городе, с двумя родителями в его жизни, каждый день. И я могла бы быть с Джесси. Моим партнером во всех делах.

Я провожу дрожащей рукой по волосам.

— Лейн мог скрывать от меня письмо, но я скрывала от него часть себя. Часть меня, которая всегда принадлежала Джесси. И я не понимала, насколько большой частью она была до сих пор.

Глаза Ханны блестят от непролитых слез.

— Ты говоришь так, будто возможность упущена, — тихо говорит она, сжимая мою руку.

— Прошло четыре года, — повторяю я, качая головой. — Что касается Джесси, я прочитала письмо и сделала свой выбор.

— Скажи ему правду.

Я смеюсь и отвожу взгляд.

— И рисковать потерять то, что у нас есть сейчас? Ни за что. Я не смогу сделать это без него.

— Ты ничего не потеряешь, если он будет чувствовать то же самое.

— Я потеряю все, если это не так.

— То, что ты не сказала о своих чувствах к нему, привело тебя в этот бардак. — Я оглядываюсь на нее, когда она мягко улыбается. — Может быть, сказав ему, ты наконец-то выберешься из этого.

ДЖЕССИ

— Папочка, я могу написать свое имя! — объявляет Джетт из-за стола, когда я вхожу на мамину кухню, после работы в пятницу. Она стоит у плиты, взбивая что-то, как обычно, и улыбается, как гордая бабушка.

— Он усердно работает уже больше часа, — докладывает она, когда я подхожу к сыну. Его упорство — это нечто.

— Правда, приятель? Дай-ка взглянуть. — Я взъерошиваю его волосы и наклоняюсь, чтобы осмотреть полдюжины, или около того, листов бумаги, разложенных перед ним. Много букв J, Es, Ts, и даже несколько других букв алфавита. — Ого, малыш. Это впечатляет. Посмотри на эти J!

— Они как рыболовные крючки без колющей части! — улыбается он, а я смеюсь.

— Ха, ты прав! Вау, я этого не знал. — Боже! Какой он милый. — А что это здесь?

Я беру другой лист и указываю на букву F.

— Не думаю, что я знаю, что это за буква. А ты?

— Это F, папа. — Он закатывает глаза. — F — это Foss (прим. пер. Фосс, фамилия героя). Видишь, F-O-S-S?"

— Подожди, — вытаращился на него я. — Ты хочешь сказать, что можешь написать и произнести свою фамилию?

— Да, мне уже четыре. Совсем скоро я пойду в детский сад.

— Как, черт возьми, я мог забыть? — Я атакую его щекоткой и поднимаю со стула, чтобы обнять. Он долго брыкается, но, наконец, выбирается из объятий. Когда, черт возьми, он начал так ненавидеть объятия? Чертов ребенок разобьет мне сердце.

— Я занят, папа! — Он хихикает и отстраняется, возвращаясь к работе, тщательно вырисовывая линии и изгибы с лазерной точностью.

— Я же говорила тебе, — добавляет мама, когда я подхожу к ней, чтобы быстро поцеловать.

— Наверное, это у него от Хейден, потому что, видит Бог, у меня нет такого терпения. Спасибо, что побыла с ним сегодня. Все прошло хорошо?

— Идеально. Он помог мне с клумбами, потом мы смотрели «Собачий патруль» и даже немного вздремнули. Это был рай. Я могла бы привыкнуть к тому, что он вот так рядом.

Да, я тоже. И подумываю о том, чтобы спросить Хейден, можем ли мы вернуться к более длительному пребыванию летом и на каникулах, поскольку он уже подрос. Технически, длительные визиты прописаны в нашем соглашении об опеке, но я никогда не настаивал на них, зная, как тяжело это будет для него. В эти дни он относится к визитам как чемпион. И, честно говоря, я просто хочу видеть его чаще.

— Да, кстати, — говорит мама. — Сегодня я не буду готовить ужин. Надеюсь, это не доставит неудобств, но твой папа упоминал что-то о жареной рыбе, и я приняла решение, что вместо этого мы пойдем куда-нибудь.

— Мам, ты готовишь для нас по пятницам уже много лет. Пора бы и отдохнуть. Мы возьмем пиццу или что-нибудь еще. Ничего особенного. — Я пожимаю плечами и поднимаю подбородок к кастрюле, над которой она стоит. — Но если это не ужин, то что это?

— Соус для голяшек, которые мы будем есть в воскресенье.

— Для в-е-ч-е-р-и-н-к-и? — Она кивает.

— Ма, серьезно. — Я могу поцеловать ее и отшлепать одновременно. — Я же сказал тебе, что приготовлю все на гриле.

Она поднимает плечо, заставляя свои серебряные локоны подпрыгивать.

— Я все равно буду готовить воскресный обед, так что я подумала, почему бы и нет?

— Это слишком много.

— Твой отец говорит мне об этом уже много лет. Но меня это пока не остановило. — Она подмигивает, а затем откладывает большую ложку в сторону. — Амелия была здесь раньше. Она сказала, что пришло несколько заявлений на должность в офисе.

— Да, она мне тоже об этом говорила. Я посмотрю их на выходных.

— Одной из них была Микайла Камински, — и слова «Даже не думай об этом» остались невысказанными.

К счастью для моей матери, я бы никогда не нанял Микайлу. Не потому, что мама не одобряет, просто все может усложниться, если мы начнем чаще встречаться.

— Она не такая уж плохая, ма. Я знаю, что у тебя на нее зуб, но на самом деле она довольно милая девушка.

— Хорошие девушки не лапают моих мальчиков в церкви.

— Я уверен, что в этой церкви случалось и похуже, мам. Все эти комнаты в подвале… — Ее глаза расширяются, а губы приоткрываются.

— Я не знаю из личного опыта, просто говорю. — С другой стороны, Джинкс…

— Я бы предпочла не думать ни об одном из этих сценариев, спасибо большое. А что касается нашей говядины, я точно знаю, что она украла рецепт пирога у миссис Яниковски. И в начинке она использовала покупное яблочное масло. Кто так делает?

О, вот это разврат.

— Эй, по крайней мере, она готовит. — Мама вздрагивает.

— Если ты так это называешь…

— Я мог бы пригласить ее как-нибудь. — Я имею в виду, я действительно намекал на это, когда звонил после всей этой истории со ступеньками у Хейден. Но это было до того, как у Хейден начали создаваться серьезные проблемы в раю.

— О, Господи Иисусе… — мама закрывает глаза и проводит рукой вверх-вниз и по груди в драматическом крестном знамении.