— Погоди, сейчас все пойдем, — сказал Митрандир, все еще державший в руках швабру. — Хугин, прикрой-ка дверь! А теперь все посмотрели на свои руки. И еще вот на это.
Ладони у всех светились бледно-голубоватым пламенем, а половая тряпка буквально полыхала. Капля холодного огня сорвалась с нее, растеклась по полу и погасла, растертая чей-то подошвой.
— Боже мой! Фосфор! — ахнул Мерлин.
— Да. И скорее всего, раствор в сероуглероде, — спокойно произнес Митрандир. — Применяется в военном деле в качестве зажигательного спецсредства. Когда придете домой, не забудьте вымыть руки с мылом, а то эта штука очень ядовитая. А ты, Галадриэль, сообщи в милицию о краже магнитофона.
— Но…
— Никаких «но». Это поджог.
— Но с какой целью? Скрыть следы кражи старой «Электроники»?
— И это тоже, — кивнул Митрандир. — Пойдем, я тебя провожу немного.
— А теперь слушай сюда! — резко сказал он, как только они отошли достаточно далеко. — Магнитофон твой сгореть полностью не мог. Хотя бы детали лентопротяжного механизма должны были остаться. Попросту его сперли. И сделал это тот самый человек, который поджег «Иггдрасиль». Это раз. Фосфора в клубе не было, значит, он его принес с собой. Иными словами, поджог был подготовлен заранее. И именно для того, чтобы скрыть следы кражи. Но ни в коем случае не магнитофона, а чего-то другого. Чего-то такого, что может сгореть полностью. Без следов. Понимаешь?
— Кажется, понимаю. Книга?
— Естественно. Она сейчас у тебя?
— Нет. Я ее отдала Аннариэли и попросила спрятать.
— Разумно. Только, наверное, лучше было бы отнести ее сразу в Карнен-Гул.
— Придется, скорее всего. Если нас не оставят в покое.
— Ох, вряд ли оставят! — вздохнул Митрандир. — Так что пиши заявление как можно скорее. Наверное, лучше всего тебе было бы пойти прямо в Курчатовский райотдел и спросить там лейтенанта Матвеева…
— Нэрдана?
— А, так ты его знаешь?
— Конечно, он же в «Иггдрасиль» уже года полтора ходит. Правда, нерегулярно. И в последнее время его тоже что-то не видно.
— Ну да. Скорее всего, его куда-нибудь послали. Но это не важно. Не найдешь Нэрдана — подашь бумагу кому придется. Обещаешь?
— Обещаю, — кивнула Галадриэль.
Придя домой примерно через полчаса, Митрандир сразу же снял телефонную трубку и набрал номер домашнего телефона полковника Коптева.
— Дмитрий Федорович? Иноземцев беспокоит.
— Сергей? Добрый день. Насчет номера я узнал…
— Прошу прощения, разрешите сначала рассказать последние новости. Сегодня ночью подожгли «Иггдрасиль».
— Что?
— Подожгли с применением спецсредств на основе белого фосфора. У меня до сих пор ладони светятся.
— Даже так… — Коптев некоторое время молчал. — У меня тоже есть новости. Удалось выяснить, кому принадлежит номер серых «жигулей».
— «Восьмерки»?
— Так точно. Гражданин Бобков Геннадий Нико…
— Что?! Поломатый?
— Но тут есть одна маленькая подробность, — усмехнулся Коптев. — Машину эту, по данным ГАИ, он разбил вдребезги еще зимой. Сто десять по обледеневшему шоссе. Разбил, подчеркиваю, вдребезги, восстановлению она не подлежала. И вообще у него был вишневый «Москвич».
— Н-да… И никаких следов. Профессионал.
— Отсутствие следов — это тоже след, — произнес Коптев. — Профессионалов на свете не так уж много.
Дядя Слива, его любовь и смерть
Владимир Николайчук был слесарем шестого, то есть наивысшего, разряда. На «Антаресе» он трудился уже двадцать два года, по работе характеризовался только положительно, к уголовной ответственности не привлекался — в общем, идеальный герой для производственного романа.
Но в жизни идеальных героев не бывает. Не был им и Николайчук, фамилию которого, кстати, немногие помнили. Да и эти немногие знали его в основном как дядю Сливу.
С каких пор его нос начал приобретать характерный пурпурно-фиолетовый цвет, на «Антаресе» давно уже все позабыли. Времена, когда дядя Слива не закусывал, а обедал, отошли в область преданий лет пятнадцать тому назад. Короче говоря, человек по имени Владимир давным-давно умер, утонул, растворился в бездне алкоголя. Остался слесарь шестого разряда дядя Слива.
Руки его по-прежнему были руками мастера — только за это его, скорее всего, и терпели.
Но всему на свете рано или поздно наступает конец. В понедельник, первого ноября, мучимый страшным похмельем гражданин Николайчук во время обеденного перерыва вышел из проходной, проник на заводскую свалку, разыскал там две платиносодержащие термопары и при попытке их выноса был задержан.
Как явствовало из его показаний, с пятницы по понедельник включительно он ничего не ел, а только пил водку, вино, клей БФ-2 и жидкость для мытья окон. Коптева уже начинало мутить, и лишь огромным усилием воли он мог заставить себя слушать.
— Да, значить, встал я с утра, поблевал и пошел. А башка трещить, и денег, значить, даже на пиво нету. Прихожу на завод. Где Борис Федорович? А мне говорят: «Дядь Слива, ты что, забыл? Ты ж его еще в пятницу употребил». Ну что делать? Отработал кой-как полдня. А башка опять же трещить. И с деньгами — беда.
— С деньгами — это еще ничего, — поддакнул Коптев. — Без денег хуже.
— Вот и я говорю, значить, — продолжал дядя Слива, закуривая уже третью папиросу подряд. — Надоть хоть на пиво. А того мужика, которому я платы носил, уж который месяц не видать.
— Какие платы? — равнодушно поинтересовался Коптев.
— Да эти… електронные, с транзистерами. Их на свалке до хрена, дак ко мне один мужик прицепился: достань и достань. Ему, видишь ли, транзистеры зачем-то нужны были. Дак я ему полсвалки вынес. А что? Они ж выброшенные. Тогда как раз в цехе радиооборудования был большой заказ на эту, как ее, на модернизацию, платы эти то бишь на новые меняли, а старые, значить, на помойку. Транзистеры, говорят, ерманиевые, устарели, значить, их применять нельзя. А ему зачем-то они понадобились. Ну, я ему и носил, они ж выброшенные.
— А потом? — Коптев уже не скрывал своего интереса.
— А что потом? Потом он сказал: «Все, хорош». Больше, грит, меня не ищи, будешь нужен — сам найду. И отвалил прям по-царски. Поди ж ты, думаю, сколько платят за барахло со свалки. А ведь там много чего, ежели порыться. Вот хоть та же платина, она ить дороже золота…
Короче говоря, дядя Слива решил заняться личным бизнесом. Покупателей он нашел довольно быстро, да это было и несложно — на площади между железнодорожным вокзалом и гостиницей «Пошехонье» можно было продать и купить все, что угодно. Имени своего гражданин Николайчук потенциальным покупателям не называл — на это у него ума еще хватило. Зато он допустил непростительную оплошность в другом: назначил им встречу возле завода сразу после смены. Неудивительно, что граждане Кавтарадзе А. Р. и Гогишвили Г. В. знали его исключительно как «хромого с «Антареса». Хромать он, кстати, начал после того, как несколько лет назад приложился спиной об лед и повредил позвоночник.
Фотографии вышепоименованных граждан дядя Слива опознал безошибочно. На этом Коптев посчитал свою миссию законченной и велел отправить подследственного в камеру.
«Довольно-таки странная картина вырисовывается, — размышлял полковник по дороге домой. — Покупатель негодных плат. Зачем они ему в таких количествах? Хотя ясно зачем: германий является стратегическим материалом, он больших денег стоит. Так что, скорее всего, имела место контрабанда.
Далее. Со слов гражданина Николайчука, оный покупатель — мужчина лет 40–45 с квадратным лицом, короткой стрижкой и горбатым носом. Те же приметы неофициально указывал Сергей Иноземцев по кличке Митрандир.
Та-ак… Тогда за этим человеком еще и убийство. По меньшей мере одно. И покушение на второе, которое сорвалось по независящим от него обстоятельствам. Попросту потому, что инвалид афганский войны Сергей Иноземцев был прежде офицером воздушно-десантных войск. И не просто офицером, а, подчеркиваю, с опытом боевых действий.