Я невинно покачал головой.

— Какой там. Я спал все время, без задних ног. А сейчас сходил на пробежку, не видите, что ли?

Огнев скептически покачал головой и отошел, но по его цепкому взгляду я понял, что он взял меня на заметку и теперь будет присматривать. Ну и ладно, сегодня соревнования заканчиваются, а Эмили вряд ли захочет со мной разговаривать и вообще продолжать знакомство. Так что я могу со спокойной душой сосредоточиться на турнире на полную катушку.

За завтраком заспанный Щепкин пытался выведать у меня, где я провел ночь, хотя и так все понятно. Но тренер, разумеется, хотел услышать от меня самого, получилось ли у меня с Эмили.

Я обычно не очень охотно рассказываю про такие штуки, тем более не такому близкому человеку, как коллега. Поэтому я просто ответил, что мы поужинали в ресторане, на что, кстати, ушли все мои суточные деньги, а потом гуляли полночи по городу.

Щепкин недоверчиво поглядел на меня и сказал:

— Ладно, к черту все эти пустяки. Теперь тебе предстоит драться с японцами, чтобы пройти в финал. Ты готов, надеюсь?

Что ему можно сказать? Разве можно быть полностью готовым к такой ситуации, как чемпионат мира? Особенно находясь в шаге от вершины. Но спорить я не стал, кивнул и ответил, как полагается:

— Сделаю, все, что в моих силах.

Щепкин прожевал остатки омлета.

— Да уж пожалуйста, постарайся. Или сам знаешь, что нам с тобой грозит после возвращения домой. Самое меньшее, сдерут кожу живьем или сварят в кипятке.

После завтрака нам дали полчаса на отдых и на сборы. Потом отвезли к стадиону на микроавтобусе. Филатов сидел сзади. Он похлопал меня по плечу.

— Ты как, герой? Отдохнул после ночных похождений? На тебя все надежды. Если остальные сойдут с дистанции, ты должен дойти до финала. Понимаешь?

Вот достали. Ну, что за давление? Я постарался не обращать внимание. Черт подери, так и с ума сойти можно от такого груза ответственности.

Народу на стадионе еще больше, чем вчера. Трибуны переполнены, люди сидели на ступеньках и в переходах. Помещение слишком тесное для такой толпы народа. Отовсюду доносился шум и гвалт, невозможно и слова сказать, надо кричать, чтобы услышали.

Турнир начался с приветственного слова министра спорта Франции Мишеля Колона, потом опять выступили главы Всемирной федерации карате и Японской федерации. Пожелали, само собой, чтобы победил сильнейший.

А потом начались и сами соревнования. В ката мы уже почти не участвовали, а вот перед тамэсивари устроили еще дополнительные показательные выступления французских и японских умельцев. Не совсем запланированное мероприятие, про которое я не был в курсе, но посмотрел с удовольствием.

Молодые каратисты сначала разбивали ледяные плиты ударом ладони. Насколько я помню, обычная норма восемь блоков, но некоторые парни яростно кричали на весь стадион и раскалывали двенадцать штук.

Также они разбивали черепицы, по двадцать слоев или пробивали насквозь огромный кувшин, на двести литров воды. Ну, и напоследок разбивали доски и камни в прыжке. Молодцы, хорошо подготовились, у всех получилось разбить цели, как и полагается. Прыжки при этом делали не высокие, как в таэквондо, а быстрые и проникающие.

После этого уже выступали мы сами, и мне опять пришлось соревноваться с Таназаки. Под конец я задал высокую планку, чтобы выбить двадцать пять досок. Сосредоточился, размахнулся и сильным ударом сломал все доски.

Трибуны заревели от восторга, но японец не собирался сдаваться. Он выступал после меня и поставил двадцать шесть досок. У него осталась последняя попытка и он еще имел шанс меня обогнать.

До этого Таназаки сломал двадцать две доски, причем видно было, что далось это ему нелегко, а сейчас он хотел и вовсе прыгнуть выше головы. Японец стоял минуты две перед досками, чтобы сконцентрироваться и все это время публика молчала, ожидая результата.

Наконец Таназаки заорал, как сумасшедший и мощным ударом сломал все доски. Зрители аплодировали и я тоже, потому что он выиграл заслуженно.

Перед тем, как началось кумитэ, ко мне подошел посол СССР во Франции Абрасимов Александр Валерианович. Пожилой седовласый мужчина, улыбчивый, располагающий к себе, в синем костюме.

— Как вы себя чувствуете, молодой человек? — спросил он. — Отлично? Мне сказали, что если кто и сможет прорваться на первое место, то это только вы. Карате для нас неизведанная территория, поэтому пока что только два претендента из нашей страны имеют шансы. Вы уж постарайтесь. Наверное, не знаете, скольких усилий стоило сюда пробиться, на этот чемпионат? Наше посольство потратило огромные ресурсы.

Я кивал, хотя так и подмывало ответить, что пусть получится, как получится. Иди они ко всем чертям, эти соревнования, потому что если мне о победе также будет напоминать каждый встречный, то я действительно могу перегореть.

Но ничего не поделаешь, придется терпеть. Все это время я продолжал держаться. Воспринимал все эти нажимы, как дополнительное испытание перед поединком.

Что только не приходится терпеть. Не только внешних врагов, но и внутренних, которые вот так любят капать по мозгам.

— Давайте, молодой человек, мы будем болеть за вас, всей дипломатической миссией, — сказал напоследок посол, пожал мне руку и похлопал по плечу. — Желаю удачи в бою.

И ушел. Я проводил его взглядом, а потом снова ушел в раздевалку и проделал дыхательные упражнения. Дышал глубоко и через нос, попеременно каждой ноздрей, чтобы обрести свой центр тандэн, где, согласно теории восточных боевых искусств, находится средоточие жизненных сил человека.

Точка, где аккумулируется ки и превращается в сверхсилу, направляемая каратистом в уязвимые точки на теле противника. Поначалу мысли о непосильном грузе ответственности не давали мне сосредоточиться.

А потом я снова решил работать по мере сил и возможностей. И не бояться поражения. Пусть будет, что будет.

Я открыл глаза, увидел перед собой белую стену, местами с извилинами трещин, резко выдохнул «Киай!» и ударил в твердую холодную поверхность. Постарался собрать все силы воедино.

Скрипнула дверь и в раздевалку заглянул Щепкин. Со стены осыпалась штукатурка.

— Ну, куда ты спрятался? Выходи, скоро твою фамилию объявят. Я его ищу везде, а он тут стены ломает.

Я поднялся с колен и направился к выходу.

Как всегда, стоило выйти из темной раздевалки, как шум и яркий свет стадиона на мгновение ослепили и оглушили меня. Интересные ощущения. Как будто попал из сонного леса к бурлящему водопаду.

Я огляделся, перед тем как идти к татами. Народу действительно полно. Спортзал имел форму прямоугольника. По длине шли десять рядов сидений, выше козырьки с еще пятью рядами, как минимум, все заполненные зрителями.

Многие болельщики размахивали флагами своих стран. Те, что сидели на первом ряду козырьков, вывешивали флаги перед собой. Заполняли пространство между нижним рядами и козырьками.

Крыша, кстати, сделана в виде из огромных витражей. Через них днем идет свет, а по вечерам зал освещают огромные прожекторы, расположенные двумя линиями под потолком.

Сейчас света достаточно, потому что он идет и сверху через потолок и через окна в торце здания. И еще включили прожекторы, так что весь зал залит ослепительным сиянием.

— Ну давай, вперед, — Щепкин спустился вниз по проходу, обернулся, поманил меня взмахом ладони. — Чего ты там застрял?

Я прошел дальше, разглядывая, что там творится на татами. Там уже выступал боец из Великобритании против француза.

О, знакомые лица. Это же Жак-малютка, я сразу узнал массивную фигуру. Несмотря на вес бегемота, он, тем не менее, двигался с грацией и изяществом.

Когда я спустился к нашим рядам, Жак стремительно атаковал и раздавил противника градом мае гери. Французские болельщики вскочили с кресел, бешено зааплодировали, закричали «La victoire!», то есть, победа.