— А ожерелье?

Наташа оттянула ворот футболки, показывая, что там ничего нет. Сказала совсем убито:

— Я отдала. Я сразу отдала. Я очень испугалась.

Антон вновь глянул на полог, навеса, нервно почесал кончик носа. Он словно не мог решиться что-то рассказать. Я решил его подтолкнуть:

— А кто к тебе приходил?

Он странно дернулся, мельком глянул на Нату. Ответил:

— Неважно. Но таких кошмаров, как она, я не видел. Все было, — он хмыкнул, — вполне даже ничего.

— Полог ты порезал? — Я решил, что хватит миндальничать.

— Не знаю, — с сомнением произнес парень, — но думаю, что я. Я все пытался открыть, хм, окно. А оно никак не открывалось. Пришлось подцеплять ножом.

И он смутился окончательно. Я не стал уточнять, куда в своих видениях он лез через окно. И так стало понятно, что привиделось ему нечто не вполне приличное. И при Наташе он об этом говорить стеснялся. Зачем парня было еще больше смущать? Совершенно незачем.

— Не нравится мне все это, — Наташа оглядела место нашей стоянки с тоской.

— А кому нравится? — Тоха философски поднял бровь. — Вот что, други мои, пойдемте-ка глянем, где наши остальные сотоварищи. Не находите, что вокруг слишком тихо? Живы они там вообще?

В этой мысли был резон. Палатки проверять решили по порядку. Первыми на очереди оказались владения Эдика и Юрки.

Полог оказался завязан изнутри. Из палатки не доносилось ни звука. Тоха коснулся тента костяшками пальцев, сделал вид, что стучится, и сказал:

— Тук-тук-тук. Хозяева, дома кто есть?

Сначала было тихо. Потом в недрах палатки кто-то взвизгнул:

— Отстань! Что тебе от меня надо? Я все отдал!

В конце фразы голос дал петуха. Находящийся внутри поперхнулся, закашлялся и заскулил на одной ноте. Страшно заскулил. Монотонно.

Меня пробрало до мурашек. Наташа сразу забыла свои проблемы.

— Юр! Юрочка, — закричала она, — что с тобой? Открой, это я.

— Кто я? — почти заплакали изнутри.

— Ната.

— Врешь! — голос опять дошел до визга, затих и превратился в скулеж.

— Юрочка, я не вру. Это я.

Тоха неожиданно все испортил. Какой черт дернул его за язык:

— Лучше скажи, герой, ты сапоги зачем в костер сунул?

Внутри словно взорвался вулкан.

— Уйди отсюда! Изыйди! Я все вернул тебе. Все!

Палатка заходила ходуном. Мгновением позже в том месте, где Тоха прислонил к тенту ладонь, ткань почти бесшумно разошлась, в прорехе сверкнуло лезвие, попало парню по руке. Ткань окрасилась темным.

— Черт! — взвыл Антон и отдернул руку. — Этот псих порезал меня!

— Ага! — донеслось изнутри. — Я тебя достал! Достал! Получил тварюга?

— Юра, Юрка, — запричитала Наташа. — Ты что, это же мы.

— Кто вы? — голос казался совсем безумным. — Мертвяки? Сколько вас тут? Сколько? Нет у меня больше сапог! Нет. Я все отдал. Я больше вам ничего не должен. Идите к себе. В свой Мирный. Уходите!

— Надо его оттуда вытаскивать. — заволновался Антон. — Как бы он чего не натворил. И Эдик, вашу мать, с Эдиком что? Где Эдик?

Как извлечь безумного Юрку из палатки, мы обсудить не успели. Он сам нашел выход — просто вспорол ткань ножом с другой стороны. Выпал наружу. Почти что голый — в трусах и майке. Босой. Бросился бежать, не замечая ничего на своем пути. Через кусты, напролом.

— Лови его! — прокричал я Тохе.

И тоже кинулся следом. Долго гоняться не пришлось. Юрка споткнулся сам. Отбил на ноге все пальцы. Упал ничком. Потерял нож. Завыл, застучал по земле кулаками.

Я бросился на него сверху, прижал всем телом. Тоха на миг задержался, отфутболил нож как можно дальше. Юрка затих. Только выл и плакал. Кричал два слова, повторяя их без конца:

— Не хочу, не хочу, не хочу…

Прибежала Наташа. Принесла веревку. Присмиревшего беглеца мы решили связать. Как следует. По рукам и ногам. Только потом мы с Тохой в четыре руки потащили его назад.

Юрка был тощий. Юрка был легкий. Он не вырывался, не пытался нам мешать. Висел безвольно и выл свое «Не хочу». И все.

Ната быстро расшнуровала вход. Внутри было пусто. Никаких следов Эдика. Ни живого, ни мертвого. Я почувствовал несказанное облегчение. Это было самой хорошей новостью сегодняшнего утра.

Юрку мы уложили в палатке. Наташа притащила откуда-то тонкий плед, укрыла парня сверху, погладила по голове. Тот быстро замолк и уснул. Словно его отключили.

Тоха слизнул с ребра ладони кровь. Внимательно глянул на рану.

— Хорошо, что промазал, — сказал он, — оцарапал только мальца. А мог бы…

Он махнул рукой. Потом наморщил лоб, вздохнул.

— Псих ненормальный. Эдькину палатку испортил.

Дыра и правда была знатная. Я попытался прикинуть, смогут ли девчонки ее заштопать, хотя бы на время.

— Зашьем, — прочла мои мысли Наташа. — А дома Эдик отдаст в ателье. Там починят.

— А сам Эдик где? — вдруг озарило меня.

Тоха помрачнел.

— Да черт его знает. Надо искать. Хорошо, что крови нигде не видать.

Еще бы не хорошо. Тоха уставился на Наташу. Сказал на этот раз без шуток:

— Так, радость наша, ты оставайся с ним. Следи, чтобы не развязался и еще чего-нибудь не натворил. Кажется мне, что с башкой у него дела совсем хреновые.

— Я посижу. — Наташа была совершенно серьезной. В ней не осталось ни следа от обычной надменности и чувства собственного превосходства. — Не волнуйтесь. Идите, ищите остальных. Вдруг Эдику нужна помощь.

Эдик обнаружился в третьей по счету палатке. Кроме него там была еще Зиночка. Ребята спали. Как и мы с Наташей, полностью обутые и одетые.

Я нагнулся, потряс девушку за плечо. Проснулась она не сразу. Сначала пыталась оттолкнуть мою руку, потом вдруг открыла глаза и сразу села.

Тоха не смог удержаться от ехидного замечания:

— Ого, — он кивнул на Дрыхнущего Эдика, — вас можно поздравить, молодняк? Я думал, что Эдька никогда не решится.

Зиночка глянула затравленно, опустила взгляд.

— Не знаю. — Зиночка поняла, что это звучит двусмысленно, и пояснила: — Я не знаю, откуда он здесь взялся. Не помню…

Эдик неожиданно захрапел. Повернулся на бок, подтянул колени к животу и выдал вполне внятно:

— Вон пошел. Я ее в обиду не дам. Нечего ей у мертвяков…

Зиночка вытащила глазищи, прикрыла рот ладошкой. Тоха ухмыльнулся.

— Да у вас тут Шекспировские страсти кипят.

А потом несильно пихнул Эдика в бок мыском кеда.

— Эй, доблестный рыцарь, просыпайся!

Эдик забарахтался, открыл глаза и сразу прищурился. Но и так стало понятно, что зрачки у него, как и у Наташи, громадные. За ними совсем не видно голубого цвета глаз.

Я бросил взгляд на Тоху. А у него? Что у него с глазами? И не смог разобрать. Парень по жизни был обладателем чернющих цыганских очей. Даже если зрачки у него расширились, мне этого было не видно. А вот у Зиночки наблюдалась все та же проблема.

Я сделал себе в памяти заметку. Отложил странный факт на потом. Должно же быть этому какое-то разумное объяснение? Должно, иначе просто не бывает.

— Ты что тут забыл, герой? — продолжил допрос Антон.

В этом месте Эдик смутился, промямлил нечто невразумительное и замолк. Зиночка густо покраснела. Антом пихнул парня:

— Подвинься.

И опустился рядом.

— Дети мои, — сказал задушевно, — к вам тоже гости приходили?

Эдик с Зиночкой переглянулись, но промолчали. Тоха сделал выводы продолжил:

— Ничего не бойтесь. Дядя Антон сегодня добрый. Все понимает. Всех выслушивает. — Он неожиданно заржал. — Мне сегодня чего только не рассказали.

На этом месте парень ткнул пальцем в мою сторону.

— Этот вон у костра с призраками в карты играл.

Я подумал: «Не знаешь ты Тоха самого главного. Если бы только в карты!» Но вслух говорить ничего не стал. Незачем. Антон между тем продолжал:

— К нашей Наташе сам хозяин пожаловал. Требовал отдать ожерелье. Щеку подрал. — он чуть помолчал. — Сильно подрал. Ее бы обработать.