Она с силой опустила крышку сканера. Я услышала ее удаляющиеся шаги, почувствовала слабую вибрацию и замерла.

В голове была каша – слишком уж много событий для одного дня. Доктор Ланге ставит на мне какой-то эксперимент? Хочет доказать, что хорошего медиатора можно сделать из кого угодно? Только… зачем ему много медиаторов? Импланты – удовольствие недешевое, мне даже представить страшно, сколько денег ушло на одного Детлефа. Тут всего четверо тех, кому медиатор и правда нужен – Коди, Петер, Детлеф и Аре. Ну, может, еще Талеш с его новыми глазами и Волчек, которому заменят ноги. Ладно, шестеро. А медиаторов трое. Более чем достаточно.

Насколько он собирается расширять программу? Какой у него вообще бюджет?

– Вылезай, – скомандовала доктор Эйсуле.

– Зачем ему много медиаторов? – выпалила я, едва крышка сканера поднялась.

– Сядь, – она указала своей птичьей лапой на кресло, явно не собираясь отвечать.

Я села.

– Зачем? – повторила я. – Мы нужны таким, как… как Петер. Чтобы они не сорвались. Правильно? Но их же немного.

Доктор Эйсуле и Олли обменялись взглядами. Они обе знали что-то такое, чего я не знала.

– Вы нужны, – сказала наконец Эйсуле, – таким, как доктор Ланге. Таким, как полковник Валлерт. Чтобы, когда он отдает приказ – любой приказ, – никому и в голову не пришло ослушаться. Чтобы никто не испугался, не побежал. Чтобы все отряды действовали скоординировано, чтобы никто не попал под дружественный огонь.

Я смотрела на нее и молчала. Значит, все это, все, что происходит на этой базе, все, в чем я участвую, затевалось ради медиаторов?

– О чем ты думала, когда тренировалась? – спросила доктор Эйсуле с усмешкой.

На этот раз она, кажется, ждала ответа, так что я сказала:

– Ну, что мы тестируем новые импланты. И чтобы не получилось как в Караге…

– Как в Караге… Чем, по-твоему, отличается Петер от солдата, обвешанного броней, оружием и датчиками? Может, только большей мобильностью. Да, мы тестируем, но максимальная нагрузка, которую способен выдержать мозг, давно известна. И большинству солдат не нужны импланты, чтобы эффективно убивать. Достаточно минимальных мышечных усилителей, чтобы тащить на себе гору железа. Помнишь Десятидневную блокаду?

– Да. Мы недавно как раз фильм…

– Это могла бы быть десятиминутная блокада. Всего один предатель, или один трус, или один дурак – и сотни человеческих жизней потеряны. Если эта история чему-то нас и научила, так это тому, как важно контролировать ситуацию и не дать кому-то отклониться от плана, нарушить приказ. Поэтому полковнику Валлерту нужны такие как ты и рядовой Келемен.

– И как Эрика, – добавила я шепотом просто ради справедливости.

– Северин? Да, сейчас он закончит с тобой и предложит ей вдохнуть токсин. Полагаю, она согласится. Амбициозная девочка. Нагни голову. Ольга, у тебя все готово?

Доктор Ланге предложит Эрике вдохнуть FX? Мне словно льда сыпанули за шиворот. Конечно, Эрика согласится. Она на все согласится, чтобы стать хорошим медиатором.

– Что, думаешь, солдат, лишенный свободы воли, не сможет сориентироваться в экстремальной обстановке? – сказала доктор Эйсуле, хотя я ничего такого не думала. – Полагаешь, марионетки сражаются хуже? Но им не нужно быть марионетками. Достаточно, чтобы ты передавала им приказы – быстро и точно – и не давала их нарушать. Убирала страх и неуверенность. Я видела отчеты с учений. У тебя это хорошо получается. У Северин хуже, у Келемена лучше. Но чтобы и дальше все получалось, нужно не дать Ланге все испортить.

Я почувствовала слабую боль и холод, поднимающийся по затылку вверх. Я ждала, что сейчас все расплывется перед глазами, как в прошлый раз, но все закончилось через несколько секунд.

– Я ввожу тебе минимальную дозу. Этого недостаточно, но лучше, чем ничего. И Ланге не заметит. У тебя будет кружиться голова – постарайся этого не показывать. И вообще веди себя как обычно. Если кто-то спросит, зачем вызывали – скажешь, что Ольга волновалась из-за твоей реакции на дельту. Все, иди. Ольга, проводи ее.

Олли потянула меня за руку. Мы вышли, и, обернувшись, я видела, как доктор Эйсуле тщательно убирает кабинет – чтобы никто не заметил, что мы там были.

Я пожалела, что не сказала ей спасибо. Все-таки она рисковала, чтобы помочь мне. Может, конечно, доктор Ланге и прав, и мой мозг сам компенсирует нанесенный ему ущерб, отрастит какой-нибудь новый кусок, я и не замечу. А вдруг нет? Борген Кару говорил, остальные, те, кто вдохнул FX, умерли. Знает ли об этом доктор Ланге? Или все так засекречено, что даже ему об этом не сказали? Полковник Валлерт хотя бы в курсе?

Если они предложат Эрике пойти по моему пути – станет ли доктор Эйсуле помогать и ей?

Я могла бы рассказать им то, что узнала от Боргена Кару. Могла бы предотвратить это, спасти Эрику и себя заодно, начать получать лекарство на законных основаниях. Вот только Боргену тогда конец. А он пообещал мне придумать лекарство для Тенны.

Можно рассказать только Эрике, предупредить ее, чтобы не соглашалась на предложение Ланге. Но я не уверена, что она не расскажет об этом кому-то еще.

Я прикусила губу так, что во рту появился металлический привкус. Мне снова нужно было это делать – выбирать, чья жизнь важнее, прикидывать, насколько оправдан риск.

Голова кружилась, но, по крайней мере, я могла идти. Олли довела меня до выхода и открыла дверь. Я прошла пару шагов и остановилась. Передо мной стоял сержант Хольт.

– Нет, – пробормотала я. – Только не это.

– В чем дело, Корто?

Кажется, я опять говорила словно с набитым ртом. И опять меня несло – я совершенно не контролировала слова, которые у меня вырывались.

– Только не вы, – сказала я.

– Шевелись, Корто. До вечерней проверки пять минут. По дороге как раз расскажешь, какие у тебя ко мне претензии.

Я послушно пошла вперед.

И почему доктор Эйсуле не велела Олли проводить меня до самой комнаты? Почему они вообще не оставили меня в желтой зоне до утра?

– Чего вы ко мне всегда придираетесь? – говорила я, понимая, что мне конец, но остановиться не могла. – Вы меня ненавидите. Всегда мне делаете гадости. За что?

– Ты соображаешь, с кем говоришь, Корто?

– Вы мне дали плохой респиратор!

– Что? – переспросил Хольт.

Мне вдруг стало так обидно, так жалко себя, что против воли у меня потекли слезы.

– Респиратор, – произнесла я по буквам, – без фильтров. Специально, чтобы я надышалась отравы. И плохо все сделала. Прямо на глазах у доктора Ланге. Специально!

Хольт остановился. Мы были уже у самого корпуса зеленой зоны.

– Заткнись, Корто. Закрой рот и больше ни звука.

Я послушно замолчала, но слезы все так же текли. Сейчас он заставит меня отжиматься, это точно.

Но сержант Хольт повел себя неожиданным образом. Потом я даже думала, что это была галлюцинация. До самой истории в пустошах я так думала, слишком странным это было – даже на фоне всех остальных событий того дня.

Потому что он повернулся и, глядя мне в глаза, сказал:

– Я тебе жизнь спасаю.

А потом просто развернулся и ушел.

Вскоре «Ин урма Эва» вновь дали о себе знать.

Наша группа как раз вернулась с вечерней пробежки, все как один взмыленные и злые – Хольт придрался к Мартину Талешу, который только-только вышел и желтой зоны и восстанавливался после травмы. Его глаза – сиреневые, переливающиеся, похожие на опалы – делали лицо слегка инопланетным, но вот чтобы приспособиться к новому зрению, требовалось время. Хольт об этом ничего знать не хотел и, следуя своему принципу за ошибку одного наказывать всех, заставил меня, Детлефа, Талеша, Алекса Унгвере, Иржи Гальского и временно переведенного к нам Тима Ройтблата, того, что здорово волок во всякой математике, бежать лишних пять километров.

Он орал на меня как обычно, вел себя как обычно, и вмазать ему хотелось тоже как обычно, и в конце концов я решила, что мне все это просто померещилось. Хольт, который относится ко мне по-человечески, был так же реален, как пятно на потолке, превратившееся в лису.