– Хорошая новость, – сказал Ди, – заключается в том, что Галаш действительно создал оружие, с которым не смог справиться. Измененные в Караге и правда потеряли связь с операторами и остались без контроля.

Я посмотрела на него так, что он замолчал на полуслове.

Мы сидели на лестнице, которая поднималась к грязному двору с обратной стороны здания, и ждали, пока Кару закончит свой допрос, потому что потом он обещал сказать мне что-то важное. Лично я уже и так услышала больше, чем хотелось бы, и мне нужно было сперва переварить всю эту историю. Про человека, который так сильно ненавидел Измененных, что превратил свое тело в транслятор, чтобы убить их создательницу. Про женщину, которая так восхищалась своими созданиями, что превратила любимого человека в одно из них. А конец истории я знала и без рассказов Джехоны: пока его боевая группа взрывала лабораторию, Амелия Лукаш пыталась его спасти. Что ж, спасибо ей за это.

Кару расспрашивал капитана основательно. Его интересовали буквально все мелочи: сколько он видел людей в лаборатории, откуда доставляли баллоны с газом, куда увозили Измененных, что за таинственный полигон, на который их время от времени отправляли, и что они там делали…

Джехона добросовестно отвечал: народу в лаборатории было много, занимались они – кроме Измененных – еще какими-то разработками для военных, в частности, он видел экзоскелеты, а Лукаш упоминала в разговорах броню и специальную пропитку для защитных костюмов, а вот импланты привозили откуда-то еще, и сам он полагал, что компания, которая их делала, об Измененных ничего не знала, просто выполняла заказ, все грузы прибывали со стороны Чарны по тоннелю, полигон тоже где-то там – сам он до него так и не дошел, а может, и дошел, но не помнит этого, но, по его сведениям, на полигоне проверяли реакции и работу имплантов, и кстати, в лаборатории были и операторы, и операторов было хорошо видно – поведением они сильно отличались от остальных, а из тоннеля есть несколько выходов на поверхность, в том числе и те, что не значатся на планах – через старые шахты, и вот именно так они в тоннель и попали – через неохраняемые выходы, а двери в основной комплекс он открыл – по крайней мере, так он считает, последнее его воспоминание – когда он пришел в лабораторию с уже вшитым в гортань передатчиком, но активировать его не успел, хотел дождаться ночи, когда в лаборатории будет поменьше людей, а Амелия Лукаш усадила его в кресло установки «Голос» и что-то вколола – он понятия не имел, что его должны отключить, но раз лаборатория уничтожена…

Я быстро устала и, поверив Нико, что Джехона ничего не поломает, забрала свой комм и позвала Ди на улицу – перекурить и проветрить голову. От рассказов Джехоны у меня внутри все сводило. Особенно когда он начал рассказывать о своей группе. Десять человек, подумала я. Четверо его бывших сослуживцев – тех, кто уцелел в войну, еще двое – тех, кто прибились позже, врач – наверное, такой же, как Ворон, двое связных. И он сам – капитан Владимир Джехона, позывной «джин-тоник», который так никогда по-настоящему и не вернулся с того боя под Карагой. Все они готовы были умереть ради того, чтобы Измененных больше не было, и все, надо думать, и умерли – кроме одной девчонки, которую он зачем-то отправил в Чарну.

– А он ведь не знает, – вдруг поняла я.

Ди повернулся ко мне.

– Джехона, – пояснила я. – Он не знает, что уничтожил не только лабораторию, но и весь город заодно. Не будем ему говорить, ладно?

– Жалеешь?

– Вот еще. Просто ему, кажется, и так хватило. Только бы Кару не проболтался.

Ди помолчал, затушил сигарету о ступеньку. В полумраке разлетелись искры.

– Ты же понимаешь, что этот Джехона в своем нынешнем состоянии не испытывает эмоций, правда?

– С чего ты взял?

– Потому что эмоции – это гормоны, биохимия, всякие процессы в мозге. А у него нет ни единого органа, который мог бы быть в этом задействован.

– А давно ты стал таким специалистом по этим скопированным личностям? – возмутилась я.

– Даже сам Джехона сказал, что это имитация мыслительной деятельности, – продолжил Ди, не замечая, что я готова взорваться. – А он точно понимает в этом больше, чем любой из нас, даже Кару.

– Ни хрена подобного, – сказала я зло. – Вообще это не похоже на имитацию.

– Ругаетесь? – перебила меня непонятно откуда появившаяся Эме.

Я отвернулась. Подруга села рядом с нами на ступеньки.

– А я там такого наслушалась! Этот хрен, которого вы притащили, он вообще больной.

– Который из них? – уточнил Ди.

– Живой, – пояснила Эме. – Он этому, дохлому, сейчас втирает, что где-то до сих пор делают этих сраных киборгов, что, мол, план его со взрывом был говно.

– Борген Кару говорит капитану Джехоне, что где-то делают Измененных? – поразилась я. – А откуда он это взял?

– Ну я же говорю – больной, – кивнула Эме.

– Не такой уж и больной, – покачала я головой.

– А ты ему говорила про наши предположения? – спросил Ди.

– Нет. Может, Теодор проболтался. А может, он и правда что-то знает.

– А может, вы и мне что-нибудь расскажете? – разозлилась Эме.

– Извини. В общем, в Вессеме кто-то побывал уже после всего и, похоже, снял оборудование, которое там было. Мы подумали, что это мог быть кто-то, кто собирается продолжить… ну, вот это все.

– А вы не предположили, что это Нико или еще кто-то пришел и все там свинтил? – насмешливо спросила Эме.

Я почувствовала себя глупо.

– Нет, – ответила я. – Этого мы, к сожалению, не предположили.

– Ну и зря. Ты думаешь, что, когда там все взорвалось, люди только к нам помаршировали стройными колоннами? Они как тараканы разбежались во все стороны. Там на северо-востоке Озерувиц, а если правее взять, будет Селиполь, дальше Нова-Ветка, потом там еще что-то есть. Думаешь, там никто ничего не знает про Вессем? Так что поверь, есть кому там полазать, бредит ваш Кару.

Я почувствовала, как внутри разжимается пружина. Даже злость на Ди – что это вообще за теория, что скопированные личности совсем даже и не личности? – поутихла.

– Может, вернемся? – предложила я, наблюдая, как Эме в две затяжки скуривает сигарету и столбик пепла рассыпается, сливаясь с бетоном. – Холодно становится.

– А может, потом накатим? – с энтузиазмом предложила Эме.

– Джин-тоник, – пробормотала я, поднимаясь со ступенек.

– Можно, – кивнула она. – Крутой у него позывной. Я бы себе тогда взяла «Кровавая Мэри».

– Я думаю, это потому, что «джин-тоник» звучит похоже на фамилию Джехона, – заметил Ди.

– И что, это должно мне помешать взять позывной «Кровавая Мэри»? – раздраженно ответила Эме и дернула дверь на себя.

Мы гуськом двинулись кабинету Ворона.

– Кровавая Эме, – усмехнулся Ди.

– Слушай, умник, ты себе-то придумай крутой позывной!

– Можно только коктейли?

– Нет, – великодушно разрешила Эме. – Любой алкоголь.

– Виски, – сказал он.

– Банально, – фыркнула Эме.

– Тогда «Стингер».

– «Стингер»? Заедать водку мятной карамелькой – это не «Стингер».

– Я буду звать тебя Кровавой Эме до конца твоих дней, – пообещал Ди. – Рета, а твой позывной?

– Джин-тоник занят, – пожала я плечами. – Так что не знаю.

Мы завалились к Ворону и уселись прежним порядком на его операционный стол.

– «Шанхай», – предложила Эме. – Георге так называет свой самогон из водорослей – помнишь, мы пили, когда ты из тюрьмы вышла?

Кару повернулся и уставился на нас, забыв, чем занимался.

– Предпочла бы не вспоминать, – ответила я.

– «Ирландская автомобильная бомба», – выдал Ди свой вариант.

– Чего во мне ирландского? – помотала я головой. – К тому же это слишком длинно. Обойдусь пока без позывного. Борген, вы тут закончили или нет?

– Да, почти, – кивнул он и снова повернулся к экрану, на котором с безумной скоростью появлялся какой-то текст.