Опустивший на корточки, я погладила мокрые камни и скользкие водоросли, дотронулась до воды. Она оказалась ледяной, но неожиданно от этого мокрого холода мне стало легче.

Не успев ни о чем подумать, я скинула ботинки и носки, стянула и бросила на землю куртку, майку и штаны, сверху положила нижнее белье и вошла в воду.

Ноги тут же свело, но я не продолжила идти. Шаг, другой – и вот я уже по пояс в ледяной воде, еще шаг – от холода перехватило дыхание. Я погрузилась по плечи, и сердце едва не остановилось.

Но мне определенно становилось лучше.

– Я вода, – сказала я вслух, сжала зубы и окунулась с головой.

Плавать я не умела. Я просто зависла посреди темноты, в ушах шумело, холод постепенно уходил, и не было ни «Мадженты», ни доктора Ланге, ни Рейниса с его ментальными лезвиями, ни страха, не было ничего, только я и вода, и мне было хорошо – пока вдруг какая-то сила не рванула меня вверх.

От неожиданности я закричала и сразу наглоталась воды. Но тут сработали рефлексы, вколоченные в меня сержантом Дале на дополнительных занятиях, и, развернувшись, я резко выбросила кулак вперед и вверх.

Мой кулак врезался в чей-то нос, человек отпрянул, выпустив меня, и с некоторым удивлением я увидела перед собой полностью одетого мокрого Петера.

– Ты что творишь?! – возмутилась я, пытаясь откашляться.

– Я думал, ты тонешь, – сказал он.

– Ты ненормальный? – я вырвалась из его рук и медленно побрела к берегу.

Судя по звуку, Петер пошел следом.

– Ты долго была под водой.

– А ты что, за мной следил? Я, блин, медиатор. Мне надо всякую чушь делать. Чтобы не было дери… лизации, понял? Если увидишь, как я сосновые иголки жру, будешь их у меня изо рта доставать?!

– Прости, – сказал Петер, помолчав.

Я наконец выбралась на берег, вытерлась футболкой и принялась натягивать одежду. Меня колотила крупная дрожь. Петер стоял, отвернувшись и глядя на огоньки на горизонте. Его тоже трясло. Камни под его ногами стали темными и блестящими.

Кинулся меня спасать, надо же. Даже ботинки не снял.

– Я испугалась, – сказала я. – Думала, что схожу с ума. Мне нужны были очень сильные ощущения, чтобы это перебить. Да повернись уже, что я с твоей спиной разговариваю? Я обычно разное делаю, чтобы придти в себя. Но в этот раз ничего не помогало. И я подумала… Знаешь, я ведь ее видела, – сказала я шепотом.

– Кого? – спросил Петер.

Он так и стоял ко мне спиной.

Здесь не было камер, и даже если мой трекер передает информацию – прямо сейчас меня вряд ли кто-то слушает.

– Ту девушку. Медиатора. Которая была до меня и Эрики.

Теперь Петер резко обернулся и посмотрел на меня.

– Нет, – покачал он головой. – Зачем ты так? Я же знаю, что она… Что ее нет в живых.

– С чего ты это взял?

– Я знаю.

– Поверь, она жива. Лежит в желтой зоне, с трубкой во рту и заклеенными глазами. Но она все еще медиатор. И очень сильный. Она все время пытается связаться с кем-то.

Петер, кажется, сделал всего один шаг, но оказался очень близко ко мне.

– Откуда ты это узнала?

– Я там была. Случайно. Это было в тот день, когда... Ну, на полигоне, помнишь? Потом, вечером, мне стало плохо, я пошла за помощью в желтую зону и спустилась ниже, чем надо было. Я чувствовала, что она там. Чувствовала ее присутствие. Но, знаешь… Это было очень страшно. Она была как серый туман, который тянется к тебе, тянется… Я сбежала. Я не знаю, чего она хотела, но я уверена – она все еще пытается что-то сделать. Кого-то зовет.

Я не видела лицо Петера в темноте, но слышала его дыхание.

– А сегодня я испугалась, что еще немного – и я стану как она. Я же не знаю, что происходит с медиаторами. Может, от меня ничего не останется. Только серый туман, который растекается по коридорам желтой зоны. Я тоже буду вот так лежать и звать хоть кого-нибудь, а никто не придет. Поэтому я полезла в воду.

Петер вдруг обнял меня, притянул к себе, и я удивилась, но в следующую секунду поняла, что он обнимает не меня. Для него на моем месте сейчас Ива.

– С тобой этого не произойдет, – сказал он тихо.

– Откуда тебе знать?

– Потому что это… Это не из-за экспериментов.

– Тогда из-за чего? Слушай, расскажи мне, я тебя очень прошу! Мне страшно, понимаешь? Каждый раз, когда мне вкалывают стимулятор, я боюсь, что уже не очнусь. Если ты знаешь, почему с ней это случилось, пожалуйста, скажи мне!

Петер молчал, и я тоже. Все, что я могла сказать ему, я уже сказала. Теперь он либо расскажет мне правду про Иву, либо этот разговор продолжать бесполезно.

Моя одежда пропиталась водой. Мы оба дрожали от холода. Нужно было возвращаться в лагерь. Я готова была признать свое поражение, как вдруг Петер отстранился и спросил:

– Ты когда-нибудь слышала про заброшенный город, который называется Вессем?

Ни у кого из них не было семьи. Петер рос в детском доме в Озерувице, Андрюс – в Нова-Ветке, Райнгольд – в Адарме, Ива – в Тополячеке. Они познакомились уже на военной базе, уже после того, как согласились участвовать в эксперименте и подписали все необходимые бумаги, после того, как были проведены первые операции.

Райнгольд пострадал сильнее всех. Он был самым старшим, работал со взрывчаткой уже три года, и в его характеристике были слова «серьезный» и «внимательный», когда он совершил ту свою ошибку – первую и чуть не ставшую последней. Он поначалу производил на Петера жутковатое впечатление. Правая половина его лица была закрыта искусственной кожей, искусственными были его глаза, и частично руки и ноги. Искусственным был даже голос. И еще он все время путал слова, мог сказать «мороженое» вместо «хорошее» или «осколки» вместо «футболки». Когда Райнгольду предложили участие в проекте, то стандартную форму пришлось заполнять позже. А тогда в госпитале он едва смог кивнуть.

Андрюс сжег легкие, потому что при маркировке бочек кто-то перепутал коды машинного масла и отравляющего вещества. Он успел только вскрыть ту бочку и смазать несколько деталей. Андрюс подписывал согласие, задыхаясь и отплевываясь кровью. Позже оказалось, что и сетчатку тоже сожгло. Если он и переживал по этому поводу, то не слишком. Ему, казалось, вообще все было нипочем. За работой он всегда едва слышно мурлыкал что-то себе под нос. Он бы с радостью вернулся в гараж своей воинской части, ремонтировать любимые вездеходки, но раз теперь надо быть здесь – что же, он и здесь будет с радостью.

Про самого Петера можно было сказать, что он легко отделался – его глаза были при нем, из-под кожи не просвечивала сетка, но в той аварии, после которой остальные бойцы ушли на своих ногах, металлический прут воткнулся ему прямо в грудь, задев сердце и сломав позвоночник.

А еще была Ива. Когда она смотрела Петеру в глаза, ему казалось, что в его сердце снова втыкается что-то острое. Он бы умер за нее, если потребуется.

И не только он. Андрюс и Райнгольд тоже. Когда она подключалась к ним троим – легко, словно с детства этому училась, – он иногда слышал отголоски их эмоций.

Он бы никогда не смог сказать ей, что чувствует, но она, конечно, знала. Она все про них знала.

И доктор Эйсуле тоже знала. Однажды он слышал, как она говорила этому доктору-немцу, что их реакция называется «перенос». Как будто это что-то ненастоящее.

Что она вообще понимала.

А потом немец и доктор Эйсуле поссорились, как раз перед тем, как полковник Валлерт вызвал их к себе и сказал, что для них четверых есть важное задание.

Позже Андрюс припомнил, что еще в детстве слышал про Вессем – мол, там случилось что-то ужасное и таинственное, даже, пожалуй, зловещее, правда, подробностей он вспомнить не смог. А Райнгольд сказал, что это и не важно – полковник Валлерт же уже объяснил им, что там, в старых шахтах под городом, прятались остатки армии Возрождения Нации, террористы, которые сумели забаррикадироваться и подорвать себя, когда их все же обнаружили. Террористы пытались воссоздать Измененных, так что туда им и дорога. Террористов Петеру жалко не было. Плохо было то, что все это так и осталось забаррикадированным под городом. Устройство этих тоннелей таково, что тяжелую технику для разбора завалов туда спустить невозможно. А силами обычных людей эти тонны камня не сдвинуть. Поэтому им четверым предстоит сделать то, что не смог сделать никто до них – спуститься вниз, осмотреться и вынести все, что там осталось. Если там и вправду есть Измененные, их тоже нужно доставить на поверхность – разумеется, чтобы затем уничтожить. Никто, кроме них, во всем мире не сможет справиться с этой задачей.