Он очнулся, когда уже совсем рассвело, и несколько часов просто сидел на одном месте, обхватив голову руками и не двигаясь, пока его не нашел сержант Хольт. Дорогу до военной базы он не запомнил.
Зато он помнил, как в желтой зоне, в одной из этих гигантских операционных, увидел тела Андрюса и Райнгольда. Он, правда, не сразу понял, что это тела, – перед глазами все расплывалось, и даже успел обрадоваться, но затем заметил, как фигуры в белом, почему-то светящиеся и похожие на ангелов, снимают с них импланты, и тогда-то он и понял, почему импланты им больше не понадобятся.
Слух тоже вернулся не полностью, но голоса доктора Эйсуле и доктора Ланге он узнал. Они снова ругались, правда он улавливал лишь обрывки этой ссоры.
– …говорила вам, что нельзя так интенсивно нагружать…
– …нестабильная нейроактивность…
– …я вам еще в прошлый раз говорила, но тот случай вас так ничему и не…
– …прошлая группа показала…
– …это вам не расходный материал…
– …их импланты установят следующим…
– …даже если они жить не могут без имплантов, и где вы возьмете столько добровольцев…
– …главное – подчеркнуть, насколько положение модификантов лучше, чем…
– …вы за это ответите…
– …медикаментозная кома, пока не поймем…
– …а девочку вам не жалко?!
Это они про Иву, понял Петер, но тут один из ангелов приблизился и к нему.
Стойте, я же еще жив, хотел сказать Петер, но не смог, а потом на лицо ему опустилась прозрачная маска.
Когда он пришел в себя в следующий раз, в его палате был сам полковник Валлерт.
– Ты молодец, сынок, – сказал он. – Цера никогда не забудет того, что вы для нее сделали.
– Что случилось? – едва смог спросить Петер.
Взгляд полковника стал совсем тяжелым.
– Возрождение Нации продолжает убивать наших солдат даже сто лет спустя. Сработала одна из старых ловушек террористов, наши ученые сейчас разбираются с этим. Мне жаль твоих друзей. Что ты помнишь?
– Почти ничего, – ответил Петер. – Ива, наш медиатор, она… С ней что-то произошло.
Он, как мог, описал то, что видел и чувствовал, пока Ива сходила с ума и убивала их.
– Что потом? – спросил Валлерт, кивнув. – Что еще ты помнишь после того, как ловушка сработала?
– В основном темноту. Еще помню, что было очень больно. Значит, Ива, Андрюс, Райнгольд, они?..
– Мне жаль, – повторил полковник Валлерт, положив руку ему на плечо. – Ты ни с кем не должен обсуждать то, что произошло. Эти сведения не должны попасть к нашему врагу, к террористам из «Ин урма Эва».
– Так точно.
Петер попытался сесть, но руки двигались как-то странно. В плечах что-то мешало и болело, и, извернувшись, он увидел металлические пластины и сетчатую кожу. Такие же импланты были у Райнгольда. Может быть, эти же самые.
– Ты получил ранение, – сказал полковник, заметив его взгляд. – Разумеется, ты будешь приставлен к награде. Как и твои погибшие сослуживцы.
За них некому будет получить эти награды, подумал Петер. Ни у кого из нас нет семьи. Никому и дела нет до того, как они погибли. Ива никогда не будет смеяться, резать яблоки, никогда не выйдет в сад, чтобы позвать детей ужинать…
Он прикрыл глаза, чтобы не начать плакать прямо при полковнике, а когда открыл их снова, его уже не было.
Вскоре оказалось, что в отделении появились еще двое, которые теперь тоже пытаются освоиться с имплантами, проходя через все то, через что он сам проходил несколько месяцев назад. Он мог бы помочь им, подсказать что-то, но заставить себя общаться с ними не мог. Черная маслянистая пленка, которая покрыла его изнутри в Вессеме, никуда не желала деваться. И не было Ивы, чтобы помочь ему от нее избавиться. Вместо Ивы теперь была другая девушка, и никакого запаха яблок. Ему каждый раз словно нож втыкали в голову.
Но потом он понял, что это даже к лучшему. Она не Ива, ни капельки на нее не похожа, но будь они похожи – он бы не выдержал. А так – можно тренироваться, выполнять приказы. Держать себя в руках. Получать новые и новые импланты.
Так и было, пока не появилась вторая девушка. Она тоже не была похожа на Иву. Внешне – двух менее похожих людей еще поискать. Ива – невысокая, темноволосая, улыбчивая. Гибкая, как ивовый прутик. Красивая. Нежная. И эта девушка – высокая, почти как он сам, широкоплечая, с короткими белесыми волосами, резкая в движениях, грубоватая. До первой медиаторской сессии он ничего такого и не замечал. Да и потом – не было запаха яблок, не было мерцания. Но был тихий шелест, и чувство, которое он испытывал рядом с Ивой – что рядом с тобой кто-то близкий. Что у тебя есть семья.
Глава 15
– Так что это была какая-то ловушка, одна из тех, что оставляли тут войска Возрождения Нации. Если бы не это… Тебе не о чем беспокоиться.
Я кивнула.
Мне совершенно точно было о чем беспокоиться.
По дороге в лагерь картинка в моей голове собиралась, как пазл. Полковник Валлерт точно знал, что лаборатория принадлежала Альянсу, и врал Петеру и этим его друзьям, как их там. И с их помощью получил часть оборудования и, по всей видимости, записи доктора Лукаш, те, что хранились в электронном виде. Теперь, когда доктора Эйсуле с ее правилом про безнадежных и умирающих куда-то задвинули, герр доктор сможет развернуться – вряд ли кто-то из отделения Дале откажется принимать импланты, слишком им надоело быть мальчиками для битья, слишком долго все вокруг подчеркивали, что солдаты без модификаций – это солдаты второго сорта.
Но что они собираются делать дальше? В чем я участвую?
Ведь закон, основанный на Манифесте Феникса, никуда не делся, и ограничения, налагаемые нашим собственным мозгом, тоже.
Коди уже искал меня и очень удивился, что мы с Петером вернулись все мокрые. За те полчаса, что нас не было, все перезнакомились и теперь жгли общий костер. Ханнеле оставили в покое – оказалось, что у нее в Северном Союзе остался жених. Биргит разделывала топором здоровенное сухое бревно и пела – голос у нее оказался хоть и низким, но очень приятным. Детлеф болтал о чем-то с незнакомым парнем. Раздался рев раненой гиены – это Талеш смеялся на чьей-то шуткой. Я мало знала об армии и учениях, но это уже была атмосфера какого-то летнего лагеря. Может быть, так и надо?
Следующие несколько дней я так и этак крутила в голове все, что узнала. С Петером я на эту тему больше не разговаривала, и ни с кем другим тоже.
Карим говорил, что наши тренировки по последовательному переключению между бойцами – это тренировки для всех участников. Кураторы должны действовать слаженно и эффективно, не просто не ошибаться, выполняя распоряжения начальства, а делать все наилучшим образом. Солдаты должны учиться взаимодействовать с нами, понимать нас, воспринимать информацию. И тренироваться надо каждую свободную минуту.
Так что почти все время я проводила в медицинском куполе. Нас разбили на группы, в которых мы работали постоянно – как сказал Карим, чтобы лучше адаптироваться. Мне не повезло – Коди оказался в группе Эрики, не знаю, как она сумела добиться своего. И повезло одновременно – в моей группе были Детлеф и Талеш и не было ни Рейниса, ни его приятеля, который напоминал мокрый картон, ни Каукса.
К обычным тренировкам, которыми сержант Хольт изводил нас на базе и в которых мне тоже приходилось участвовать, добавилось ориентирование на местности, маскировка и прочая беготня по лесу, за которой я наблюдала чужими глазами.
– Занять позиции! – орал Хольт. – Ползком! Ползком, я сказал, Ленц, ниже голову! Корто, ползаешь как слизняк, шевелись! За дерево! Это маленькое дерево может спасти тебе жизнь. Гальский, сколько раз говорить – при перевязке занимаешь положение за трехсотым! Сортировка раненых, вашу мать, чем вы слушали, жопой?..
В пяти километрах нашлась скала, и сержанты через день заставляли забираться на ее вершину. И тут оказалось, что Талеш из моей группы боится высоты. Он никак этого не показывал – наоборот, лез первым, чтобы никто не догадался.