Болдырев, как добросовестный ученик Косыгина, начал с того, что «собрал все справочники, ОСТы, ГОСТы и технические условия по инженерной технике и составил по всей номенклатуре свой сводный справочник с указанием норм расхода материалов на изготовление этой техники и саперного имущества».

На «первом же рассмотрении у Косыгина проекта плана поставок на III квартал 1941 года М. П. Воробьев прервал доклад Болдырева и заметил, что для понтонных парков недодано 600 тонн металла. Алексей Николаевич вопросительно посмотрел на Болдырева.

— Все правильно, — сказал Болдырев. — Вот справка об обеспечении понтонных парков металлом. По договоренности с Госпланом в ресурсах учтены и потери металла, и дополнительная потребность на комплектацию соединительных устройств. Норма расхода даже немного превышает нормы ГВИУ — они указаны в справке.

Тогда Косыгин обратил свой взор на Воробьева. Тот что-то нервно шепотом выговаривал начальнику ГВИУ полковнику А. Я. Калягину и его заместителю А. А. Игнатову.

— Да, видимо, в наших расчетах есть неточность, — наконец смущенно проговорил Воробьев. — Я снимаю свои возражения. К сожалению, мы без согласования с поставщиками несколько завысили нормы.

— Есть ли еще вопросы по плану? — спросил Косыгин. Все молчали. — Нет? Это редкий случай, — заключил он»[181].

Размещение всей номенклатуры заказов инженерного вооружения требовало знания возможностей и оборудования «непрофильных» предприятий. Заказы Главного военно-инженерного управления РККА со второй половины 1942 года передавались заводам местной и кооперативной промышленности Наркомата промышленности строительных материалов СССР (взрывчатые вещества, замыкатели, взрыватели), Наркомата лесной промышленности (шанцевый инструмент и «тара» для мин), Промкооперации (маскировочные средства). К работе подключили даже Государственное учебно-педагогическое издательство и Комитет по делам искусств при СНК[182].

Разумеется, для конверсии привлекались инженерно-технические работники, ученые из оборонной промышленности. Это требовало грамотной координации, смелости в принятии порой рискованных решений, особенно при поточном методе производства.

В общей сложности к началу 1945 года было создано и модернизировано более 180 видов различных инженерных средств, стоящих на вооружении в РККА.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 апреля 1943 года за успешное выполнение заданий правительства по изготовлению и снабжению Красной армии средствами инженерного вооружения 369 человек были награждены орденами и медалями, в том числе орденом Ленина — пятеро, Красного Знамени — двое, Отечественной войны II степени — двое, Трудового Красного Знамени — 24, Красной Звезды — 38, «Знак почета» — 104 человека. Среди новых кавалеров ордена Ленина мы встречаем и М. П. Воробьева[183], теперь уже в чине генерал-лейтенанта.

Сам М. П. Воробьев еще в декабре 1942 года ходатайствовал перед председателем ГКО СССР о награждении А. Н. Косыгина орденом Ленина. Он отмечал, что «с мая 1942 года поступление инженерных средств в Красную армию увеличилось в два-три раза. Промышленность по ряду номенклатур инженерной техники выполнила и перевыполнила план, предусмотренный постановлением Государственного комитета обороны. Из общего количества поступления средств инженерной техники за время Отечественной войны в последние шесть месяцев поставлено более 60–65 %.

^{Докладная записка заместителя наркома обороны СССР М. П. Воробьева председателю ГКО СССР И. В. Сталину с ходатайством о награждении А. Н. Косыгина орденом Ленина. 15 декабря 1942. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 863. Л. 31]}

Перелом поставки инженерных средств произведен благодаря большой работе, проведенной тов. Косыгиным А. Н., и повседневной помощи, оказываемой им Наркоматам, выполняющим заказы по средствам инженерного вооружения для Главного военно-инженерного управления Красной армии»[184].

И пусть в наградные списки капитана запаса А. Н. Косыгина не включили, оценка его деятельности главным заинтересованным лицом говорит о многом.

Ситуация весны — лета 1942 года — неудачи Красной армии на юго-западном участке советско-германского фронта, в первую очередь под Харьковом, стремительное продвижение вермахта на Кавказ и к Волге — потребовала эвакуации гражданского населения, промышленных предприятий и материальных ценностей из южных областей и северокавказских автономий СССР.

22 июня 1942 года, ровно год спустя после начала войны, А. Н. Косыгин был назначен уполномоченным образованной ГКО СССР Комиссии по эвакуации (постановление за № 1922)[185]. В нее также вошли Н. М. Шверник (председатель), А. И. Микоян, М. З. Сабуров, Б. Н. Арутюнов, П. А. Ермолин.

Как и прежние, эта комиссия вносила свои решения на утверждение ГКО, а ее распоряжения были обязательны «для всех наркоматов и местных организаций на исполнение по эвакуации»[186].

Вторая волна эвакуации, охватившая Ростовскую, Воронежскую, южные районы Орловской, Сталинградскую, Ворошиловградскую области и Северный Кавказ, была менее интенсивной и более организованной. Однако возникли новые транспортные проблемы. Так, направлять эшелоны из Ростовской области и Краснодарского края на север через Лихую и на северо-восток через Тихорецкую — Сальск — Сталинград — Саратов летом 1942 года было уже невозможно. Их можно было проводить только через Тихорецкую — Армавир — Гудермес и далее на Кавказ. Оборудование с промышленных предприятий, сырье и готовая продукция эвакуировались через Махачкалу, Баку и Красноводск в Среднюю Азию и далее. Огромный поток эвакуационных поездов от Ростова на Кавказ встречался с встречным потоком воинских эшелонов, двигавшихся к фронту. Дабы избегать транспортных пробок, приходилось отслеживать местоположение каждого состава.

^{Докладная записка А. Н. Косыгина И. В. Сталину к вносимому им на утверждение проекту постановления ГКО СССР «Об эвакуации оборудования из Ленинграда» и о своем намерении выехать в Ленинград на 10–15 дней для обеспечения выполнения решения ГКО СССР. 19 июля 1942. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 80. Л. 167]}

Германские военно-воздушные силы ежедневно бомбили не только крупные железнодорожные узлы Краснодарского края и Северного Кавказа, но и небольшие станции и разъезды, железнодорожные перегоны, мосты[187]. «В Серафимовическом районе приступили к эвакуации жителей и всего ценного. Паромов мало — скот переправляется вплавь. Большие трудности возникли с вывозом зерна. Нет горючего. Да, невесело…»[188] — записал в своем дневнике 13 июля 1942 года первый секретарь Сталинградского обкома партии.

Косыгин опирался на опытную команду профессионалов, которая уверенно бралась за новые задачи — такие, как переброска оборудования с нефтепромыслов, запасов нефти и нефтепродуктов. Эвакуация промышленных предприятий, зерна и фуража, исторических ценностей, а главное, конечно, людей была уже отработана. Несомненно, Косыгин помнил слова Сталина: «Эвакуация прифронтовой полосы нужна также для того, чтобы в этой полосе не осталось ни одного подозрительного лица, чтобы войсковой тыл был зачищен на 100 %». Их передал командующий Юго-Западным фронтом С. К. Тимошенко. Однако своей задачей Косыгин видел спасение мирных граждан, стариков, детей, женщин.