Стрейс не скрывал неприязни к Разину, но вынужден был признать, что подчиненные атамана «повиновались его малейшему знаку и были ему верны, как если бы он был и вправду величайшим монархом в мире». Казаки рассказывали о Разине чудеса: будто он колдун, наделенный сверхъестественной силой, пушки-де в него не стреляют, пули его не берут. (Последнее утверждение имело под собой реальную основу: стрельцы и пушкари противника часто специально стреляли по атаману холостыми (пыжами) или «целили в небо».) Но высокий авторитет Стеньки не мешал казакам часто спорить с ним. Иногда атаман даже был вынужден прибегать к шантажу. В минуты гнева он срывал с себя шапку и саблю, бросал их на землю и заявлял, что не будет больше атаманом у таких казаков. И тем приходилось слезно молить «этого степенного и высокого мужчину с высокомерным прямым лицом» не бросать «своих детушек», остаться их батькой.

Схваченный в Кагальнике и переданный в руки властей атаман не обманывался относительно будущего, но достоинство его не покидало, и он старался приободрить своего брата Фрола. Анонимный английский автор рассказывал, что упавшему духом Фролу Степан сказал, «что должно помнить ему, сколь многим он пользовался в жизни, что долго жил он среди друзей в чести и славе и имел под началом тысячи и тысячи, а потому надлежит ему нынче принять тяжелую долю свою с терпением».

По сообщению того же британца, смотреть на казнь Стеньки сбежалось на Красную площадь «великое множество народа высокого и низкого звания». Казнили атамана «с превеликой поспешностью». Когда палач отсек ему ногу и руку, Разин «ни единым звуком не обнаружил слабости духа».

В Западной Европе по свежим следам мятежа издавались сочинения о бунте русской черни. Европейские монархи спешили поздравить «брата своего» Алексея Михайловича с окончанием бедствия. Могли облегченно вздохнуть бояре и приказные люди, воеводы по городам да купцы, отправляющие торговые караваны Волгой.

Не было радости на Дону. Простой народ, казаки, даже те, что осаждали Стеньку в Кагальнике, рассказывали друг другу легенды о Стеньке, пели о нем песни. Ни об одном русском герое не слагали большего числа песен, чем о Степане Разине. А. С. Пушкин назвал Разина самым поэтичным лицом русской истории.

1. Кто из исторических деятелей XVII в. произвел на вас наибольшее впечатление и почему? 2. Чем, на ваш взгляд, люди XVII в. отличались от людей XV-XVI вв.?

Жилища. В XVII в. увеличилось число каменных зданий. Только при Софье в Москве построили до 3 тыс. каменных палат. Бояре ставили богато украшенные терема, купцы – обширные палаты, зажиточные мастера – добротные дома. В зажиточных домах внут-ренняя часть бревенчатых стен была гладкой благодаря обшивке тонкими досками.

Сельские постройки изменились меньше. Австрийский дипломат Августин Мейерберг в своей книге о Московском государстве XVII в. описал русские деревни и поместья и даже зарисовал их. В селах насчитывалось 15-30 дворов. Встречались деревни и по два-три двора. Крестьянские избы крыли не соломой, как в начале века, а тесом.

Мейерберг запечатлел на рисунке усадьбу сына мелкого боярина. Дом состоял обычно из горницы, стоявшей на подклете – нижнем, полуподвальном этаже. В горницу вели сени. Неподалеку от дома располагались погреб, амбар, баня, конюшня. Усадьба на рисунке обнесена деревянным забором. За ним виднеется село и колокольня. По-видимому, это село принадлежит владельцу усадьбы.

Заглянем теперь внутрь домов.

Приказные палаты, залы патриарших и царских дворцов, отдельных боярских теремов были просторными, а жилые комнаты, как правило, тесными.

В зажиточных домах предмет особой гордости хозяев составляла печь. Она обычно располагалась в углу и могла иметь различную форму: от длинной большой русской печи с лежанкой (кстати, в такой печи можно было выпекать хлеб, этим и объясняется ее вытянутая форма) до обогревательных вертикальных, прямоугольных или круглых, печей, прозванных позже «голландками». Но гордились не столько печью, сколько керамическими разноцветными плитками – изразцами, которыми она была облицована.

Окна богатых домов представляли собой слюдяные пластинки в свинцовых переплетах. Вечером дома освещались свечами. Простолюдины, однако, как и прежде, сидели при лучинах.

Мебель – столы, лавки, большие сундуки, на которых можно было еще и сидеть, делались с большим изяществом, чем в XVI в. Небольшие ларцы, в которых хранили различные вещи, были порой настоящими произведениями декоративного искусства.

В боярских и царских чертогах было множество ковров, привозимых в Россию, как правило, из стран Востока. Украшением комнат служили также часы и зеркала иноземной работы. Царь Михаил Федорович, страдавший болезнью ног и потому проводивший большую часть времени дома, так любил часы, что загромоздил ими всю свою опочивальню.

Люди с европейским вкусом вешали зеркала и ставили часы со знанием дела. В доме В. В. Голицына, который называли «одним из красивейших домов Европы», зеркала помещались в проемах между окнами, отчего комната казалась больше и светлее. Залы были украшены часами, картинами, портретами русских и иноземных монархов, немецкими географическими картами в золоченых рамах. На потолках была нарисована планетная система. Имелся даже «немецкий термометр» художественной работы. Гостям князь Василий не без гордости показывал свою библиотеку, состоявшую из рукописных и печатных иностранных и отечественных книг. Посетители голицынского дома сидели не на лавках, а в дорогих креслах.

Одежда. Судя по высказываниям современников, обыденная одежда крестьян, посадского люда, купцов не отличалась аккуратностью и красотой, но была не так уж неудобна. Зимой в ней не мерзли, летом – не парились. Особых изменений по сравнению с XVI в. не произошло. Праздничную одежду, даже домотканую, украшали вышивкой. Праздничная одежда посадских жителей была украшена и сшита лучше крестьянской, ведь ее делали профессиональные портные.

Бояре, дворяне, знать, члены царской фамилии в XVII в. стремились к роскоши. Одежда их была разнообразна, и шили ее из дорогих тканей. В описи конфискованного у Шуйских добра нашли длинный перечень одежды: сарафаны, шубы, кафтаны, охабни, епанчи, летники, телогреи без рукавов, иноземное платье.

Иностранцы поражались пышности боярской одежды. Ее украшали орнаментом из жемчуга и золотых или серебряных нитей, нашивками из золоченых пластин, драгоценными камнями. В покрое одежды и обуви были заметны веяния западной моды.

Боярская одежда. XVII в.

Непременной деталью как женского, так и мужского костюма XVII в. являлись ювелирные украшения – перстни, золотые цепи, серьги и подвески и т. д.

Знатный человек и служилые люди носили также оружие, боевое и парадное. Кстати, боевое оружие часто не уступало отделкой парадному.

Царская вотчина. Измайлово было старой вотчиной Романовых. В 40-е гг. XVI в. оно принадлежало брату Филарета – Ивану Никитичу, а после его смерти отошло царской семье. В 60-е гг. XVII в. в Измайлове находился подмосковный дворец царя, там он обычно жил летом, но, кроме того, Измайлово было крупнейшей вотчиной. Из многих дворцовых сел Алексей Михайлович свез сюда крестьян и страдных холопов. Во время жатвы в помощь своим приглашали наемных жнецов – человек 700. Вокруг пашни высились смотровые башни, дабы удобно было надзирать за трудом крестьян. Часто на полевых работах присутствовал и сам царь.

В «смотрении» за царским хозяйством принимала участие царица. Она заведовала всеми женскими работами, льняным делом, контролировала при случае птичий и запасный дворы, погреба.

Кроме того, в Измайлове было развито скотоводство, пчеловодство, садоводство, хмелеводство. На запруженных речках и ручьях поставили семь мельниц. Чтобы выращивать рыбу, вырыли двадцать прудов, построили льняной и стекольный заводы. Об амбарах, складах («запасных дворах») и прочих хозяйственных постройках и говорить не приходится!