Бестер отправил с вилки в рот и тщательно прожевал кусочек цыпленка, приготовленного на пару. Он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, и оглянулся.

Это была хозяйка отеля, Луиза.

– Ну? – спросила она. – Каково?

Они были одни в обеденном зальчике, хотя, когда он входил, там сидела юная парочка. Кафе нельзя было назвать слишком оживленным.

– Не могу пожаловаться, – молвил он.

Она кивнула.

– Это одно из моих лучших блюд.

– Нет… я имею в виду – пожаловаться не могу. Вы же мне это нынче запретили.

Она скрестила руки на груди и посмотрела на него сверху вниз.

– Вам не нравится? – спросила она.

– Определенно, этого я не говорил.

– Что же не так?

Он поглядел на нее снизу вверх, изобразив на лице задумчивость.

– Ну – я не жалуюсь, поймите – но для цыпленка я бы приготовил менее острый соус. И лук я порубил бы мельче.

– Понятно.

– Но я не жалуюсь, – сказал он за следующим куском.

Она секунду-две строго смотрела на него.

– Вы мне не сказали, как долго вы останетесь, – сказала она наконец.

– О, по крайней мере на неделю. Может, больше.

– Так. Но если вы пробудете только шесть дней, я возьму с вас по десять кредитов за ночь, понятно?

– Замечательно, – отозвался Эл.

– Ну… вот, – она закончила и вернулась в кухню. Секундой позже она высунулась оттуда. – И не упрекайте меня, если Джем и его шайка вернутся и отдубасят вас. Вы видели, какова ситуация. Понятно вам?

– Да, – снова сказал Бестер, гадая, когда же она оставит его одного, чтобы он мог завершить трапезу в мире и спокойствии.

– Хорошо, – на сей раз она осталась в кухне. Ему было слышно, как гремели горшки и сковороды, пока она стряпала. Она и впрямь все тут делает одна?

Снаружи улица погрузилась в сумерки, зажглись огни, пятная тьму желтизною.

Что он тут делал? Чем ему заняться? Учитывая достижения медицины и и собственное хорошее здоровье он мог запросто прожить еще лет тридцать – срок иной короткой жизни. Он планировал провести эти годы, ведя Корпус к его предназначению, наставляя молодых телепатов, исправляя все несправедливости, что причинялись его собратьям. У него была высокая цель, причем четко определенная, и он никогда не помышлял об отставке.

За последние суровые годы бегство заменило собой эту цель, но до сих пор он мог только убегать. Если же это сработало – если он ухитрился спрятаться тут в безвестности, на Земле – он должен найти, чем заняться, или он спятит. Но чем?

По документам он был бизнесменом, средней руки коммивояжером по продаже двигательных смазочно-охлаждающих эмульсий у разбогатевшего во время кризиса дракхов фабриканта. Весьма обтекаемо, и он вкратце был в курсе своей фиктивной профессии, но о поиске подобной службы даже вопрос не стоял. Во-первых, потому, что он не желал быть торговцем; во-вторых, потому что любая проверка его компетентности была сопряжена с неприемлемым риском.

Так что же делать?

Он продолжил терзать цыпленка. Незачем торопиться.

Иногда Гарибальди думал, что его стол чересчур огромен. Всякий стол, на котором можно сыграть в настоящий пинг-понг, чересчур огромен, не так ли? Особенно на Марсе, где каждый дюйм пространства требует расходов на кислород, энергию для обогрева и на содержание внешнего купола, благодаря которому все это сохраняется внутри, а ультрафиолетовое излучение остается снаружи. Черт, его стол был побольше некоторых спален в дешевых домах.

Как многие другие вещи, стол перешел к нему вместе с кабинетом по наследству от покойного Вильяма Эдгарса. Когда здесь восседал Эдгарс, на столе почти ничего не было. Стол должен был служить материализовавшимся напоминанием о том, что Эдгарс был столь баснословно богат, что мог позволить себе платить за такой объем неиспользуемого пространства, какой ему заблагорассудится.

Гарибальди тоже мог себе это позволить, но он вырос на Марсе, принимая душ не более минуты и привыкнув спать полустоя. Этот стол раздражал его, но какое-то извращенное упрямство заставляло сохранять его, – возможно, в качестве напоминания, каков источник его власти и богатства, и того, что это богатство может сделать с ним, если он не будет осторожен. Бутылка – не единственная ловушка для души. Конечно, у него есть Лиз, чтобы напоминать об этих вещах.

Лиз, которую он унаследовал вместе с офисом.

Э, нет, так не пойдет. Этот путь если не безумен, то, по крайней мере, глуп. Он вел себя с Лиз достаточно глупо, чтобы потерять и пять жен, но каким-то чудом она все еще любила его.

Стол. Он посвятил годы заполнению его всякой всячиной. Мощная рабочая станция, модели звездолетов и мотоциклов, шлем "Дак Доджерс", гологлобус Марса. Так что сейчас это был большой стол, заваленный хламом, и когда он действительно хотел пригласить кого-нибудь на беседу, то выбирался из-за стола и садился с краю. Он не любил соблюдать дистанцию между собой и друзьями, и еще меньше любил соблюдать ее между собой и оппонентами.

Он не был уверен в том, кого из них он увидит сегодня, но это и не было важно. Он сел у края стола и проследил за вошедшим. Вошедший был просто парнем в форме Космофлота Земли, каких Гарибальди так часто видел мертвыми. Кроме пси-нашивки. Из-за этого сразу начиналась неразбериха. Многие вещи не воспринимались им: мусс, приготовленный из рыбы, кошки на космической станции, синхронная акробатика в невесомости, розовые футболки,… и телепаты в Космофлоте.

– Лейтенант Деррик Томпсон, сэр, – сказал мальчишка.

– Не называй меня "сэр", – сказал Гарибальди. – Мы не в армии, и я не твой начальник.

– Как же тогда вас называть? – спросил Томпсон.

– О, бог Зевс – или мистер Гарибальди. Садись.

Томпсон сел, заметно сконфуженный.

– Ты недоумеваешь, почему вдруг оказался в моем кабинете, не так ли?

– Эта мысль посещала меня. Вы уж простите, мистер Гарибальди, вы сказали, что вы мне не начальник, но на сей счет есть сомнения.

Гарибальди сдержанно улыбнулся.

– Я лишь скажу, что у меня есть кое-какие друзья – или люди, которым нравится думать, что они мои друзья, – и довольно об этом, ладно?

Томпсон кивнул.

– Позволь объявить тебе кое-что прямо, Томпсон. Я не доверяю тебе. Не то чтобы я не хотел – по твоему досье ты предстаешь хорошим малым, трудягой, дисциплинированным, преданным долгу. Никто из тех, под началом кого ты служил, не сказал о тебе дурного слова, что удивляет, и никто из служивших под твоим началом тоже не говорит о тебе ничего плохого, что попросту невозможно.

Так вот, некоторым парням я не доверяю, хотя при обычных обстоятельствах я смог бы повернуться к тебе спиной… на секунду или две. Но – я не доверяю тебе. Бестер побывал в твоей голове, и ты превратился в серьезную угрозу. Думаю, я могу тебе по секрету сообщить, что в Космофлоте смотрят на это дело так же. Ты можешь прослужить пятьдесят лет и все еще будешь лейтенантом. Они засадят тебя в контору, и будут тихо надеяться на то, что ты уйдешь сам.

Лицо Томпсона приобрело почти цвет его волос, кирпично-красный.

– Вы полагаете, я этого не знаю, с… мистер Гарибальди? Вы полагаете, я хотел, чтобы со мной такое произошло?

– Я хочу знать, почему ты не узнал Бестера. Ты ведь с детства в академии.

– Мистер Гарибальди, я попал туда в двенадцать лет – как только проявились способности. В те дни выбор был небогат. Всего лишь три года спустя кризис все изменил. В то время я ни разу не видел мистера Бестера.

– Ты никогда не видел его фотографий? Ты не почувствовал, что он телепат?

– Конечно же, я видел его фотографии – я даже подумал, что он выглядит слегка знакомым, когда с ним повстречался. Но у него была борода, на нем не было формы и – я просто не ожидал встретить на Мауи военного преступника. Вселенная велика, мистер Гарибальди, и если вы облетите ее, то, знаете ли, встретите людей, которых примете за других. И он не делал ничего ужасного. Он был забавен. Казался добрым малым.