– Пока не выпотрошил тебе мозги.
Томпсон с сожалением кивнул.
– Но он проделал эту работу недостаточно чисто. Я начал вспоминать, моим следующим шагом было согласиться на восстанавливающее память сканирование. Это болезненно, мистер Гарибальди, в особенности если кто-то, обладающий способностями Бестера, поставил блоки против сканирования.
– Да уж, уверен, что болезненно. Но видишь ли, тут есть нечто, чего я не могу понять, то, с чем ты, может быть, поможешь мне. Бестер – зло. Этого я доказывать не стану. Он, возможно, входит в пятерку наиболее гнусных сукиных детей за последние два столетия. Он холоден, он манипулирует людьми, в нем не больше души, чем Великие Вузиты дали пиранье. Но сентиментальность – это того, чего у него точно нет. Если он считал тебя угрозой для себя – он убил бы тебя или спалил бы тебе мозги дотла. Он не проделал бы над тобой этой полупрофессиональной операции, не имей на то веских причин.
– Может, у него не было времени. Или, может, он постарел. Ходили слухи, что во время телепатического кризиза он едва не погиб, что потерял большую часть своих способностей.
– Да ну?! Слухи и пара кредитов – и ты получишь чашечку кофе. Я в это не верю – я знаю кое-что из того, что он натворил еще раньше. И я не верю, что с тобой он сорвал себе резьбу. Я знаю, тебя сейчас чрезвычайно беспокоит, что я думаю на самом деле, не так ли?
– Разумеется.
– Я думаю, что ты, во-первых… – он отогнул указательный палец, – троянский конь. Все думают, что ты в порядке, и вот однажды – бац! – ты убиваешь Шеридана или еще кого-нибудь.
– Мистер Гарибальди…
– Или, во-вторых… – он отогнул другой палец, – ты – ложная наводка. В конце концов, ты обладаешь информацией, указывающей на его путь, верно?
– Да, сэр. По-видимому, я-таки боролся с ним…
– Угу. Как я сказал, если бы он хоть чуть-чуть беспокоился о том, что ты сможешь хотя бы указать направление, в котором он улетел, ты бы сейчас кемарил в сырой земле. Понимаешь, тебе я не доверяю, но я доверяю Бестеру. Он тщательно все продумывает. Так почему же ты жив и дееспособен?
– Вы меня в чем-то обвиняете, мистер Гарибальди?
– Я – нет. Ты чувствуешь себя виноватым?
– Простите, мистер Гарибальди, не думаю, чтобы вы, черт возьми, представляли, о чем говорите. Вы не знаете, через что я прошел и…
– Я?! Бестер влез в мою голову, орудовал в моем сознании. Заставил меня предать лучшего друга, почти разрушил мою жизнь. После всего этого я и себе-то до сих пор не доверяю, лейтенант.
У Томпсона на секунду отвисла челюсть.
– Я не знал, – сказал он.
– Я это не рекламирую, – сказал Гарибальди. – Но, может, ты теперь понимаешь, почему ты у меня в кабинете.
– Нет, вообще-то не понимаю. У вас зуб на Бестера. Вы думаете, что он оставил меня в живых, чтобы распространять ложь, оставить ложный след. Вы, кажется, в том весьма уверены и даже, в конечном счете, намекнули, что я мог сотрудничать с ним. Похоже, у вас есть все ответы, мистер Гарибальди. Так чего вы хотите от меня?
Гарибальди укатился назад за стол и упер руки в бока.
– Ну, я представляю это так. Если ты в полном пролете, ты можешь обидеться на Бестера почти так же сильно, как я. Он баловался с твоей головой и разрушил жизнь, которую ты для себя намечал. В этом случае я могу тебя использовать.
Насколько известно, ты был последним, кто вступил с ним в контакт, и ты телепат. Ты можешь узнать его пси-отпечаток, или как его там… Я упоминал, что не доверяю телепатам? Не доверяю. Особенно тем, кто из Метасенсорного Отделения, к которому ты не принадлежишь, что немного продвигает тебя вперед в моем списке. С другой стороны, если ты один из Бестеровых приятелей, или он запихнул в тебя нечто вроде скрытой программы, которую не уловила проверка, то мне лучше держать тебя прямо тут, где я могу следить за тобой.
– Вы предлагаете мне работу, мистер Гарибальди?
– Усекаешь влет, Томпсон. Одобряю. Да, я хочу предложить тебе работу. И я хочу, чтобы тебя осмотрела моя собственная команда – они не станут тебя препарировать… или делать что-нибудь подобное, но я хочу испытывать тебя.
Томпсон медленно покачал головой.
– Вы умеете загнать в угол, мистер Гарибальди.
– Постараюсь таким и остаться, – сказал Гарибальди.
Бестер следил, как собираются его враги, и холодно усмехнулся про себя. Здесь и закончится эта смехотворная война. Здесь он рассчитается с ними.
– Горд собой?
Бестер выхватил PPG и направил в сторону голоса.
– Байрон? Ты же…
– Мертв? – глаза молодого человека отражали противоречивые чувства: грусть, сострадание и в то же время проницательность и осуждение. Бестер ненавидел их.
Он заметил, как всегда, призрачные языки пламени вокруг своего бывшего ученика.
– Истина не умирает, Бестер.
Но колотившееся сердце Бестера было холодным.
– Ты не есть истина, – сказал он, – ты просто воспоминание о призраке, запечатленное в моем мозгу.
– Да. Когда я умер…
– Покончил с собой.
– Когда я умирал, ты потянулся ко мне своим сознанием, пытаясь остановить. Узнать, умирая, как ты беспокоишься, было очень трогательно. И это позволило мне оставить тебе небольшой подарок, эту частичку меня – словно ангела на твоем плече, словно совесть, которой у тебя никогда не было.
– Ты всегда был самодовольным, Байрон – но вообразить себя ангелом? Ты начал войну, позволил телепату сражаться с телепатом. Ты развязал резню, в которой убил себя и таким образом ловко ускользнул от ответственности. Трус.
– Ты мог дать нам что мы хотели. Свободу. Наш собственный мир.
– О, да, твой маленький рай для телепатов, твою выдуманную нирвану, где ты всю жизнь жил бы в мире и гармонии, с твоими псалмами и свечками. Место, где нормалы никогда не побеспокоят тебя, никогда не станут подозревать или волноваться о тебе. Твоя фантазия была окончательной капитуляцией перед нормалами, Байрон, окончательным актом трусости. Земля – наша родина. Она и должна была однажды стать нашей. Нормалы пытались истребить наш вид с самого начала – с первых погромов, когда обнаружили нас, до происков Эдгарса несколько лет назад. Ты думаешь, что понравилось бы им больше, чем собрать нас всех в одном месте? Ты думаешь, они потерпели бы идею планеты, полной телепатов?
– Я так и думал, – сказал Байрон. – Я думаю, ты в своей жизни делал такие ужасные вещи во имя Корпуса, что ты не можешь принять иного пути, не сойдя с ума. Сейчас, когда я – часть тебя, это еще яснее. Как там звали девушку – Монтойя? Твою первую любовь?
– Не вмешивай ее в это.
– Но ты любил ее. Я вижу это в тебе – место, где была любовь, ее останки. И ты сдал ее.
– Она стала мятежницей. Это была моя обязанность. Я не стану оправдываться перед тобой.
Байрон рассмеялся.
– Но я – не я, а? Я – это ты или часть тебя. Ты говорил сам с собой, – он покачал головой. – Почему ты еще не удалил меня? Это было бы просто.
– Замолчи.
– Может быть, ты полагаешь, что нуждаешься во мне, поскольку у тебя больше нет собственного сердца. Чтобы помочь тебе почувствовать свою вину.
– Я не чувствую вины. Я делал только то, что должен был. Ты был одним из тех, кто разобщил нас, кто заставил меня… – он осекся.
– …Заставил тебя убивать своих братьев? Корпус – мать, Корпус – отец. Ты всегда думал о нас как о своих детях. Однако ты убивал телепатов, пытал их. Ты превратил исправительные лагеря в поля смерти…
– Это сделал ты, – сказал Бестер. – До тебя я никогда не понимал, как подхватывают заразу мятежа. То, что ты планировал, должно было разрушить нас всех. То, чего ты добился – разрушит нас. Это будет медленная смерть от деградации. Пси-Корпус замышлялся как орудие нормалов, позволяющее им контролировать нас.
Я боролся, чтобы перехватить это орудие и повернуть против них, взять Корпус под контроль телепатов. И вот я преуспел, а ты выбрал именно этот момент, чтобы затеять свою великую игру, предпринять свою идиотскую попытку создать рай, подобно любому самоослепленному мессии с безумными последователями. Ты никогда не видел картину в целом – что нормалы все время ждали, ждали, что мы успокоимся, что наша бдительность ослабнет. Они боятся нас, как не боятся ни одной инопланетной расы, потому что мы – это они, только лучше. Новая ступень эволюции. И ты разрушил все это, все отдал им обратно. Они победили – благодаря тебе.
