Средний темп наступления в первые дни Берлинской операции оказался несколько ниже определенного Ставкой, но, как образно сказал маршал Конев:

Пытаясь остановить наступление войск фронта, гитлеровцы в течение первых двух дней боев контратаковали наши войска силами шести танковых, одной моторизованной и пяти пехотных дивизий. Враг бросал в бой все, что только было возможно, он чувствовал, что наступают его последние дни.

В целом наступление развивалось явно успешно. Очень активно благодаря хорошей погоде действовала в эти дни авиация. За первые три дня она совершила 7517 вылетов, а истребители сбили в боях 155 немецких самолетов.

Командующий фронтом маршал Конев, по его собственным словам, постоянно находился впереди и руководил действиями этих танковых армий. На Петрова ложилась забота об уничтожении оставшихся в тылу немалых сил фашистов.

В своих воспоминаниях маршал бронетанковых войск П.С. Рыбалко пишет.

Это была ответственная и нелегкая работа. Танковые армии сражались впереди, а общевойсковым армиям на флангах приходилось вести ожесточенные бои и сдерживать противника, который мог и пытался захлопнуть пробитую брешь.

В эти дни 1-й Белорусский фронт, наступая на Берлин с востока, то есть в лоб, с большим трудом преодолевал глубоко эшелонированную и очень хорошо подготовленную оборону противника. Войскам маршала Жукова приходилось очень тяжело.

Зная, что танковые армии 1-го Украинского фронта успешно и стремительно продвигаются вперед, Верховный Главнокомандующий дал указание маршалу Коневу:

— У Жукова идет туго, поверните Рыбалко и Лелюшенко на Целендорф, помните, как договорились в Ставке.

Немедленно были отданы распоряжения обоим командующим танковыми армиями — Рыбалко и Лелюшенко — и была написана очень интересная и часто вспоминаемая военными историками директива о повороте двух танковых армий на штурм Берлина. Эту директиву подписал вместе с командующим фронтом маршалом Коневым, членом Военного совета генералом Крайнюковым и начальник штаба генерал армии Петров. Суть этой директивы заключалась в неожиданном для противника повороте танковых армий — одной на север, а другой на северо: запад.

Ох не просто повернуть круто — почти на девяносто градусов — две такие танковые махины! Причем сделать это в ограниченное время, а точнее, немедленно, в течение нескольких часов! 3-й гвардейской танковой армии под командованием генерал-подполковника П.С. Рыбалко приказывалось в течение ночи на 18 апреля осуществить поворот, форсировать реку Шпрее и далее, развивая стремительное наступление на южную окраину Берлина, в ночь с 20 на 21 апреля ворваться в город. 4-я гвардейская танковая армия под командованием генерал-полковника Д.Д. Лелюшенко должна была к этому же времени овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина.

В 1984 году я побывал в Германской Демократической Республике, выезжал в тот район, где танковая армия Рыбалко выполняла этот стремительный поворот и ринулась на Берлин с юга.

Я ходил и ездил по району, по его небольшим городкам, полям и лесам и старался представить, как дрожала здесь мокрая, раскисшая (апрель!) земля, как рычали тысячи танков, как старались танкисты понять свой маневр и осуществить его на незнакомой местности, да еще ночью! И как они все это блестяще выполнили! У них за плечами была большая и трудная война, огромный опыт. Они вели в бой лучшие в мире — по тем временам — танки, которые сделал народ, измученный усталостью и недоеданием. Народ, ждущий от них победы! И она была близка. Я представлял, с каким злым энтузиазмом, с какой радостью и вдохновением делали все в эту ночь чумазые от гари танкисты. Они не спали уже третью ночь, но не ощущали усталости. Я просто вижу, как, разя с ходу появляющихся на пути гитлеровцев, они мчались вперед — к логову врага.

Походил я и по окраинам Цоссена. 20 апреля сюда прорвались танки Рыбалко. Знатный подарочек они преподнесли фюреру, может быть, даже сами не зная о том, что это был день рождения Гитлера. Очень символичный получился «подарок» — в Цоссене находилась штаб-квартира верховного командования гитлеровской армии. Именно здесь проходила разработка плана «Барбаросса». И вот какой потрясающий финал — советские войска громят эту адскую кухню, откуда была выпущена на свет война, громят именно в день рождения фюрера!

Я смотрел на серые особняки, двух-трехэтажные дома довоенной постройки. Они живописно расположены в хвойном лесу. Уютно жили в этом тихом и красивом месте те, кто принес так много страданий народам Европы да и всему немецкому народу.

Представляю, как они ходили друг к другу в гости, как поднимали бокалы в честь захвата городов, стран — Польши, Франций, Бельгии, Дании, Греции и многих других. Как распирала их спесь и как они уверовали сами, что представляют собой особую расу господ, когда их войска вышли к Волге и на подступы к Баку.

Здесь же, в этих домах, уже были проложены на картах маршруты, составлены графики движения их войск в Иран, Ирак, Афганистан, Индию.

Сегодня даже мне, видевшему фашистов на родной земле, трудно представить, что все это было! Мог ли представить в 1942 году я, окопный лейтенант, что буду ходить под Цоссеном, среди домов гитлеровской ставки! Даже во сне мне такое не могло присниться!

И вот я здесь спустя сорок лет (почти полвека!) после того, как бежали отсюда хозяева этих домов, бежали, боясь быть пойманными и спрошенными за все содеянное ими зло.

Как они метались здесь, по этим ухоженным лужайкам, как торопливо жгли свои преступные планы, как бежали, понимая, что и бежать-то уже некуда, но все же уходили, уползали, только бы не быть захваченными и опознанными как работники этой главной штаб-квартиры.

У меня сохранилась старая вырезка из газеты со статьей Бориса Полевого, в ней приводится любопытный документ, дающий представление о том, что здесь происходило в эти последние часы: