Жанна следовала по уже хорошо проторенному пути. В прошлом веке святые Бригитта Шведская и Екатерина Сиенская привлекли внимание всей Европы своими призывами против папского раскола и предсказаниями бедствий, если грехи, приведшие к этой катастрофе, не будут искуплены. Аналогичные призывы исходили и от целого ряда более ортодоксальных деятелей. Многие из них были женщинами, как правило, молодыми, бедными и необразованными, что было важной составляющей их привлекательности. Они были образцами чистоты в развращенном мире. Мария Авиньонская (псевдоним Мари Робине), которая в конце XIV века добилась приема у Папы и королевы Франции предсказывая всевозможные бедствия, была необразованной крестьянкой из Гаскони. Как и Жанна, она утверждала, что была направлена божественными голосами. Они говорили ей: "Иди и ищи короля Франции". Парижский теолог Генрих Лангенштейн, писавший в конце XIV века, считал, что в его время подобные эсхатологические откровения участились, и все современные свидетельства, как правило, подтверждают это. По его мнению, это было продуктом политического и социального распада, признаком скорого прихода антихриста, который должен был предшествовать второму пришествию[351]. Королевская династия Франции занимала особое место в апокалиптической литературе того времени. Как никакие другие европейские монархи, короли Франции разработали общественную мифологию своего царствования. Она наделяла их сакральным статусом и священническими полномочиями. Их особые отношения с Богом символизировали коронация, помазание елеем, дар излечения от золотухи прикосновением, память о Святом короле Людовике и ритуальными обрядами при дворе. Популярный миф гласил, что они станут королями Четвертой империи — благословенного Богом рода правителей, которые в последние дни мира изгонят нечестивцев, вернут христианам Святую землю и оснуют мировую империю. Бедствия Франции XIV–XV веков вызвали появление целой череды провидцев и пророков, объявивших, что им поручено донести слово Божие до ее королей. Некоторые из них имели влиятельных политических покровителей, как, например, францисканка Колетта из Корби, которую поддерживал Жак де Бурбон, граф де Ла Марш, или дворянка-прорицательница Жанна-Мария де Майе, также тесно связанная с францисканцами, которая до своей смерти в 1414 г. была ставленницей Анжуйского дома и была широко известна как арманьякская святая. В хрониках того времени можно проследить не менее двадцати подобных личностей, некоторые из которых несли послания, удивительно похожие на послания Жанны. Несомненно, были и другие, чьи краткие явления на политической сцене остались незамеченными[352]. Именно в качестве провидицы в этой традиции Жанна д'Арк впервые появилась на публике. Она "объявила себя пророчицей, говоря: Воистину произойдет то-то и то-то", — писал современный парижский хронист. Ее молодость, простота и скромное происхождение ставили Жанну в ряд классических святых женщин-искупительниц. Она была "ангелом божьего воинства, — писал один из ранних почитателей, — посланным для искупления Его народа и восстановления Царства". Как и Жанна-Мария де Майе, ее послание носило откровенно политический характер. Жанна выступала против регента Франции, англичан и их французских сторонников и была не единственной, даже в свое время. У нее было как минимум три соперницы, каждая из которых ассоциировалась с оппозицией англичанам. Среди них были прорицатель Пьеррон Бретонец, спутник Жанны по походам, проповедовавший ее слова на захваченной англичанами территории вплоть до ареста и сожжения на костре в Париже; некий Вильгельм Пастух, молодой провидец из Жеводана, который, подобно Жанне, ездил с войсками; и Екатерина из Ла-Рошели, которая ходила из города в город, призывая людей сдавать золото и серебро на нужды Дофина, и которую Жанна осудила как мошенницу и велела ей "идти домой и заниматься домашними делами". Есть некоторые свидетельства того, что все трое были подготовлены к своей роли одним и тем же странствующим францисканским монахом, называвшим себя братом Ришаром, человеком неопределенной ортодоксальности с сильными симпатиями к дофинистам, который в конце концов истощил терпение даже своих покровителей[353].
Весной 1429 г. напряженность в стране была высока, и по обе стороны политического разлома распространялись пророчества. Итальянский автор, писавший из Брюгге, сообщал, что Франция переполнена сообщениями о пророчествах, якобы "найденными в Париже" и предвещавшими скорый поворот в судьбе Дофина. Именно в этой напряженной атмосфере брат Ришар, который во время осады провел более месяца в Орлеане, появился в Париже и стал привлекать большое количество слушателей, выступая со своими проповедями, основанными на эсхатологическом мистицизме. Он объявил, что антихрист уже родился и что судный день близок. Он предсказывал "величайшие чудеса, которые когда-либо видели" в наступающем году, что, по общему мнению, намекало на победу дофинистов. Брат Ришар проповедовал в Париже вскоре после того, как Жанна д'Арк публично объявила о своей миссии. Столичные власти посчитали, что он находится в сговоре с ней, и выслали его из города. Но еще задолго до появления брата Ричарда появились пророчества, в которых говорилось о том, что королевство Францию спасет девственница-воительница. Некоторые из них были заимствованы из знаменитых пророчеств Мерлина описанных в произведениях валлийского писателя XII века Джеффри Монмутского. Другие были почерпнуты из туманных высказываний автора, известного современникам под именем Беда (на самом деле это был англичанин XIV века Иоанн Бридлингтонский). Еще одни представляли собой пророчества неопределенного происхождения, в большей или меньшей степени измененные в соответствии с текущими обстоятельствами. "Мерлин, сибилы и Беда предвидели ее появление за 500 лет", — заявила поэтесса и романистка Кристина Пизанская. Эти высказывания были широко известны и пользовались огромным влиянием, особенно среди приближенных Дофина. Сам Карл был суеверным человеком и давно увлекался астрологией, хронограммами и другими видами политических прогнозов. Он покровительствовал Иоанну Гентскому, отшельнику с гор Юры, предсказавшему смерть Генриха V. От итальянского астролога Джованни да Монтальчино он получил предсказание о победе благодаря вмешательству девственницы. С подобными пророчествами были знакомы несколько его ближайших друзей и советников. Его духовник Жерар Маше вряд ли одобрял астрологию, но он слышал легенду о девственнице-искупительнице Франции и видимо верил в нее. Ему суждено было сыграть важную роль в начале военной карьеры Жанны д'Арк. Если верить свидетелям расследования 1450-х годов, Жанна сама слышала подобные пророчества в Домреми. В июне 1428 г. она рассказывала жителям деревни, что через год девушка приведет Дофина в Реймс для коронации. Эта девушка, по ее словам, будет родом из их родных мест. Возможно, она уже успела поверить в то, что сама является искупительницей. "Разве не было сказано, что Франция будет опустошена поступком женщины, — спрашивала она кузину, имея в виду Изабеллу Баварскую, — а затем спасена девственницей?" Очевидная вера самой Жанны в пророчества о миссии вооруженной девы многое объясняет. Одна из причин ее авторитета в глазах современников заключалась в том, что она сознательно брала за образец героиню, представленную в подобных историях, уже имевших широкое хождение[354]. Вероятно, примерно в середине декабря 1428 года Жанна решила, что ее время пришло. Она решила уйти из дома и найти дорогу к Дофину. Ей нужны были деньги, лошадь, эскорт для долгого и опасного пути в долину Луары и покровительство, чтобы получить аудиенцию по прибытии. Жанна решила обратиться к Роберту де Бодрикуру, капитану Вокулера. Своим судьям она сказала, что так поступить ей велели голоса. Но в любом случае это было вполне естественное решение. Жанна не знала Бодрикура, но он был единственным заметным дофинистом в округе и очевидной фигурой соприкасающейся с широким политическим миром. Она рассказала о своем плане старшему кузену, жившему в деревне неподалеку от Вокулера, и тот согласился приютить ее в своем доме, а затем привезти к Бодрикуру. вернуться Vauchez (1982), 160–4; Vauchez (1987), 239–64, 280–1; Vauchez (1990), 580–6; Blumenfeld-Kosinski, 323–4. вернуться Bloch, 51–86; Krynen (1993), 345–76; Beaune (1985), 77–206; Beaune (2004), 92–7, 109–11, 230–2; Lewis (1968), 81–4; M. Reeves, The Influence of Prophecy in the Later Middle Ages. A Study in Joachimism (1969), 300–2, 320–31, 341–3; Pisan, Ditié, 31 (ll. 121–8); Vauchez (1987), esp. 230–5; Martin de Bois-Gautier, 'De venerabili vidua ac virgine Maria de Mailliaco', para. iv. 30, Acta Sanctorum, March, iii (1668), 743; Luce (1886), ccxxx — ccxxxv. вернуться Journ. B. Paris, 236, 236, 259–60, 271–2; 'Notices et extraits', 65; Gélu, De la venue de Jeanne, 157 (para. 125). Cf. 'Chron. Tournai', 406; Monstrelet, Chron., iv, 434–5; Arch. Reims, Statuts, i, 604–5n; Proc. C., i, 104–5, 116 ('Убирайтесь домой'). вернуться Morosini, Chron., iii, 38–40, 126; Journ. siège, 235, 236, 238; Journ. B. Paris, 233–5, 235–6, 237; Basin, Hist. (Q.), iv, 103–4; Monstrelet, Chron., iv, 335, 341; Pius II, Comm., i, 381; Pisan, Ditié, 34 (ll. 241–8); Fraioli (1982), 194–6; Beaune (2004), 104–11. Окружение Карла VII: Simon de Phares, Rec., i, 22–3, 579, ii, 272–3, 274–6, 282–3; Vale (1974), 43–4; Chastellain, 'Chron.', i, 337–40; Louis XI, Lettres, ix, 317–20; Proc. N., i, 293, 296, 410–12, 470–1 (Bréhal's Recollectio); Proc. C., i, 66–7; Proc. N., i, 369; Thomassin, Rég. Delphinal, 224. |