Домреми находился далеко от Парижа и Буржа, но не был захолустьем. Его жители постоянно жили под угрозой войны. Компании рутьеров, слабо связанных с тем или иным местным правителем, заполонили Барруа. В нескольких милях от их домов проходили конные рейды французского гарнизона из Вокулера и английских гарнизонов из Монтиньи и Ножана. Отряды Антуана де Вержи вторглись в этот район, преследуя Роберта де Бодрикура. Сам Домреми, по крайней мере, один раз был сожжен, а от его церкви остались одни руины. Жанне было одиннадцать лет, когда ее двоюродный брат, живший в нескольких милях от нее, был убит пушечным ядром, выпущенным по церкви, куда он бежал в поисках спасения. В том же году жители деревни были обязаны выплачивать pâtis Роберту де Саррбуру, сеньору де Коммерси, который в то время был дофинистским партизаном. Отец Жанны был одним из тех, кто поставил свою подпись под договором. Два года спустя компания савойских рутьеров, состоявших на службе у герцога Бургундского, увела из деревни весь скот. Когда Домреми подвергался угрозам, жители бежали со своим скотом на близлежащий остров на реке Мёз или укрывались в обнесенном стеной городе Нёшато, расположенном в шести милях от него. Угроза исходила как от дофинистов, так и от бургундцев. Как и большая часть северной Франции, Домреми не принял ничью сторону. Но по настроениям это была арманьякская деревня. Там был только один бургундский житель, и Жанна сказала своим судьям, что с удовольствием обезглавила бы его, "если бы на то была воля Божья". Ее ярость против бургундцев разделяли и соседи. Молодые люди уходили драться с бургундцами из деревни Максей, расположенной за рекой, и возвращались оттуда в крови. Это была война в миниатюре. Новости о широкомасштабном конфликте проникали в Домреми разными путями. Их разносили купцы, проповедники и другие путешественники проезжавшие по старой римской дороге из Лангра в Верден, которая проходила в трех милях от деревни, или получали в Нёшато, важном рыночном городе, чьи торговые связи простирались во Францию, Германию и Нидерланды. У местных дворян были свои осведомители. Капитан Вокулера поддерживал постоянную переписку с двором Рене Анжуйского. В Домреми знали о военных перипетиях Буржского королевства, о злодеяниях Изабеллы Баварской, на которую возлагали вину за заключение договора в Труа, о пленении Карла Орлеанского в Англии, об обещании шотландского короля прислать во Францию свежую армию, об осаде Орлеана[347].

Жанна д'Арк была умной, уверенной в себе и внятно излагающей свои мысли молодой девушкой, обладавшей твердым характером, но не имевшей формального образования. Один проницательный свидетель, хорошо к ней относившийся и имевший возможность наблюдать ее вблизи, описал ее как "очень простую и невежественную женщину". Она говорила по-французски с ярко выраженным лотарингским акцентом. Возможно, в последние месяцы жизни она научилась читать, но в начале своей общественной карьеры она была, безусловно, неграмотна. Она подписывала свое имя крестиком, а иногда и отпечатками пальцев. "Я не знаю ни А, ни Б", — сказала она церковникам, допрашивавшим ее после первого выступления в Шиноне. Свою крепкую веру она усвоила от матери, но с возрастом у нее развилась сильная религиозная и эмоциональная чувствительность, которая была в значительной степени ее собственной. Жанна посещала все службы в церкви Домреми, и не только воскресную мессу. Она часто молилась. В церкви она преклонялась перед распятием и образом Богородицы. Она исповедовалась и причащалась несколько раз в неделю в то время, когда большинство мирян причащались только раз в год на Пасху. Те, кто наблюдал ее в Шиноне, рассказывали, что она была очень эмоциональна, легко переходила от скорби и радости. Во время молитвы или принятия Евхаристии она обильно проливала слезы. Как и многие другие святые женщины того времени, Жанна страдала анорексией, которая иногда рассматривалась как явный признак святости и часто ассоциировалась с экстатическими и мистическими переживаниями[348].

Летом 1425 г., когда Жанне было тринадцать лет, в саду отцовского дома в Домреми она пережила сильное духовное потрясение. Ей показалось, что она увидела яркий свет со стороны приходской церкви и услышала "голос, исходящий от Бога, который звал ее". В последующие месяцы это повторялись часто, возможно, два-три раза в неделю, то в саду, то в поле, то в лесу неподалеку. Источник голоса постепенно становился все более ясным в ее сознании и Жанна пришла к убеждению, что с ней говорит ангел, которого она со временем идентифицировала как архангела Михаила, командира небесного воинства и покровителя дела Дофина. Она представила его таким, каким видела в местных церквях: красивым, молодым, крылатым, в белом одеянии, с мечом на поясе. Позже появились и другие голоса: архангел Гавриил, затем святая Екатерина и святая Маргарита, которые были объектами местных культов в окрестностях Домреми. Подобные случаи хорошо описаны в истории христианства и других религий. Современная психология показала, насколько сильно на сенсорное восприятие влияют предшествующие ожидания и убеждения. Совсем иными были ожидания и убеждения людей в замкнутых сообществах позднесредневековой Европы, где почти все переживалось под влиянием глубокой религиозной веры и вездесущности Бога. Не нужно быть верующим человеком, чтобы согласиться с тем, что Жанна д'Арк искренне верила в реальность своих голосов и видений, придававших им телесную форму. "Я видела их своими глазами, так же ясно, как сейчас вижу вас", — сказала она судьям на суде.

Сначала голоса давали ей только духовные указания. Но позже они приобрели более явный политический оттенок, что, возможно, было связано с нарастающей нестабильностью и жестокостью жизни в Лотарингии военного времени и ухудшением политического положения Дофина. Жанна верила, что голоса — это посланники Бога, повелевающие ей идти к Дофину и изгнать англичан из Франции. Со временем повеления становились все более конкретными. Первоначально ее миссия заключалась в том, чтобы привести Дофина в Реймс для коронации. После того как англичане осадили Орлеан, голоса говорили Жанне, что она — орудие Бога, способное снять английскую осаду. Они обещали направлять и поддерживать ее в этой миссии и предсказали, что англичане будут разбиты, а Карл VII останется в живых и будет править всем своим королевством. Возможно, это было связано с неприятием авторитета родителей. Жанна решила уйти из дома, не предупредив их и отвергла жениха, которого они ей подыскали. Она дала частный обет девственности — утверждение женской самостоятельности в мире, где главенствовали мужчины, и посвящение своей жизни Богу в глазах христианской традиции, которая отвергала сексуальность как нечистоту. Вскоре Жанна приобрела репутацию святой женщины. Слава о ней распространилась. Она даже достигла ушей герцога Лотарингского[349].

То, что 17-летняя девушка, утверждающая, что она напрямую общается с Богом и его святыми, должна была восприниматься всерьез, как в Лотарингии, так и позже в Шиноне, казалось ее современникам не столь удивительным, как сейчас. Отношение средневековых людей к чудесному отражало то отношение к миру природы, которое исчезло из канона европейской мысли начиная с XVII века. Бог и природа не существовали в разных плоскостях. Мир не был упорядочен безличными силами или законами природы, отражающими эмпирический опыт. Он в любой точке управлялся прямым действием божественного провидения. За каждым событием, великим или малым, стояла воля Бога. В этом свете чудесное становилось нормальным, простым проявлением изменчивых замыслов Бога. Общепринятой верой современников было то, что гражданские войны во Франции и победы англичан указывали на глубокий разрыв между Богом и французским королевством, спровоцированный грехами Франции. В это верила и сама Жанна, о чем она рассказала судьям на своем процессе. Пророки и провидицы были симптомами кризиса. Люди искали духовных героев, спасителя безупречной чистоты и добродетели, который утихомирит божественный гнев и избавит их от последствий грехов, как это сделал сам Христос. Эпоха тревоги, пессимизма и насилия, политической нестабильности и поражений была восприимчива к мифам об искуплении[350].