Чтобы восполнить недополученные доходы, министры Дофина проводили губительную политику масштабных отчуждений королевских владений. Они давали королю деньги в виде займа, а капитаны служили в долг, пока в конце концов их не удовлетворяли земельными пожалованиями, стоимость которых зачастую значительно превышала сумму долга. Рено де Шартр приобрел город Вьерзон в счет погашения займов на сумму 16.000 ливров. Герцог Алансонский таким же образом приобрел Ниор, второй по величине город Пуату. Долги маршалу Севераку достигли огромной суммы в 92.000 ливров, которая в итоге была погашена за счет залога всех налоговых поступлений из Лангедока и Оверни[93].
Буржское королевство имело одно важное финансовое преимущество, которого не было у англичан. С политической точки зрения англичане не могли содержать свои нормандские гарнизоны за счет грабежа своих подданных. Но партизаны Дофина, действовавшие на вражеской территории, не знали таких запретов. Такие компании, как в Ле-Кротуа, Гизе или Мон-Сен-Мишель, практически ничего не получали из военной казны Дофина. Они финансировали свои операции за счет грабежа, платных конвоев и, прежде всего, за счет pâtis — традиционного вымогательства денег за защиту с местного населения. Например, гарнизон графа д'Омаль в Мон-Сен-Мишель до 1425 г. получал от Дофина очень скромную финансовую поддержку и содержался в основном за счет разграбления драгоценностей из сокровищницы аббатства на сумму 77.000 ливров и получения еще 3.000 ливров в виде "займов" от монахов. Луи д'Эстутевиль, сменивший д'Омаля в 1425 г., в течение последующих 20-и лет не получил ни денье ни для себя, ни для своего гарнизона и все его операции финансировались за счет pâtis. В Мон-Сен-Мишель взимание pâtis достигло высокой степени изощренности. Была создана сеть местных оценщиков и сборщиков, набиравшихся, как правило, из местных чиновников или приходских священников — двух основных групп грамотных людей. Деревни и города, находившиеся в пределах досягаемости для набегов, оценивались в ту сумму, которую они могли себе позволить, но не настолько большую, чтобы население окончательно обнищало и разбежалось, и не слишком малую, чтобы прокормить солдат гарнизона. В самом Мон-Сен-Мишель существовал штат клерков, который составлял требования и вел учет. В 1425 году герцог Бедфорд отменил смертный приговор, вынесенный приходскому священнику, история которого говорит сама за себя. Три года назад он был захвачен на дороге солдатами из Мон-Сен-Мишель и отпущен без выкупа в обмен на согласие исполнять обязанности оценщика и сборщика в своей родной деревне и еще пяти приходах близ Кана. Его требования к односельчанам были подкреплены угрозой, что "если им это не понравится, то на них нападут и разграбят". Из этого и других документов подобного рода следует, что гарнизон Мон-Сен-Мишель собирал pâtis под носом у офицеров герцога Бедфорда со всей территории Котантена за пределами главных городов, обнесенных стенами[94].
Гарнизон Мон-Сен-Мишель действовал на вражеской территории, но это относилось не ко всем войскам Дофина. Многие из них располагались в крепостях на границах его собственных владений или были размещены в таких областях, как Турень или Берри, в самом центре его королевства. Они обеспечивали себя тем же способом, взимая pâtis с жителей и грабя путников на дорогах. Военные законы находились в процессе адаптации к такому положению дел. В ноябре 1424 года в дофинистском городе Турне произошел незначительный, но показательный инцидент. Солдат по имени Колар де Верли из дофинистского гарнизона Гиза был задержан на территории города при попытке потребовать выкуп с несколько местных жителей. Колар был заключен в тюрьму для преступников до рассмотрения его дела в городском уголовном суде. Представитель Дофина потребовал его освобождения, заявив, что это "не преступление, а простой военный акт". "Ведя свои войны, — пояснил этот офицер, — король не имеет средств для оплаты всех своих войск, поэтому им ничего не остается, как жечь здания, убивать и похищать людей". Судьи приняли этот аргумент, и Колар был освобожден. Подобных инцидентов было много, хотя они не всегда обосновывались так прямолинейно. "Если нашему господину королю будет угодно снабжать нас припасами и платить нам жалованье, то мы будем служить ему во всех его делах и выполнять его приказы, не взимая ничего с жителей этого места, — заявлял вымышленный герой романа Жана де Бюэля Le Jouvencel, — но если у него слишком много других потребностей, или по каким-то другим причинам ему будет рекомендовано не снабжать нас припасами или платить жалованье, то нам придется собирать их как с его подданных, так и с врагов"[95].
Эта практика стала серьезным вопросом обсуждавшимся на нескольких заседаниях Штатов Лангедойля. Делегаты Штатов в Селе в августе 1423 г. с горечью жаловались на невыносимый ущерб, наносимый войсками Дофина его собственным подданным. Карл VII не отрицал этого. Более того, это стало организованной системой, формой налогообложения, негласно, а иногда и явно санкционированной его министрами. В перерывах между активными военными действиями наемники Дофина распределялись по приграничным провинциям Буржского королевства и жили за счет земли. В течение 1420-х годов от их рук сильно страдала Турень. Герцог Анжуйский жаловался, что его герцогство платит более 100.000 ливров в год в виде pâtis на содержание десятка гарнизонов, которые якобы должны были его защищать. Разрешение войскам жить за счет земли приводило к снижению налоговых поступлений, оставляя все меньше средств для оплаты войск и провоцируя новые грабежи. Это был порочный круг, из которой не было видно выхода. Временное введение налогов с продаж, санкционированное в Селе, должно было помочь вырваться из этого круга, позволив правительству Дофина регулярно платить своим войскам. Но этот план провалился. Только пауза в войне, достаточно длительная для того, чтобы люди вернулись в свои дома, оживилась торговля и восстановилась урожайность сельскохозяйственных культур, могла сделать это[96].
Человеческие жертвы были велики. Огромная равнина Босе когда-то была богатым сельскохозяйственным регионом, через который проходили важные торговые пути и где были расположены процветающие рыночные города. Упорная набегова война между английскими гарнизонами Шартра, нормандского пограничья и дофинистскими компаниями из долины Луары практически уничтожила экономическую и социальную структуру региона. Похищения людей, разбой на дорогах и экономические санкции уничтожили старинные формы торговли. Жители подконтрольных Англии территорий больше не могли торговать на своих традиционных рынками в дофинистских Турени и Орлеане, а те, кто жил в дофинистских районах, вынуждены были платить английским капитанам за дорогостоящие конвои, чтобы доставить свои товары в Париж или Руан. Денег не хватало, и люди прятали все, что у них было, в тайниках в домах или под корнями деревьев, чтобы спустя столетия их обнаружили строители, археологи и музейные хранители.
Город Боннваль, несколько раз переходивший из рук в руки в этот период, в 1424 г., когда он находился под временным контролем его офицеров, сообщил Дофину, что регион разорен "не только нашими врагами, но и капитанами, выдававшими себя за наших". Предместья города были разрушены. Его заполонили беженцы из соседних селений. Уничтожение посевов и угон рабочего скота привели к тому, что издольщики, веками обрабатывавшие землю, постепенно покидали ее. Близлежащий город Галлардон в течение десятилетия после битвы при Азенкуре пять раз подвергался осаде. Когда спустя годы город был окончательно отвоеван у англичан, герцог Алансонский, владевший этим регионом, организовал инспекцию некогда богатейших владений. Отчет инспекторов оказался неутешительным. В одной из деревень не было обнаружено ни одного жителя, а земля заросла кустарником и бурьяном. В другой деревне арендаторы умерли много лет назад, и никто не пришел им на смену. В третьей деревне после Азенкура номинальный налог был снижен вдвое, но взимать его было уже не с кого, так как селение было заброшено. Амбары, мельницы, пекарни и винные прессы были разрушены и никогда не восстанавливались. Местные суды перестали функционировать. Сеньориальные права пришли в упадок. По мере того как фермы зарастали бурьяном и кустарником, семьи уезжали в сравнительно безопасные Нормандию или долину Луары. Те, кто остался, погрузились в нищету. Мы не можем знать, какая личная трагедия скрывалась за актом о полюбовном разводе, составленном Робином и Жанной Порше из Шатодёна в 1422 г., в котором говорилось, что они больше не могут жить вместе как муж и жена и вести совместное хозяйство "из-за войн и нехватки продовольствия". И Босе отнюдь не был исключительным случаем[97].
