Центрами пробургундских настроений в Париже были университетский квартал на левом берегу Сены с его многочисленным и буйным студенческим населением и густонаселенный район вокруг рынка Ле-Аль, где главенствовали гильдии мясников. На следующий день после разгрома отряда Бомонта в обоих кварталах прошли собрания. Жители решили, что их момент настал и ночью в Понтуаз было отправлено послание с предложением Ришмону овладеть городом. Ворота Сен-Жак, по их словам, будут открыты для него дежурным командиром стражи. 12 апреля 1436 г. коннетабль выступил из Понтуаза на юг и переправился через Сену у Пуасси, где соединился с Орлеанским бастардом. Вся армия, насчитывавшая около 2.000 человек, прошла ночью через обширные леса Лайе и Сен-Клу, простиравшиеся от Пуасси до южных пригородов Парижа. Вскоре после рассвета 13 апреля Ришмон был встречен на дороге в нескольких милях от города одним из участников заговора. Он сообщил, что заговор раскрыт, а люди, планировавшие открыть ворота, заменены. Коннетабль решил не останавливаться на достигнутом и испытать волю горожан к сопротивлению. Ворота Сен-Жак были главным южным въездом в Париж и представляли собой массивное укрепление, защищенное сухим рвом и подъемным мостом, где сегодня улица Сен-Жак пересекает улицу Суффло. Около семи часов утра армия Ришмона подошла к воротам. Вилье де Л'Иль-Адам был послан вперед для переговоров с людьми на стенах. Он сообщил им, что герцог Бургундский призвал их подчиниться Карлу VII и предъявил королевское помилование с печатью короля на пергаменте. Альтернативой покорности, по его словам, будут голод и смерть, так как пока город находится в руках врагов короля, в него не будут поступать никакие припасы. К этому времени улицы заполнились вооруженными горожанами. Защитники ворот посмотрели на толпу, собравшуюся внизу, и испугались. Ключей от ворот у них не было, но лестницу нашли и спустили вниз. Л'Иль-Адам взобрался на стену, за ним последовали Орлеанский бастард и знаменосец, водрузивший на стене знамя короля Валуа. Тут же ворота были распахнуты, и коннетабль со своим войском вошел в город. Прошло почти ровно восемнадцать лет с тех пор, как бургиньоны впустили в город того же Л'Иль-Адама, чтобы осуществить кровавый переворот, приведший к власти Иоанна Бесстрашного. На этот раз переворот прошел почти бескровно. Когда весть об этом распространилась, люди выходили из домов, надевая на себя белый крест Валуа или бургундский крест Святого Андрея, и кричали: "Мир! Да здравствует король и герцог Бургундский!"[683]. Англичане были встревожены нараставшим шумом на улица. Луи де Люксембург, Роберт Уиллоуби и бургомистр Симон Морье собрались, чтобы организовать оборону. Они вытащили из своих домов всех англичан и их ярых приверженцев, которых смогли найти, и сформировали из них три вооруженных баталии. Одной из них командовал канцлер, другой — Уиллоуби и Морье. Третьей баталией командовал Жан л'Арчер, долгое время служивший в Шатле и отвечавший за городскую полицию и уголовный суд. Три француза прошли со своими людьми по северным кварталам города, пытаясь заручиться поддержкой жителей. "Святой Георгий! — кричал л'Арчер, пробираясь по улице Сен-Мартен, — французские предатели, мы убьем вас всех!". Но к нему не присоединился ни один человек. Симон Морье повел свою баталию в квартал Ле-Аль. Там он обратился за помощью к своему другу, богатому оптовому торговцу мукой, на которого, как он был уверен, можно было положиться. "Сжалься, друг мой, — ответил этот человек, — мы должны заключить мир, иначе нам конец". "Что, и ты тоже?" — закричал Морье и ударил его по лицу плоской стороной меча, а затем бросил его на растерзание своим последователям. Сопротивление баталии Уиллоуби быстро нарастало. Мишель де Лалье и его союзники раздали оружие 3.000 — 4.000 своих сторонников. По улицам и переулкам, впервые с 1418 года, были натянуты тяжелые цепи, традиционно складываемые на углах. Из бревен, камней и пиломатериалов сооружались импровизированные баррикады. Жители сбрасывали камни на головы людей Уиллоуби, пробиравшихся по улицам. Окончательно англичане и их союзники были рассеяны артиллерийским огнем при подходе к северным стенам. Симон Морье, боявшийся, что его линчуют, бежал в Шарантон и сдался французскому капитану на укрепленном мосту. Уиллоуби, Луи де Люксембург и Жан л'Арчер, преследуемые мстительной парижской толпой, пробрались по улицам восточного Парижа и заперлись в Бастилии. Там они обнаружили Пьера Кошона с толпой беженцев, оставшиеся обломки ланкастерского правительства. По всему городу толпы врывались в дома, покинутые англичанами и их французскими приспешниками, громили их и выносили имущество.
Бастилия не была готова к осаде, и вскоре Уиллоуби понял, что удержать ее не удастся. Луи де Люксембург был отправлен на переговоры с коннетаблем. Мнения французских капитанов разделились. Некоторые из них требовали безоговорочной капитуляции людей в крепости и предлагали взять их измором, если придется. Но более мудрым решением было дать им возможность беспрепятственно уйти. В итоге им разрешили покинуть крепость за крупную сумму денег. И 17 апреля все они с охранной грамотой отправились в Руан, сопровождаемые насмешками и оскорблениями толпы, собравшейся у ворот. Самые громкие оскорбления были адресованы ведущим французским сторонникам дома Ланкастеров: Луи де Люксембургу, чьи надменные манеры всегда вызывали недовольство; Жану л'Арчеру, тучному и недостойному человеку, чья должность начальника полиции принесла ему мало друзей; главе гильдии мясников Жану де Сен-Йону, великому предводителю толпы времен гражданской войны, который, как и другие видные парижане, входившие в Большой Совет, за последние пятнадцать лет слишком преуспел, чтобы иметь какое-либо будущее при новом режиме[684]. Потеря Парижа ознаменовала конец двуединой монархии. Без столицы и центральных институтов власти французского государства она перестала быть правдоподобной. Генрих VI еще цеплялся за титул, доставшийся ему по договору в Труа, но он уже превратился в пустую формальность. Англичане превратились в провинциальную власть во Франции, для которой первоочередной задачей было сохранение Нормандии. Большой Совет перенес свою деятельность в Руан, где на практике уже давно принимались все основные решения, а именно с момента переезда герцога Бедфорда из Парижа в 1429 году. Судебная палата Совета в Руане (иногда называемая Cour du Conseil) еще до падения Парижа начала претендовать на роль независимого суверенного суда, что было впоследствии закреплено. Вместо "мятежных и непокорных" офицеров парижского учреждения для Нормандии была создана новая Счетная палата. Многие из официальных беженцев, собравшихся вокруг Роберта Уиллоуби в Бастилии в последние дни оккупации, нашли себе новую роль в английской администрации в Руане[685]. Нормандская администрация теперь явно была форпостом правительства Англии. Даже ее французские офицеры все больше воспринимали себя как агентов английской монархии. Жан Ринель сохранил свой пост французского секретаря при короле, назначая своих лейтенантов в Руане. Он уже принял меры предосторожности, натурализовался в Англии, и в конце концов переехал туда, чтобы служить в дипломатическом секретариате Генриха VI . В 1437 г. Генрих VI пожаловал ему два поместья в Хэмпшире в качестве компенсации за потерю парижского имущества. Лоран Кало, еще один сотрудник парижского государственного секретариата, по словам его семьи, потерял "страну, родственников, друзей и все свое имущество, дома, владения и наследство" из-за верности английскому королю. Он работал как в Нормандии, так и в Англии, получал от английского казначейства аннуитет в размере 100 марок в год и в конце концов купил дом в Лондоне, где и поселился со своей семьей. Жерве ле Вульре с 1421 г. работал в ланкастерской администрации в Париже, но в 1437 г. переехал в Англию в качестве французского секретаря короля. Как и Кало, он остался там на постоянное место жительства вместе с женой и детьми. Многие другие действующие или бывшие чиновники, бежавшие из Парижа, получали пенсии и субсидии из английских доходов. Самым примечательным случаем был Луи де Люксембург. Он переехал в Нормандию, но часто посещал Англию и в июне 1437 г. принял английское подданство. С 1439 г. его стали приглашать в Парламент в качестве одного из лордов. Папу убедили перевести его из епархии Теруан, которая находилась на бургундской территории, и назначить в 1436 году архиепископом Руана. Но доходы архиепископства были сильно истощены военными действиями и поступали в основном из английского казначейства, которое выплачивало Люксембургу аннуитет в размере 1.666 марок в год (эквивалент дохода графа). Епархия Или, одна из самых богатых в Англии, оставалась вакантной в течение восьми лет, чтобы он мог получать ее доходы. Вероятно, он никогда не посещал Или, но после смерти (в Англии) был похоронен там, как и было указано в его завещании. Его гробницу и надгробное изваяние до сих пор можно увидеть в восточной части собора — любопытный памятник ушедшей эпохи[686]. вернуться Gruel, Chron., 116–19; Monstrelet, Chron., v, 218–20; Héraut Berry, Chron., 177–8; Journ. B. Paris, 314–15; Fauquembergue, Journ., iii, 193; Chartier, Chron., i, 225–6; Cagny, Chron., 216. Лес: Maury, 101–2. вернуться Fauquembergue, Journ., iii, 193–4; Monstrelet, Chron., v, 220–1; Journ. B. Paris, 315–19; Héraut Berry, Chron., 178–9; Chartier, Chron., i, 226–8; Cagny, Chron., 216–17; AN X1a 4798, fol. 53 (Морье). вернуться Bossuat (1963), 33; Allmand (1983), 142–8; *Curry (1998) [2], 118–19. вернуться Ринель: Foed., x, 552, 678–9; Otway-Ruthven, 92 и n.3; BN Fr. 26067/4116, 4117. Кало: CPR 1429–36, 193; CPR 1441–46, 257, 328 (мой перевод с оригинального свитка); Otway-Ruthven, 94–5. Ле Вульре: ib., 95–102. Морье: Roger (1980), 103–7, *146. Другие: PRO E404/59 (160, 166); E404/62 (28, 198); E404/63 (87); E404/64 (21, 254); E404/65 (20), 142; E404/67 (137–139, 171); E404/68 (54, 70); CPR 1441–46, 159. Люксембург: PPC, v, 28; CCR 1435–41, 337; Fasti, ii, 125; PRO E404/54 (112); E403/729, mm. 7–8 (5 декабря); *Gall. Christ., xi, col. 56. |