Аррас был столицей бургундского графства Артуа. Это был обнесенный стеной город на берегу реки Скарп, который в период своего расцвета в XIII веке был одним из богатейших центров текстильного производства в Европе. Как и многие другие французские города, он был разделен на старую часть, Сите (Cité), и новую, Бург (Bourg), каждая из которых имела свои стены, ворота и рвы, а также свой собственный муниципалитет. Сите, расположенный на западе, представлял собой старый город с широкими прямыми улицами и площадями, где главенствовал кафедральный собор и жили в основном церковнослужители, судьи и чиновники. Бург, изначально являвшийся пригородом, вырос вокруг бенедиктинского аббатства Сен-Васт. Он был больше, плотнее застроен домами имел узкие и кривые переулки, которые делили город на торговые и промышленные кварталы и где проживала большая часть населения. Графство Артуа пострадало от войны меньше, чем Пикардия и Иль-де-Франс. Но шрамы нанесенные гражданской войной все еще сохранялись, особенно в самом Аррасе. Пригороды за стенами города с церквями духовных орденов и особняками новых богачей были разрушены во время осады 1414 года. Повреждения стен и ворот, нанесенные артиллерией, так и не были устранены. Длительная рецессия и снижение доходов от земельных владений наложили свой отпечаток на церковных и патрицианских собственников, а прекращение торговли привело к обезлюдению как Бурга, так и Сите[627].

В Средние века редко когда крупная дипломатическая конференция открывалась в назначенный день. Передовой отряд английской делегации прибыл в Аррас в конце июня и не застал там никого, кроме нескольких бургундских чиновников. Первым значительным делегатом прибывшим на конгресс стал легат Базельского Собора Юг де Люзиньян, кардинал Кипрский, который во главе внушительной делегации въехал в Аррас 8 июля 1435 года. Его кавалькада из 150 человек была торжественно встречена у ворот епископом и всем духовенством Арраса. Кроме кардинала, Собор направил еще четырех делегатов и небольшую армию юристов, капелланов, секретарей, клерков и дворян. Альбергати, не любивший помпезности, через четыре дня прибыл в город со своим, более скромным эскортом. Он привез с собой небольшой, но примечательный личный штат, в том числе двух итальянских секретарей — Томмазо Парентучелли и Энеа Сильвио Пикколомини, в будущем Римских Пап Николая V (1447–1455) и Пия II (1458–1464). Свита Альбергати была на треть меньше, чем у Юга де Люзиньяна, к тому же он не предупредил встречающих заранее, так что у них не было времени на организацию торжественного въезда. Небольшая группа встречающих, спешно собранная для приема кардинала, добралась до ворот, но обнаружила, что он и его свита уже прошли через них[628].

Отношения между Альбергати и делегатами из Базеля хоть и были внешне вежливыми, но определенная напряженность все же ощущалась. Альбергати решительно воспротивился попытке делегатов от Собора взять на себя руководство конгрессом. Базельские отцы первоначально предложили ему выступить в качестве сопосредника с кардиналом Кипра, но картезианец отказался от этой идеи. Он настаивал на том, что является легатом Папы, а Юг де Люзиньян — Собора. Люзиньян был напыщенным человеком, постоянно подчеркивающим свое достоинство сына короля и эмиссара органа, претендующего на высшую власть в Церкви. Когда Альбергати по причине его немощи предоставили комнату для отдыха в аббатстве Сен-Васт, Юг де Люзиньян потребовал себе такую же привилегию. Он также требовал первенства над Альбергати в зале заседаний, но картезианец решил этот вопрос, придя раньше и сев на место председателя. По своему характеру Альбергати терпеть не мог подобных разборок, но на него давил его секретарь Парентучелли, убежденный противник притязаний Собора. Другой его секретарь, Пикколомини, записал в своих мемуарах, что в конце концов оба посредника перестали разговаривать друг с другом.

На практике высокая репутация Альбергати, его кристальная честность и многолетний опыт работы с проблемами обеспечили ему главенствующую роль. Для сравнения: хотя за год до этого Юг де Люзиньян встречался с Карлом VII и его главными советниками, ни он, ни его коллеги-послы не имели реального опыта в решении вопросов и общении сторон. Комиссия в Базеле, которой было поручено разработать их инструкции, оказалась не более мудрой. Она предложила, чтобы в случае невозможности достижения постоянного мира делегация Собора настаивала на длительном перемирии — решении, которое, как знал Альбергати, не даст результатов и которое французы и бургундцы уже отвергли по веским причинам. Насколько можно судить по документам, роль делегации Базельского Собора была в основном церемониальной. Ее члены читали проповеди в знаменательных случаях, возглавляли процессии, совершали мессы и занимали отведенные им скамьи в зале заседаний. Если они и пытались влиять на ход событий, то оставались незамеченными. Наблюдатели не сразу поняли, где находится реальная власть. К немалому огорчению Юга де Люзиньяна, каждое утро перед домом Альбергати собиралась толпа, в то время как улица перед его собственным домом обычно была пуста[629].

Въезд каждой национальной делегации представлял собой тщательно срежиссированное политическое представление, в котором участвовали кардиналы-посредники и их свиты, епископ Арраса с канониками собора и городским духовенством, аббат и монахи монастыря Сен-Васт, герцогский губернатор и делегации, уже прибывшие в Аррас, — все они выстраивались перед воротами в своих мантиях, облачениях и украшениях. Так было и на предыдущих международных конференциях — в Авиньоне в 1344 году и Брюгге в 1377 году. Английская делегация пересекла Ла-Манш со свитой из 800 человек в середине июля. Кардинал Бофорт остался в Кале с половиной этой многочисленной свиты, а послы во главе с архиепископом Кемпом и графом Саффолком 25 июля прибыли в Аррас в сопровождении большого отряда конных лучников и обслуживающего персонала. Герцог Бургундский приехал через четыре дня, 27 июля, когда колокола звонили к вечерне. В городе уже находились его послы во главе с канцлером Николя Роленом, но на самом деле Филипп был сам себе послом и привез с собой большую часть своего Совета. Здесь были все представители бургундского рыцарства, главные административные и дипломатические чиновники его двора. Герольд Ордена Золотого Руна перечислил восемьдесят восемь видных деятелей, собранных со всех разбросанных владений Филиппа, не говоря уже о юристах, клерках и слугах. Последней и самой грандиозной была французская делегация. Французы приехали вечером 31 июля, прождав несколько дней в Сен-Кантене, чтобы прибыть в Аррас с максимальным эффектом. Четыре главных посла — герцог Бурбонский, Рено де Шартр, граф Вандомский и Кристоф д'Аркур — прибыли во главе кавалькады из 900–1000 всадников, включавшей большое количество великолепно одетых дворян, толпу герольдов, трубачей, музыкантов, капелланов, клерков, чиновников и капитанов, а также корпус арбалетчиков в ливреях. Герцог Бургундский решил присутствовать на приеме после долгих дебатов в своем Совете, в котором, как видно, были и несогласные. Более того, он не просто присутствовал на приеме, а выехал на три мили из города, чтобы поприветствовать французов на дороге, и сопровождал их в город. Три герцога Бургундский, Бурбонский и Гельдернский подъехали к городским воротам бок о бок, их сопровождали коннетабль Франции, семь трубачей и множество герольдов во главе с гербовым королем Франции. Все эти люди торжественно прошествовали по улицам, заполненным толпами народа, ликующего и кричащего "Ноэль!". Англичане дулись в своих апартаментах[630].

В течение последующих шести недель прибывали все новые и новые делегации от многочисленных правителей, интересы которых затрагивались в результате перекройки политической карты Западной Европы. Герцог Гельдернский прибыл вместе с Филиппом Добрым. За ним последовали делегации от других правителей Нидерландов. Принц-епископ Льежа приехал одетым в пластинчатые доспехи с соломенной шляпой на голове и в сопровождении 200 всадников. Прибыли посольства из Неаполя, Милана, Кастилии, Наварры и Португалии. Ряд заинтересованных сторон по обе стороны политического раскола во Франции прислали своих делегатов. Три посланника представляли интересы герцога Бретонского. Своих представителей прислали Иоланда Анжуйская, герцог Алансонский и граф де Фуа. По мере того как мирный процесс буксовал, а затем и вовсе проваливался, появлялись все новые делегации — от муниципалитета, Парламента и Университета Парижа, капитула Нотр-Дам, а также от главных городов Бургундии, северной Франции и Фландрии. Все эти люди прибыли со своим вооруженным эскортом и толпами слуг и прислуги[631].