Кардинал Альбергати прибыл к французскому двору в Амбуаз в конце сентября 1431 года. Вскоре он нашел общий язык с Карлом VII и его министрами. Как и легат, они считали, что в первую очередь необходимо примирение с герцогом Бургундским. Миссия Альбергати рассматривалась ими как способ отделить Бургундию от Англии. Но, в отличие от легата, они не надеялись, что это приведет к заключению всеобщего мира. За несколько лет до этого они уже пришли к выводу, что англичане не настроены на мир. Насколько это понимал сам Альбергати, сказать трудно, но вскоре это должно было стать очевидным. В начале октября кардинал въехал в Руан. В нормандской столице его ожидали советники Генриха VI, и уже обсуждали между собой возможные варианты. Они проконсультировались с Большим Советом в Париже и ведущими английскими дворянами в Нормандии, включая герцога Бедфорда, а также с Филиппом Добрым. И у них был готов ответ. Англичане заявили, что в принципе готовы обсуждать мир на выгодных условиях и тем временем рассмотреть вопрос о перемирии на всех фронтах. Но они не были готовы приостановить военные действия в разгар кампании и полагали, что то же самое можно сказать и о Филиппе Добром.
Однако Филипп оказался в более сложном положении, о чем, несомненно, узнал Альбергати, когда отправился на встречу с ним в Лилль. Хотя герцог отчаянно желал прекращения войны, он был связан своей печатью на договоре в Труа и клятвой соблюдать его. В дальнейшем его позиция на переговорах была изложена в инструкциях для дипломатов и оставалась неизменной вплоть до 1435 года. Приоритетными вопросами для Филиппа были: окончание войны, достойная компенсация за убийство отца и подтверждение территориальных завоеваний, полученных в ходе гражданских войн и в период английского владычества. Но он еще не был готов к официальному разрыву с англичанами или заключению сепаратного мира с Карлом VII. Такая позиция означала, что перспективы мира зависели от готовности англичан пойти на уступки, в частности, в отношении их претензий на французскую корону. Филипп, видимо, надеялся, что их удастся склонить к согласию в обмен на достаточно щедрое территориальное урегулирование, как это было сделано в Бретиньи в 1360 году[557].
Расчеты всех трех воюющих сторон осложнялись серьезным кризисом в самой католической Церкви. 1430-е годы стали мрачным периодом в истории Церкви, столкнувшейся с междоусобными войнами христиан, ересью в Богемии и угрозой со стороны возрождающегося ислама. С июля 1431 года в швейцарском городе Базеле заседал церковный Вселенский Собор. Он был созван Мартином V в соответствии с постановлениями Констанцского собора, предписывавшими Вселенскому Собору собираться через регулярные промежутки времени. В Базеле делегаты Собора почти сразу же оказались втянуты в долгий и мучительный спор с Евгением IV по поводу его притязаний на верховную власть в Церкви, который омрачил весь остаток долгого правления этого Папы. Евгений IV, меркантильный и импульсивный человек, ослабленный инсультом произошедшим вскоре после его восшествия на трон, был плохо подготовлен к решению этой проблемы. В ноябре 1431 г. он распустил Базельский Собор и попытался воссоздать его в более благоприятной атмосфере Италии. Делегаты проявили непокорность и отказались разойтись. Поддержанные императором Сигизмундом и большинством кардиналов, они провозгласили, что Вселенский Собор является высшим органом власти в Церкви и не может быть распущен или приостановлен Папой без его собственного согласия. За этими заявлениями последовали дипломатические демарши при европейских дворах и шквал пропаганды в пользу своих претензий[558].
Среди европейских государей позиция Вселенского Собора вызывала симпатии. Соборный режим управления Церковью ослабил бы центральную власть папства и усилил бы их собственный контроль над национальными Церквями. Французская Церковь по обе стороны политического раскола имела сильные галликанские и соборные традиции, а также давние опасения по поводу всеобщего распространения папской юрисдикции. В ланкастерской Франции соборные настроения были сильны в Парламенте и Парижском Университете, а также в ряде кафедральных соборов, в том числе в Руане и Париже. Во Франции Валуа церковный Собор, созванный Карлом VII в феврале 1432 г. в Бурже, единодушно высказался в пользу предложений Базельского Собора. Большинство европейских правителей признали легитимность Собора, стараясь при этом избежать нового раскола или открытого разрыва с папством. Они разрешили своему духовенству направлять делегации в Базель, а со временем отправили и собственные официальные посольства. Карл VII был представлен в Базеле с ноября 1432 года. Филипп Добрый, Иоанн V Бретонский и Яков I Шотландский последовали этому примеру к началу 1434 года[559].
Позиция Англии была более двусмысленной, и ее решение заняло больше времени. Летом 1432 г. в Вестминстер явились посольства от Папы и Собора для аргументации своих позиций. После долгих внутренних дебатов и решительного вмешательства герцога Глостера министры Генриха VI приняли решение участвовать в Соборе. В феврале 1433 г. в Базель прибыла делегация английской Церкви. Правительство объявило, что позднее в том же году оно направит своих послов от имени обоих королевств Генриха VI. Основная причина его желания участвовать в Соборе не была связана с войной во Франции. Его сильно беспокоили гуситы и их связи с английскими лоллардами, которые считались политическими революционерами. Правительство считало, что Собор может стать ценным инструментом для борьбы с угрозой ереси. Но еще одним важным фактором было желание иметь альтернативного посредника на случай, если Альбергати потерпит неудачу или станет действовать против англичан. Такого же мнения придерживался и Филипп Добрый.
Однако отношения Англии с Собором начались неудачно. Приняв решение об участии в Соборе, правительство не знало о ряде важных процедурных решений, которые были приняты в Базеле в самом начале его работы. Собор отказался от системы голосования по нациям, которая применялась в Констанце и давала англичанам такой же вес, как и Франции. Кроме того, делегаты должны были принести так называемую "клятву инкорпорации", которая, по сути, обязывала их работать на коллективные цели Собора, а не в интересах стран, из которых они прибыли. Когда члены Совета в Вестминстере узнали об этом, они были возмущены, выразили протест против обоих решений и запретили англичанам, уже находившимся в Базеле, приносить присягу и присутствовать в Соборе до тех пор, пока не будет восстановлена система голосования по нациям. В результате английская делегация оказалась отстраненной практически от всех дел Собора. В мае 1433 г., вскоре после того как официальное английское посольство отправилось в Базель, оно было отозвано. От имени Генриха VI Собору было направлено письмо с протестом. По его словам, его подданных лишили возможности трудиться в винограднике Господнем, а вместо этого "оставили стоять в стороне, как праздные и отвергнутые руки". Это послание, когда оно было зачитано перед Собором, вызвало бурные дебаты но не из-за его содержания. Архиепископ Турский возражал против использования Генрихом VI титула "король Англии и Франции" и произнес длинную речь в защиту притязаний Карла VII. Это вызвало агрессивный ответ бургундской делегации по поводу убийства Иоанна Бесстрашного. Бургундский представитель закончил свое выступление громким заявлением о том, что Генрих VI является истинным и единственным королем Франции, но его слова были заглушены громкими криками в адрес "бургундских предателей" с французских скамей[560].
Базельский Собор претендовал на выполнение классической для церкви функции посредника в международных спорах. С самого начала он провозгласил мир в Европе важнейшей составляющей своей роли. Эти претензии становились все более правдоподобными по мере увеличения числа национальных делегаций. Папа оставался одинокой фигурой в Риме, а Базель стал столицей Церкви и местом проведения крупного международного собрания представителей государей Европы. Поначалу делегаты Собора задумывались о инициации параллельного мирного процесса под своей эгидой. В энциклике, обращенной ко всему народу Франции в марте 1432 г., они призвали все воюющие стороны направить делегации в Базель для участия в мирной конференции. Но никто из них не воспользовался этой идеей, которая вскоре была оставлена. Альбергати был легатом Папы, а не Собора. Но, возможно, осознавая опасность того, что воюющие стороны могут сыграть на руку Собору против Рима, он позаботился о том, чтобы привлечь базельских делегатов к сотрудничеству на всех этапах. Легат приглашал их присылать представителей на очередные конференции во Франции и отчитывался о проделанной работе как перед Папой, так и перед Собором. По мере обострения отношений между Римом и Базелем только тактичное поведение Альбергати и его высокая репутация в обоих городах позволили сохранить этот беспристрастный подход[561].
