– А как уходил, видела?

Хозяин кивнул.

– Ты сам-то ей веришь?

– Девка чуткая очень, приметливая. Из лесов.

– Гости к нему часто ходили?

– Не сказать чтобы очень, но захаживали. Всегда с глазу на глаз сидели. Он вообще в своей комнате, как бирюк, сидел. Еду всегда туда носили. Сам частенько где-то околачивался. – Подумав, Сарабай добавил: – Бывало, ночевать не приходил.

В зале повисла тишина, только огонь сухо потрескивал углями в очаге. Злат зачерпнул еще меда и отодвинул братину.

– Чего сам не пьешь? Зелья какого подмешал? Садись. – Увидев, как хозяин старательно наливает себе до краев полный ковш, приняв, похоже, близко к сердцу слова про зелье, добавил без тени усмешки: – Как хочешь, а чего-то в твоем рассказе не хватает. А чего, не пойму.

Сарабай грустно развел руками:

– Сам бы так говорил, если бы мне кто эту историю рассказал. – Наиб промолчал. Мясник думал. – Понимаешь, все это чушь, конечно, но здесь одно за другое цепляется. Я вот сейчас только понял, что и лица его толком не разглядел. Запросто могу не узнать, если встречу. Какой-то уж больно весь из себя скрытный. Шмыг да шмыг то в келью, то из кельи. Он даже вселился необычно. Его человек привел из булгарского квартала. Комнату выбирал, деньги платил. Я с ним и не общался почти.

– Деньги какие платил?

– Какие деньги? – не понял Сарабай.

– Сколько, какими монетами, где чеканены?

– Обычные деньги. Даньга. Чеканены у нас в Сарае по большей части. Я ведь их сам хорошенько проверял, когда пересчитывал. Сам понимаешь, постоялый двор все-таки.

Наиб понимал. Где сподручнее всучить поддельную монету? Расплатился, и ищи ветра в поле.

– Ты того человека из булгарского квартала знаешь?

– Нет. Лицо, правда, знакомое, видел где-то.

– Так ты что, со своим постояльцем даже словом не перекинулся?

– Почему? Он говорил, какую еду ему приносить. Рыбы просил побольше. А еще спросил, можно ли где брать хлеб, сделанный на дрожжах.

– Нашли?

– А чего искать? Хоть у булгар бери, хоть у русских, хоть у буртас. Цену хорошую давал. Вперед.

– Надолго?

– Сказали, что на месяц-полтора, точно не знают. Поэтому сразу заплатили вперед и предупредили, что съехать может внезапно, не предупреждая. Даже оговорили на этот случай, что замок с ключом на столе оставит.

– Какой замок?

– Навесной. Эта комната и снаружи запирается. На навесной замок. Там еще скобы сделаны, хоть на крепостные ворота. И замок стальной, булгарской работы. Как хороший сундук стоит. Эту комнату обычно снимают купцы, которые там оставляют что-то ценное. Поэтому она и подороже.

– У постояльца много товара было?

– Даже сундука не было. Только две большие сумы.

Значит, хотел, чтобы в вещах не рылись. Хорошие деньги за это заплатил.

– Вы с ним по-кипчакски говорили?

Сарабай удивленно вскинул брови.

– Говорил чисто?

– Не совсем. Да у нас больше пол-Сарая так говорит. Кто и лет двадцать здесь живет. Иной раз вообще объясняются на пальцах.

– Ты его спросил, кто он и откуда?

Хозяин в очередной раз кивнул:

– Иоанн. Из Новгорода. А потом добавил еще, со значением так: «Из закатных стран».

Злату вспомнился утренний разговор с корабельщиком. Иов из Новгорода. Тот еще сказал «новый город» по-кипчакски, а не по-русски. Обычное дело для Сарая. Вот только этих Новых городов лишь на Руси несколько. Есть Великий, есть Нижний, есть Северский. А сколько их еще в дальних странах, поименованных на чужеземный лад? Неаполь, например. Тоже по-гречески – Новый город. Далеко на западе, в закатных странах. Уж не из тех ли самых краев залетел таинственный гость?

С полгода назад уже объявлялся один такой. Прибыл тайком с полным сундуком золота и принадлежностями для рисования карт. Служил, как выяснилось, торговому дому Барди, который состоит в личных банкирах у самого папы. Как раз на Ивана Купалу бежал на генуэзском корабле за море. Золото у него в сундуке было для здешних краев необычное: магрибские динары. Из закатных стран.

– Вспомни хорошенько, Сарабай: слово «Новгород» он как говорил? На каком языке?

– На кипчакском, конечно.

Новый город в закатных странах. То ли Иоанн, то ли Иона. Легко запутаться в таком многоязычном городе, как Сарай. Легко и затеряться.

– А птички у этого твоего постояльца были?

– Какие птички? – испугался хозяин.

– Ну мало ли? Коли он у тебя улетел, может, птичкой умел обращаться. Или дружил с птичками. Клетка для птиц у него была?

Сарабая вопрос озадачил. Сначала он напряженно таращил глаза, силясь уловить подвох, потом повернулся к двери в хозяйские покои и зычно крикнул что-то на незнакомом Злату языке.

– Да скажи уже, пусть похлебку несут, – добавил наиб. – Ты же служанку зовешь?

– Думал, сначала комнату посмотрим. Я бы уже велел дверь чинить.

– А куда спешить? Нового постояльца ждешь?

Хозяин только вздохнул тяжело. Слава теперь пойдет о его постоялом дворе такая, что лошадей нахлестывать будут, мимо проезжая. Хотя на окраине в глухом месте обычно на ночлег встают те, кого ни Богом, ни чертом не испугаешь. Народ мирный и боязливый идет в караван-сарай.

Похлебку принесли по северному обычаю – в глиняном горшочке. С деревянной ложкой, вырезанной из белой липы. Такая в здешних краях не растет. Рядом поставили деревянный же резной ковш с медом. Но уже не со сбитнем, а хмельным, перебродившим. В него не имбирь, а свои лесные ягоды для вкуса добавлены. Да и зелья с кореньями из тех краев, хранящие силу и запах дальних дремучих дебрей.

С девушкой только беседы не получилось.

Едва она поставила на стол кушанье, хозяин стал говорить с ней по-своему.

– Она чего же, совсем по-кипчакски не понимает?

– Недавно из лесу. У меня всего два месяца живет.

Злату только и осталось, что молча рассматривать причудливый узор, вышитый на льняном подоле. Мог бы и сам догадаться. Одета девка не по-здешнему. Значит, в Сарае недавно. В том, в чем приехала. А когда можно было приехать с верховьев? Только после половодья. Месяца четыре, не раньше. Лапти, правда, уже стоптала – на ногах мягкие сапожки здешней работы. На поясе сзади хвосты. В Мохши такие на каждом шагу увидишь, а здесь редкость. Даже в булгарском квартале не встретишь. Только у буртас.

– Не было у него ни клеток, ни птичек, – подытожил Сарабай. И жестом велел девушке уйти. Однако Злат обратился к ней напрямую:

– Тебя как звать-величать, красавица?

– Юксудыр.

Значит, немного все-таки понимает.

– Красивое имя, – одобрил наиб, – и сама хороша. Постоялец к тебе не приставал?

Теперь уже девушка не понимала, а Сарабай переводить не стал. Сам ответил:

– Если и пробовал, то сразу бросил. Не смотри, что с виду гибкая, как та ива. Она подкову может разогнуть.

Злат недоверчиво смерил взглядом стройный девичий стан. Действительно, так и не скажешь. Хозяин, судя по уважительному тону, и сам пробовал. Верно, не понравилось. И наиб продолжил как ни в чем не бывало:

– Расскажи дяде Злату поподробнее, что за человека ты у него видела. Ну, тот, что появился из ниоткуда. Было в нем что странное, необычное?

Сарабай перевел. Наиб заметил, что «дядю Злата» он пропустил, но девушка эти слова явно поняла. Они ведь неспроста сказаны были. Одно дело допрос у сурового ханского чиновника, совсем другое – обычный разговор с добродушным дядей, охочим до сплетен.

– Она говорит, что гость действительно странным был. Черный весь какой-то. И лицо, и одежда.

– Арап, что ли?

– Она, поди, арапов никогда не видала. Не поймет, про что это. А еще говорит, что от него запах странный шел.

– Странный? Серой, что ли, вонял?

– Она, поди, серу ни разу не нюхала. Говорит, вроде как дымом.

Наиб озадаченно почесал затылок:

– Слушай, а она у тебя сказки любит слушать?

Сарабай не стал переводить, но девушка явно поняла слово «сказки» и усмехнулась. Повернувшись к наибу, она отчетливо повторила два раза одно и то же слово.