Эмир прекрасно знал, что отец Алибека Исатай долго был наместником в Хорезме, где родился сам эн-Номан. С тамошними жителями Исатай часто не ладил, и те жаловались на него хану, пытаясь прибегать к помощи своего могущественного и влиятельного земляка. Тогда-то между хорезмийцем и киятом пробежала черная кошка.

– Подойди ко мне, юноша! – позвал эн-Номан Наримунта. – Толмача не нужно. Злат переведет мне твои слова. Так зачем ты хотел видеть эмира Сарая?

– Мне сказали, что этого человека, – княжич указал на наиба, – арестовали из-за меня. Я решил, что это несправедливо, и пришел.

– Так, значит, все-таки арестовали?

– Молодец просто неверно понял! – испугался эмир. – Ты же видишь, он совсем не знает нашего языка. Злат! Скажи! Разве тебя кто арестовывал? Просто этот возомнивший себя черт-те кем сын ишака, – ловко ввернул он неугодного отца, указав на спину уже выезжавшего со двора Алибека, – орал про задержания и палачей. Может, кто и принял все это за чистую монету. – Эмир понизил голос: – Он ведь даже православного монаха требовал арестовать. Это тоже прикажете всерьез принимать?

– Ты верный страж законов, – одобрил шейх, пряча в бороду улыбку, – счастлив государь, у которого такие слуги. – Он повернулся к Наримунту. – А ты, я вижу, храбр и справедлив. Из тебя получится хороший правитель. Окажи мне честь, достойный юноша, посети мою скромную обитель. Эмир, я думаю, отпустит тебя под мое поручительство? Ты тоже дай ему слово, что не сбежишь. Ты доказал, что тебе можно верить.

От угощения шейх наотрез отказался. Оно готовилось для Алибека, не будет же эн-Номан довольствоваться объедками. Однако несколько милостивых слов все-таки сказал и даже покровительственно похлопал эмира по плечу, одобряя его намерение подавать жалобу хану. Тот, почтительно кланяясь, проводил уважаемого гостя до самых ворот и подсадил в повозку.

От наметанного глаза бывалого царедворца не ускользнуло, что и свиту, и повозку шейх намеренно оставил на площади, отправившись дальше пешком. Это был явный знак немилости, если не гнева. Теперь гроза миновала. Эмир понимал, что нажил непримиримых и опасных врагов в лице могущественного рода киятов. Зато получил благоволение куда более могущественного эн-Номана. Пока этот ход на шахматной доске жизни можно считать удачным. Только как все сложится в дальнейшем?

Старый шейх уселся поудобнее в повозке, жестом пригласил наиба и Наримунта располагаться рядом, затем поманил рукой Илгизара:

– Зайди обязательно ко мне завтра, я покажу тебе другие интересные книги. Молодец, что вспомнил обо мне. Пусть даже по такому неприятному поводу.

Уже когда повозка тронулась, эн-Номан пояснил:

– Утром привратник доложил, что меня хочет видеть юноша, который собирается вернуть мне рукопись. Оказалось, это твой помощник принес мне книгу Хайяма «Слово о пользе вина», которую я дал ему три месяца назад, когда вы приходили ко мне по делу о свиной ноге. Как я и предполагал, это было лишь поводом увидеться. Он сказал, что тебя арестовали по обвинению в измене, о чем ему сказали стражники, приехавшие утром на постоялый двор Сарабая. К сожалению, я не успел выспросить у него подробности, решив, что нужно торопиться. Он упомянул лишь, что это связано с делом исчезнувшего путника. Надеюсь, ты мне об этом расскажешь? Ты же знаешь, как я на старости лет полюбил загадочные истории. Не тот ли это путник, про которого позавчера мне рассказывал Бахрам?

– В этой истории все переплелось почище, чем в сказках тысячи ночей, которые он читает в своей драгоценной книге. Правда, я немного упустил нить повествования и, чтобы снова взять ее в руки, мне нужно поговорить с этим юношей. Пусть расскажет, что случилось сегодня на постоялом дворе. А я буду переводить.

Только сейчас Злату пришло в голову, что Наримунт не понимает происходящего. Ведь все вокруг говорят по-кипчакски. Конечно, трудно было не понять, что дворцовая стража не позволила схватить его людям Алибека. Потом он догадался, что человек, который кричал на самого кията и его нукеров, – сарайский эмир. А вот кто этот могущественный старик, который, даже не допуская пререканий, дал ему знак следовать за собой, он не знал. Однако Наримунту явно пришлось по душе доверие к его княжескому слову, прилюдно продемонстрированное стариком. Отправлялся он тоже без всякой охраны, как гость.

Доверие порождает доверие. Наримунт стал рассказывать все без малейшей утайки. Злат негромко переводил.

Утром они с Туртасом услышали шум, голоса и бряцанье оружием. Туртас сразу подал знак молчать и стал прислушиваться. Начали стучать в дверь и кричать. Туртас не отвечал. Вдруг из топки под лежанкой показалась голова. Это была Юксудыр. Она молча поманила Туртаса за собой и скрылась в печи. Дрова с ночи уже совсем прогорели, и огонь погас. Туртас жестом велел Наримунту лезть в топку.

Там было еще горячо, зола набилась под одежду и в штаны, и юноша с невероятным трудом сдерживался, чтобы не чихнуть. Они оказались в другой комнате, где Юксудыр указала им на крышку погреба и сунула в руки узел. Через поземный ход они выбрались в какой-то овражек позади двора. В узле оказалась одежда.

Только тут беглецы, взглянув друг на друга, поняли, что в таком виде, все в золе и саже, как черти из ада, далеко не ушли бы. Оставалось только порадоваться предусмотрительности девушки. Переодевшись и кое-как обтерев лица мокрыми от ночного дождя лопухами, они пробрались кустами на другую сторону дороги. (Злат сразу догадался, что это был булгарский квартал.) Уже в кустах Туртас подмигнул Наримунту, указав на трубу на крыше двора. Она выходила из их комнаты. Из нее поднимался дым. Значит, Юксудыр с другой стороны насовала туда дров и разожгла огонь.

Дальше уже все было понятно и предсказуемо. Туртас оставил княжича в какой-то бане у берега. Сам сбегал и привел мужика, говорившего по-русски. После чего рассказал, что на постоялый двор приезжали стражники с людьми Алибека, а наиб арестован по обвинению в измене. Наримунт решил немедленно отправиться к эмиру. Никакие уговоры проявить осторожность и хоть немного выждать на него не действовали. Поняв, что переубедить настойчивого литовца не удастся, Туртас привел откуда-то лошадей.

Уже в обители эн-Номана настал черед рассказывать Злату.

Здесь ничего не изменилось за те три месяца, что минули с тех пор, как они с Илгизаром навещали шейха в прошлый раз. Даже листва на старых грушах, осенявших двор, еще не пожелтела. Только сейчас разговор шел не в саду, а в небольшой уютной комнате. Ставни на окнах были открыты, на улице заметно потеплело и светило солнце.

Лишь увидев блюдо с лепешками, Злат вспомнил, что у него сегодня во рту и маковой росинки не было. Скорее всего, у его юного спутника тоже. Заметив, с какой жадностью Наримунт набросился на еду, эн-Номан улыбнулся:

– Перекусывайте пока за разговорами. Настоящее угощение подадут попозже. Когда наши головы уже не будут заняты суетой и ваши животы смогут оценить его по достоинству.

Злат стал рассказывать. Подробно и без утайки. Начав с самого начала, когда пришел на Булгарскую пристань провожать Туртаса. Про голубей и унесенного джиннами постояльца, про огниво, оказавшееся ключом к тайным посланиям людей-волков из северных лесов, о девушке с перстнем Кутлуг-Тимура на шее, оказавшейся дочерью хана Тохты. Про письмо из Праги, украденное у менялы, которое хотел купить Авахав. Про московского инока.

Эн-Номан слушал молча, ни разу не перебив. На его лице вообще не дрогнула ни одна жилка. За долгую жизнь он наслушался и не таких историй.

– Этому Алексию я сразу сказал, что он ко мне не по адресу обратился. Это твоего поля ягода.

– Так и сказал? – Усмешка тронула губы шейха. – А он что?

– Но как, говорит, это сделать? Я ему посоветовал с Бахрамом поговорить, может, тот чему научит. Только старик куда-то запропастился. Дождь все эти дни лил не переставая. Вот сказочник и засел где-то в городе.