Известие Злата встревожило. Обычно сестра без необходимости его не беспокоила. Шутка ли – два раза присылала. Не случилось чего? Он поспешил поворотить коня. Благо ехать недалече. Русский квартал, собравшийся вокруг небольшого монастыря с храмом и обителью епископа, стоял прямо за главным базаром, через несколько улиц от ханского дворца.

Родные пенаты встретили непривычным порядком. На въезде стоял караульный. Служба эта обычно отправлялась спустя рукава, и охранник появлялся здесь только в темное время. Да и то, скорее, чтобы объезжавшая караулы ночная стража не ругалась. Страж порядка сразу бросился к Злату:

– За тобой дважды посылали! Епископ ждет.

Значит, дома все в порядке. Почему только владыка своего человека не послал? Почему сестра не передала его просьбу? Епископ все лето был с ханом в степи. Видно, только приехал. Да и то, поди, ненадолго. Теперь перебираться будет вслед за всеми в Новый Сарай. Что за дело у него к наибу Сарая, который теперь все так и будут называть Старым?

У коновязи возле дома епископа лошадь негде было привязать – значит, прибыл со всей свитой.

Отдельную епархию для православных Кипчакской степи и коренных ханских владений учредили уже лет семьдесят назад. Еще при Менгу-Тимуре. Поначалу епископы Сарские, то ли от слова «Сарай» – «дворец», то ли от слова «царь», сидели в Переяславле, у края степи. Под боком и присмотром митрополита, который был рядом, в Киеве – матери городов русских. Когда в улусе начались междоусобица и нестроение, учиненные могущественным временщиком Ногаем, досталось и им. Был разорен Киев, а епископ Сарский Анфим сподобился венца мученического. Митрополит Максим тогда едва ноги унес за леса во Владимир. Да там и остался. Новый Сарский епископ отправился в ставку законного хана Тохты. После чего обосновался уже в столице.

Близость к хану, удаленность от митрополита да еще возможность напрямую сноситься с Константинополем, где сидели патриархи, делали сарайских архиереев очень влиятельными.

В небольшой комнатушке, где епископ Софония принял Злата, даже не затопили печь, только жаровню с углями внесли. У образов в углу теплилась лампада, свечей не зажигали. Сумерничали. Кроме владыки, в комнате был еще один человек, сливавшийся в полутьме со стеной.

Злат поклонился и подошел под благословение.

– Если заставил ждать – простите. Мне только сейчас передали. Весь день кручусь. С утра суд, потом на Красной пристани меняльную лавку ограбили. Даже поесть некогда. Дел по горло.

– Вот сейчас и потрапезничаешь. – Софония добродушно пропустил мимо ушей слова о делах. – День воскресный, можно и чего праздничного отведать. Сам я к братии пойду, целое лето не виделись. А вы здесь с Алексием посидите, я скажу, чтобы сюда принесли. – Владыка поднялся и мягко взял Злата за руку. – Он инок Богоявленского монастыря. Из самой Москвы добирался. Ты ему помоги.

Когда перед Софонией открывалась дверь, при свете блеснул наперсный крест московского гостя. Значит, не простой инок. Отчего же наибу этого не сказали? Посыльный тоже смолчал, что от епископа.

– Чем могу я, грешный, помочь смиренному отшельнику? – спросил Злат у темноты. – Чей монастырь остался так далече отсюда.

Он нарочно произнес это по-русски. Монах засмеялся:

– Советом! Мне нужен добрый совет, Хрисанф Михайлович!

Трое слуг внесли кушанья. Один из них осторожно положил на жаровню толстое полено и пучок лучин. Стало светлее.

Алексий пересел к столу, и Злат увидел, что это совсем еще молодой человек. Если не борода, так вообще можно принять за юношу.

– Раздели со мной трапезу, – улыбнулся инок и стал разливать вино из кувшина.

Кубки были серебряные. Из таких впору вельможам пить на ханском пиру. На большом блюде красовались персики, смоква, виноград, посреди стола – жареная утка, пахнущая шафраном и еще какими-то дорогими пряностями. Заботливо нарезанная небольшими кусками. Рядом отливали янтарем ломти белорыбицы.

Монах протянул кубок Злату:

– За знакомство!

Вино было густое и сладкое.

– Такое делают за три моря отсюда, – усмехнулся наиб. – В рыцарских командорствах на острове Кипр. У нас оно очень дорого.

– Приятно иметь дело со знающим человеком.

– Ты хотел совета, – напомнил Злат. – Даже не представляю, что могу сказать, чтобы отблагодарить за такое угощение. Пока посоветую заесть это вино чем-нибудь сладким. Утку лучше запивать молодым вином из Дербента.

Монах послушно положил утиную грудку и взял с блюда спелую смокву.

– Мне поведали, что ты умный и надежный человек, которому можно доверять.

– А мне поведали, что ты приехал из Москвы. Какое дело может быть до меня у московского князя?

– Стал бы епископ так стараться для посланца Ивана Даниловича? Я приехал с грамотой митрополита Феогноста.

– Из Москвы, – закончил за инока Злат.

– Начну с того, зачем я тебя оторвал от насущных дел. Мне действительно нужен совет. Я никого не знаю в Орде, а дело мне предстоит важное, и не одно. Чтобы не тянуть кота за хвост и не ходить вокруг да около, давай поступим так. Я расскажу тебе про свое дело, а ты посоветуешь, к кому мне с ним обратиться. Если ты не знаешь таких людей – я не обижусь.

– Посмотри на мой халат, инок. Так ведь тебя представил Софония? Это монгольская одежда. Я ханский слуга. Я верой и правдой служу хану уже много лет. Со всем усердием, на которое только способен, я защищаю закон на улицах Сарая. Закон, который не делает различия между людьми по их вере или языку. Софония уклонился от беседы. Как ты думаешь почему? Он хорошо знает здешние порядки. Для него я прежде всего монгол и только потом единоверец. Ты обратился ко мне именно оттого, что мы говорим на одном языке?

– Кому легче понять друг друга, как не тем, кто говорит на одном языке? – засмеялся монах.

– Я много раз видел, как здесь в Сарае говорят на одном языке русские князья. Например московские и тверские. Они к тому же единоверцы.

– Теперь ты сам видишь, как трудно человеку, который хочет искать помощи у иноверцев. Да еще не зная ни их языка, ни обычаев. Не буду же я кричать о своих делах на базаре в надежде, что мне кто-то поможет? Я прошу лишь выслушать меня и подумать, к кому я могу обратиться.

– Почему этим делом не занимается епископ?

– Потому что это дело митрополита. Оно касается Волыни. Это же ханский улус?

– Тебя привели сюда волынские дела?

– Не только.

– Пожалуй, я выслушаю тебя. Но с одним условием.

Алексий с готовностью подался вперед.

– Ты прикажешь подать дербентского вина. Или фряжского. Эту изысканную сладость оставь для изнеженных евнухов и женщин.

Не дожидаясь ответа, Злат взял с блюда утиную ножку.

Вино принесли. Слуга, уходя, бросил в жаровню еще лучин. Монах начал:

– Не так давно патриарх назначил на Волыни своего митрополита. Некоего Феодора. История эта давняя, там такое не впервой. С тех пор как русский митрополит отъехал во Владимир, галицким и волынским князьям ему подчиняться стало зазорно. Беда в том, что сами эти князья все больше клонятся к папе. Сейчас на Волыни сидит Юрий, до крещения Болеслав. Его поставили по сговору польский король и литовский князь. Хан ему дал ярлык, дань присылают исправно. Только в делах веры этот Юрий-Болеслав все больше уклоняется от православия. Феогност думал, ему в Константинополе помогут. Им же наши дела духовные подчиняются. А тамошние патриархи сами едят из рук своих императоров, которые под дудку Запада подчас пляшут. Остается одна надежда – на хана.

– Эк куда загнул! Хан у нас мусульманин, защитник веры. А высший суд в улусе – Великая Яса.

– Понятно, что до наших епархиальных склок хану дела нет. Только ведь все в один узелок связано. Недавно этот самый Юрий-Болеслав женился на дочке князя Гедимина.

– Попробую угадать. Сейчас ты скажешь, что на другой дочке женат новый польский король.

– Может, ты знаешь, и что я дальше скажу? Тогда слушай. Тебе же известно, что у московского князя сейчас с тверским брань?