Орнаментация позднесарматских горшков бедна. Самый распространенный узор — защипы и насечка по краю горла, изредка кольцевые резные линии и зигзаг (табл. 83, 13–15, 19–20, 23, 34, 38; 75, 25). Появляется новый специфический позднесарматский прием украшения — симметрично расположенные округлые или чуть вытянутые налепы-выступы (табл. 83, 16, 17, 21, 32; 75, 24, 26). Лишь один южноуральский горшочек выделяется своим орнаментом, как, впрочем, и формой (табл. 83, 40). Обычные кольцевые линии и зигзаг дополнены круглыми наколами, придающими сосуду нарядность. Этот способ орнаментации встречается главным образом на керамике южного Приуралья. Он отражает контакты сарматов с населением лесостепных культур и вообще характерен для более раннего времени начиная с VI–V вв. до н. э. Интересно, что горшок с наколами имеет не только архаичный орнамент, но и форму.
Серия позднесарматских кувшинов невелика, но достаточно разнообразна. В большинстве случаев кувшины сделаны по западным гончарным образцам (табл. 83, 1, 2, 4, 5, 27, 28, 30; 75, 28, 29) и лишь некоторые из них отличаются своеобразным орнаментом. Отдельные экземпляры очень далеки от своих прототипов: они исполнены грубо (табл. 83, 2). Изредка в могилах встречаются крынкообразные сосуды с высоким ровным горлом без ручки (табл. 83, 6). Обнаружена также высокая стаканообразная кружка с большой ручкой (табл. 83, 3). Очень редко, буквально в единичных экземплярах попадаются среди лепной посуды миски (табл. 83, 26, 41; 75, 30).
Что касается гончарной керамики, то волго-донские и нижневолжские кочевники по-прежнему обслуживались главным образом донскими и кубанскими керамическими центрами (табл. 84, 1, 2, 4, 6, 8, 10, 11, 13, 15, 16). Ввоз керамики боспорского производства со II в. н. э. практически прекратился. Значительную роль в это время, особенно с III в. н. э., начали играть кавказские связи (табл. 84, 7, 12, 14; Мошкова М.Г., 1980). К кочевникам поступали кувшины, горшки, кружки, миски серо- и чернолощеные, реже — нелощеные, в большинстве случаев с желобчатым или вдавленным орнаментом. На сосудах кавказского производства встречается рельефный налепной орнамент. Нередко кувшины и кружки имели зооморфные ручки (табл. 84, 4, 7, 8, 11, 12). Очень редко и лишь в могилах междуречья Волги — Дона находят узкогорлые светлоглиняные амфоры, которые получили наибольшее распространение в Танаисе с I в. н. э. Из погребений этих же районов происходят и краснолаковые мисочки или чашечки, как правило, малоазийского производства (табл. 84, 17). В задонские степи они попадали через Танаис или города Азиатского Боспора. Не ранее II в. н. э., но только в левобережных поволжских памятниках начинают встречаться красноглиняные ангобированные кувшины хорезмийского производства (табл. 84, 3, 5, 9).
Могилы южноуральских сарматов содержат гораздо меньше гончарной керамики. При этом главным поставщиком ее были хорезмийские гончарные мастерские. Сюда поступали кувшины с ручками и без них, небольшие сосудики с ручками-уступами и кружки (табл. 84, 18, 22–24, 26–28). Последний вид керамики (табл. 84, 27) пока не найден в Хорезме. Но, может быть, эти стандартные кружки производил какой-то еще не известный нам керамический центр Хорезма или его ближайшей округи.
Очень редко и только в погребениях на территории Башкирии и в Лебедевском могильнике, выделяющемся массовостью и богатством позднесарматских могил, обнаружены кувшины кавказского и кубанского или донского производства. Их всего 4 экз. (табл. 83, 19–21, 25) на 25 среднеазиатских сосудов. Также лишь в Лебедевском могильнике найдены узкогорлые светлоглиняные амфоры: одна целая в могиле военачальника и довольно много обломков в одном из культовых сооружений этого памятника. Как и в поволжско-донских погребениях, они относятся ко II — первой половине III в. н. э. Видимо, все они попали сюда также через Танаис.
Набор гончарной керамики в сарматских погребениях Северного Причерноморья существенно отличается от серий восточных регионов (табл. 75, 31–34, 37, 39–41, 43, 44, 46). Основную массу составляют сосуды боспорских керамических мастерских, хотя встречаются и серолощеные кувшины, возможно, кубанского или донского производства. Очень небольшую часть импорта занимает краснолаковая посуда, происходящая главным образом из малоазийских центров, которые сбывали свою продукцию на Боспор и в другие колонии Северного Причерноморья.
В сарматских погребениях Прутско-Днестровского междуречья ассортимент краснолаковой посуды значительно разнообразнее. Помимо обычных чашек, небольших кувшинчиков (табл. 75, 42, 45), здесь обнаружен краснолаковый фигурный сосуд в виде барана (табл. 75, 36). Особую группу керамики в этом районе составляют сероглиняные кувшины на кольцевом поддоне иногда с орнаментом в виде вертикальных пролощенных полос (табл. 75, 38, 47). Не исключено, что она производилась местным земледельческим населением специально по заказу и вкусу сарматов, поскольку появилась здесь только с первых веков нашей эры и была характерна именно для сарматских памятников (Рикман Э.А., 1975б, с. 56–59). Изредка в сарматских могилах Северного и северо-западного Причерноморья встречаются светлоглиняные узкогорлые амфоры (табл. 75, 35) того же типа, что был особенно характерен для Танаиса II–III вв. н. э. и других нижнедонских городищ. Область нижнего Дона, как считает Д.Б. Шелов (1972а, с. 117, 118), видимо, была преимущественным районом их распространения, хотя находки таких амфор нередки и в других местах Северного Причерноморья (Илурат, юго-западный Крым, Ольвия). Поэтому трудно решить, из каких именно греческих колоний попадали такие амфоры к сарматам западных регионов. Это могли быть города Боспора, и Ольвия, и Тира.
Не выходят из употребления поздних сарматов бронзовые литые и кованые котлы и котелочки. Основная масса бронзовых котлов (более 20 находок) представлена одной формой. Это экземпляры с яйцевидным туловом и чуть уплощенным, а иногда почти округлым неустойчивым дном. Поддона они не имеют. Ручки котлов вертикальные, гладкие или с тремя кнопками (табл. 78, 31, 32), имеющие иногда на тулове «усообразное» продолжение. Обычно в верхней части тулова располагается орнамент в виде рельефной веревочки. В нескольких случаях эти котлы имели тамгообразные знаки. Высота котлов колеблется в пределах 12–40 см, но в основном они имеют высоту 15–20 и 30–40 см. Значительная часть их обнаружена в погребальных комплексах, поэтому датировка котлов II–III вв. н. э. достаточно обоснована. Находки их сосредоточены в южном Приуралье, на обоих берегах Волги и лишь считанное количество найдено в Подонье. В сарматских памятниках Северного Причерноморья и Молдавии их нет. Н.А. Боковенко, специально исследовавший эту категорию вещей, ссылается на аналогичные формы котлов из Тувы и Ордоса. По его мнению, некоторые конструктивные особенности котлов без поддона, такие, как «усовидное» окончание ручек, небольшое уплощенное дно и яйцевидность тулова, характерны не только для находок в Восточной Европе, но и для бронзовых котлов Южной Сибири и Центральной Азии, которые относятся к культуре хунну (Боковенко Н.А., 1977, с. 234). Интересно, что котлы этого типа изображены и на Боярской писанице (Боковенко Н.А., 1981, с. 47, рис. 3, 2).
Благодаря раскопкам последних лет в южном Приуралье появился еще один ранее неизвестный тип позднесарматских котлов. Это небольшой кованый котелок с бокалообразным туловом на невысоком поддоне. На вертикальных ручках его по одной кнопке (табл. 78, 30). В серии позднесарматских котлов он пока единственный.
Несравненно реже в погребениях этого времени находят бронзовые кованые котелки галло-римского типа (табл. 78, 33, 38). В одном из самых богатых захоронений Лебедевского могильника был обнаружен котелок из тонкой листовой бронзы, очень близкий по форме к так называемым кельтским котелкам (табл. 78, 33). После II в. н. э. количество кованых котелков резко сокращается, а с середины III в. они практически уже не поступают к сарматам, что связано, очевидно, с изменением политической ситуации в Северном Причерноморье и разгромом Танаиса.
