По данным антропологии сарматы нижнего Поволжья и южного Приуралья при небольшой вариабельности отдельных признаков весьма близки между собой. Сходны с ними и сарматы Подонья и Поднепровья. Все они относятся к большой европеоидной расе, в основном к мезо-брахикранным европеоидным типам — андроновскому, переднеазиатскому и среднеазиатского междуречья. Меньшее количество черепов относится к долихокранно-мезокранным типам (северному и средиземноморскому). Очень небольшая часть черепов сарматов характеризуется чертами монголоидной расы (2 %) или смешанными монголоидно-европеоидными (10 %). Монголоидная примесь чаще отмечается для II–IV вв. н. э. В это же время широко распространяется искусственная деформация головы. Ее применяло больше 80 % сарматского населения Поволжско-Донского и Приуральского регионов (Тот Т.А., Фирштейн Б.В., 1970, с. 146, 147). Западнее Дона, в приазовских и северопричерноморских степях, процент населения с деформированными черепами невелик.
На современном этапе наших знаний представляется, что процесс формирования савроматской культуры, несомненно, носил двоякий характер — автохтонный и миграционный. Однако количественное соотношение этих двух начал, как и саму механику процесса, еще нужно изучать и уточнять.
Непосредственно к этой проблеме примыкают вопросы, связанные с этнической идентификацией памятников, принадлежащих двум локальным вариантам савроматской культуры. Западный, Волго-Донской, вариант все склонны связывать с геродотовскими савроматами, в отношении Самаро-Уральских материалов согласия нет.
Первоначальная, очень осторожно высказанная концепция К.Ф. Смирнова сводилась к тому, что большая неоднородность южноуральских памятников (по сравнению с волго-донскими. — М.М.) позволяет говорить о вхождении в этот союз «части загадочных исседонов», протоаорсов и, возможно, роксоланов (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 197). Основную массу исседонов Аристея и Геродота он поселил, как и другие исследователи (Сальников К.В., 1966, с. 118–124), в лесостепном Зауралье (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 274, 275). Д.А. Мачинский, исходя из анализа письменных источников, пришел к выводу о заселении южноуральских степей исседонами (1971, с. 30–37). В.П. Шилов (1975, с. 139) придерживается того же мнения. Ю.М. Десятчиков (1974, с. 9, 10) идентифицирует кочевников южного Приуралья с дахами. В 1977 г. К.Ф. Смирнов выступил с новой гипотезой, где по сути совместил позиции Д.А. Мачинского — В.П. Шилова и Ю.М. Десятчикова. Согласно ей, весь южноуральский массив племен разделяется на две группы, из которых западная, по его мнению, связана с дахо-массагетскими племенами, а восточная — с исседонами (Смирнов К.Ф., 1977б, с. 135). Существующий археологический материал не соответствует выдвинутой гипотезе, и наиболее реальной представляется позиция В.П. Шилова — Д.А. Мачинского.
Не менее дискуссионной оказалась и тема, связанная с особым положением женщины в савроматской обществе и вопросом квалификации этого явления.
Поставленная еще в трудах М.И. Ростовцева на основании лишь письменных источников эта проблема с привлечением археологических данных была разработана Б.Н. Граковым (1947в). Исследователь пришел к выводу о существовании ярко выраженных следов матриархата у савроматов (с. 100–119). Предложенная концепция нашла сторонников (Толстов С.П., 1948, с. 325–331; Синицын И.В., 1960, с. 198; Виноградов В.Б., 1963, с. 96; Смирнов К.Ф., 1964а, с. 200–206) и противников (Шилов В.П., 1960; Берхин-Засецкая И.П., Маловицкая И.Я., 1965, с. 143, 153; Смирнов А.П., 1966, с. 85; 1971, с. 188–191).
В начале 70-х годов появляется статья А.М. Хазанова, выводы которой прекратили бурную полемику по этому вопросу. Опираясь на анализ не только письменных и археологических источников, но и на имевшиеся в этнографической науке представления о том, что позднематеринский род и патриархальный род являются параллельно существовавшими формами распада первобытно-общинных отношений, А.М. Хазанов пришел к выводу о бытовании у савроматов именно материнского рода на поздней ступени его развития (1970, с. 138–148).
Немало проблем связано с изучением следующего периода в истории сарматов — раннесарматской, или прохоровской, культуры, хронологически непосредственно примыкающей к савроматской. Генетическая связь обеих культур была доказана еще Б.Н. Граковым (1947в). Однако новый устойчивый комплекс погребального обряда и инвентаря, отличный от предыдущего, выдвинул вопрос о происхождении этой культуры. Как всегда, мнения разделились, и сейчас существуют две основные точки зрения. Согласно одной из них формирование прохоровской культуры происходило в недрах кочевого населения южноуральских степей при участии иноэтничных элементов (Смирнов К.Ф., 1960, с. 257; Мошкова М.Г., 1963, с. 6). Со временем были уточнены районы, откуда могли двигаться в степи Приуралья отдельные группы пришлых племен. Это главным образом лесостепное Зауралье (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 286), территория, занятая племенами иткульской и гороховской культур (Мошкова М.Г., 1974, с. 36, 47), степи Казахстана и, возможно, степные районы Приаралья. Формирование прохоровской культуры, отдельные элементы которой фиксируются уже с V в. до н. э. (круглодонная керамика, южная ориентировка погребенных), заканчивается в южном Приуралье в IV в. до н. э. Для рубежа IV–III вв. до н. э. можно уже говорить о массовом передвижении южноуральских кочевников в нижнее Поволжье и смешении их с потомками геродотовских савроматов. С этого времени прохоровская культура становится характерной и для нижнего Поволжья. Однако местная савроматская основа придает Волго-Донскому локальному варианту прохоровской культуры особую окраску, что и отличает его от Южноуральского варианта (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 286 сл.; Мошкова М.Г., 1963, с. 4, 5; 1974). В.П. Шилов отстаивает другую позицию. По его мнению, раннесарматская культура нижнего Поволжья сложилась самостоятельно на базе савроматской культуры, одновременно с формированием прохоровской культуры Приуралья и независимо от нее (Шилов В.П., 1975, с. 133).
Вопросами расселения савроматских и сарматских племен с территории их первоначального обитания занимались очень многие исследователи. Проблема эта безбрежна и включает множество тем. Споры идут о начале и интенсивности передвижения сарматов из-за Дона, о времени самой мощной волны переселения, сломившей господство скифов в Северном Причерноморье, наконец, о направлениях сарматской экспансии и последствиях ее для тех или иных территорий. Для V в. до н. э. все без исключения признают мирный характер взаимоотношений скифов и савроматов. Существует и функционирует торговый путь из Ольвии к кочевникам Поволжья и южного Приуралья (Граков Б.М., 1947а), савроматы в качестве союзников скифов выступают против войск Дария (Геродот, IV, 120). В оценке же событий IV в. до н. э. в истории сарматов и той политической ситуации, которая существовала в западных пограничных зонах начиная с конца V в. до н. э., позиции ученых расходятся. Основные разногласия касаются определения времени массовой экспансии сарматов на запад, утверждения их политического господства в степях Северного Причерноморья и характера этого процесса.
Большинство исследователей сообщение Диодора о превращении большей части Скифии в пустыню и поголовном истреблении побежденных скифов сарматами относит ко второй половине III в. до н. э., рубежу III–II или началу II в. до н. э. (Vernadsky G., 1944, р. 74; Граков Б.Н., 1954, с. 28; Абрамова М.П., 1961, с. 92; Смирнов К.Ф., 1964а, с 290; Harmatta J., 1970, р. 19, 30–31; Шелов Д.Б., 1970, с. 62–65; Хазанов А.М., 1971, с. 65; Максименко В.Е., 1983, с. 128, 129). Примерно так же, концом III в. до н. э., датировал завоевание сарматами Северного Причерноморья и М.И. Ростовцев (1925, с. 111).
Однако в последние годы появились ученые, склонные относить сообщение Диодора к более раннему времени — к концу IV, рубежу IV–III вв. до н. э., началу III или III в. до н. э. (Виноградов В.Б., 1963, с. 38; Мачинский Д.А., 1971, с. 44–54; Щеглов А.Н., 1978, с. 119; 1985; Костенко В.И., 1981, с. 16, 23).
