В погребениях с трупоположениями мужчин в вятичских курганах вещей нет или их мало. Наиболее частая находка — железные ножи, которые попадаются также и в захоронениях женщин. В погребениях мужчин часто встречаются железные и бронзовые пряжки, преимущественно лировидные, но нередко кольцевые и четырехугольные, а также поясные кольца.

Обычай класть в могилу оружие и предметы труда у вятичей не был распространен. Лишь изредка в вятичских курганах попадаются калачевидные и овальные кресала, а в виде исключения — железные топоры и наконечники копий. Единичными экземплярами представлены также железные серпы, ножницы, кочедык и наконечник стрелы. Кремневые стрелы, находимые в курганах, имели ритуальное значение.

Довольно часто в захоронениях мужчин и женщин в вятичских курганах бывают глиняные горшки. Почти все они изготовлены при помощи гончарного круга и принадлежат к обычным древнерусским горшкам курганного типа. Ставили их, как правило, в ногах умершего и очень редко — около головы. Это был языческий ритуал, который постепенно выходил из употребления. Вятичские курганы с ямными трупоположениями, как правило, уже не содержат глиняных горшков.

А.В. Арциховский дифференцировал вятичские курганные древности на три хронологические стадии, датировав первую XII в., вторую — XIII в., третью — XIV в. (Арциховский А.В., 1930а, с. 129–150). Членение курганов на стадии выполнено исследователем безупречно, может быть уточнена лишь абсолютная хронология этих стадий. Так, Т.В. Равдина считает возможным датировать курганы первой стадии XI–XII вв., второй стадии — XII в., а третьей — XIII в. (Равдина Т.В., 1965, с. 122–129).

Насыпи, относящиеся к первой стадии (XI — начало XII в.), помимо Верхнеокского региона, где есть курганы с трупосожжениями, известны вдоль Оки, до впадения в нее Москвы-реки, и далее в бассейне нижнего и среднего точения последней (включая окрестности Москвы).

Нужно полагать, что в XI в. вятичи из Верхнеокского региона поднялись по Оке и, достигнув устья Москвы-реки, повернули на северо-запад, заселив районы нижнего и среднего течения этой реки. Верховья Москвы-реки, а также левые притоки Оки между Угрой и Москвой-рекой в этот период еще не были освоены славянами. Нет славянских курганов с трупоположениями первой стадии и в рязанском течении Оки.

Курганы второй стадии выделены А.В. Арциховским по браслетам витым (и ложновитым) тройным и четверным и по некоторым видам семилопастных височных колец. Видимо, многие из этих курганов относятся к XII в. (по А.В. Арциховскому, к XIII в.), хотя наиболее поздние могут быть датированы и XIII в. Эти курганы занимают более обширную территорию, чем ареал ранних насыпей. Бассейны рек Жиздры, Угры и Москвы осваиваются полностью. На севере вятичи доходят до верховьев Клязьмы, на востоке — до правого притока Оки — Прони.

Самые поздние курганы вятичей, относящиеся к XIII и, может быть, отчасти к XIV вв., известны по всему вятичскому ареалу, однако распространены неравномерно. Так, в бассейне верхней Оки они единичны, что, видимо, объясняется исчезновением здесь обычая сооружать курганы. Интересно заметить, что именно в этом районе вятичской земли наблюдается концентрация городов домонгольского времени. Из вятичских городов, упоминаемых летописью в XII в., абсолютное большинство находится в области ранних курганов вятичей (Седов В.В., 1973, рис. 5). Именно в этом районе, видимо, и началось крещение вятичского населения. В конце XI или начале XII в. здесь, около города Серенска, был убит вятичами христианский миссионер, киево-печерский монах Кукша, прозванный церковью «просветителем вятичей» (Л.И., 1862, с. 9, 10).

В северной и восточной частях вятичской территории — в бассейне Москвы-реки и рязанской части Оки — курганный обряд погребения держался стойко и весьма долго. В XII в. это были еще довольно глухие края. В обширном бассейне Москвы-реки летопись знает в XII в. только два города — Коломну и Москву. В рязанском бассейне Оки в то же время названы Пронск и Трубеч, но Трубеч, судя по названию, основан переселенцами из Южной Руси.

Христианские символы — кресты и образки — в вятичских курганах весьма малочисленны. Они свидетельствуют не о христианизации сельского населения земли вятичей, а о первом соприкосновении населения с новой религией (Беленькая Д.А., 1976, с. 88–98).

Эволюция погребального обряда у вятичей (табл. XLIV) шла в том же направлении, что и у большинства других восточнославянских племен: наиболее ранними были трупоположения на горизонте, захоронения в подкурганных ямах распространились в более поздний период (Недошивина Н.Г., 1971, с. 182–196). Так, среди курганов с вещами первой стадии около 90 % составляют насыпи с трупоположениями на горизонте. Во втором хронологическом периоде доля ямных трупоположений достигает 21 %, а в третьем — 55 %.

В этой связи вполне очевиден поздний характер вятичских курганов Рязанской земли. Подкурганные ямные трупоположения здесь решительно преобладают над другими типами захоронений. Они составляют свыше 80 % исследованных захоронений (трупоположения на горизонте — 11 %, остальные — захоронения в насыпях).

Н.Г. Недошивина полагает, что распространение трупоположений в подкурганных ямах отражает процесс христианизации вятичского населения (Недошивина Н.Г., 1976, с. 19–52).

Место расселения радимичей — бассейн Сожа: «…и пришедъша седоста Радимъ на Съжю, и прозвашася радимичи» (ПВЛ, I, с. 14). В летописном перечне племенных княжений восточного славянства радимичей нет. Однако из других мест летописей очевидно, что радимичи управлялись племенными вождями, имели свое войско и до последних десятилетий X в. сохраняли самостоятельность. В середине IX в. радимичи были вынуждены платить дань Хазарскому каганату. Вслед за походами на древлян и северян в 885 г. киевский князь Олег направляет свою дружину на радимичей (ПВЛ, I, с. 20). В результате радимичи были освобождены от выплаты дани хазарам. Вместе с тем они сохранили племенную организацию. Их взаимоотношения с киевскими князьями до конца X в. ограничивались выплатой дани и участием в военных походах, предпринимаемых из Киева.

Новый поход на радимичей состоялся в 984 г. при киевском князе Владимире Святославиче (ПВЛ, I, с. 59). Авангард киевского войска во главе с воеводой Волчий Хвост встретился с радимичскими воинами на реке Пищань (приток Сожа, близ современного Славгорода). Радимичи были разбиты и с этого момента потеряли самостоятельность. Их территория вошла в состав древнерусского государства. Последний раз радимичи упоминаются в летописях под 1169 г. (ПСРЛ, II, с. 538) уже не как отдельное самостоятельное племя, а в качество этнографической единицы восточного славянства.

Это — все, что можно извлечь из письменных источников по истории радимичей. Более существенные материалы дают древнерусские курганы. Их научные раскопки начались со второй половины XIX в. В Гомельско-Могилевском Поднепровье, где радимичи соприкасались с дреговичами, раскопками курганов занимались Н.М. Турбин, А.С. Уваров, М.М. Филонов, Е.Р. Романов и другие. (Головацкий Я., 1880, с. 1, 2; Лоначевский А., 1885, с. 573–577; Романов Е.Р., 1889, с. 129–153; 1910, с. 97–128).

В 1878 г. в бассейне Вабли, где имеются курганы и радимичей и северян, производил раскопки Д.Я. Самоквасов (Самоквасов Д.Я., 1878, с. 195, 196, 223; 1908а, с. 208–210).

Основным же исследователем радимичских курганов был П.М. Еременко. В течение четырех полевых сезонов 1890–1896 гг. он вскрыл более 300 курганов в 36 могильниках, расположенных в бассейне Ипути, верховьях Снови и Брянском Подесенье (Еременко П.М., 1896, с. 73–84; 1906, с. 87–90; Спицын А.А., 1896а, с. 95–102; 1896в, с. 84–95; Шульгин А.Н., 1906, с. 91–115).

В 1893 г. в радимичском Посожье курганными раскопками занимался В.Б. Антонович (Антонович В.Б., 1893а, с. 316–318; 1894, с. 14, 15). В северных районах радимичского ареала и в смешанной радимичско-кривичской полосе заметные исследования принадлежат М.В. Фурсову, С.Ю. Чоловскому и В.И. Сизову (Фурсов М.В., Чоловский С.Ю., 1892; 1893; Фурсов М.В., 1895, с. 236–245; Чоловский С.Ю., 1893; Сизов В.И., 1894, с. 141). Кроме того, в конце XIX и в первых десятилетиях XX в. небольшие раскопки курганов вели А.В. Прахов, В.К. Черепанов, С.А. Чуев, С.А. Гатцук и другие (Черепанов В.К., 1901, с. 299–301; ОАК, 1905, с. 78–81).