Со времени правления Фраата III (70–57 гг. до н. э.) на парфянских драхмах под изображением лука появляются монограммы — метки монетных дворов (Sellwood D., 1976, р. 11 и сл.). Основываясь на массовых монетных находках, М.Е. Массон (1953а, с. 146) и В.М. Массон (1957а, с. 40) предложили считать знак отличительной чертой маргианского монетного двора[38]. На драхмах этот знак прослеживается с чекана Фраата III до Вардана I (40–45 гг. н. э.)[39]. При Митридате III отмечен выпуск бронзовых монет, с изображением на реверсе головы быка и знака

(Sellwood D., 1971, р. 114, тип. 40/18).

Во второй половине I в. до н. э. в Маргиане начинают выпускаться бронзовые монеты со знаком П и изображением традиционного для драхм лучника. Эти монеты близки к драхмам не только по характеру изображений, но и по весу, что дало основание называть их «бронзовыми драхмами». Начало чеканки этих монет точно не установлено, так как почти все имеющиеся экземпляры плохой сохранности, и их точное определение затруднено. Есть основания предполагать, что их выпуск начался еще при Ороде II (57–38 гг. до н. э.). Документально фиксируется их чеканка при Фраате IV и Фраатаке.

Приход к власти династии младших Аршакидов, видимо, сопровождался какими-то изменениями в политическом положении Маргианы. В период правления Артабана II (10–38 гг.) здесь начинается выпуск монет, отличных от общегосударственного стандарта, что, вероятно, является отражением претензий местных правителей на определенную политическую самостоятельность (Пилипко В.Н., 1980а). Их стремление к независимости наивысшего выражения достигло во второй половине I в. н. э., когда на эмиссиях мервского монетного двора появляется имя местного правителя «царь Санабар».

В нумизматической литературе глубоко укрепилось мнение о связи бронзовых монет с легендой «царь Санабар» с драхмами, выпущенными от имени Санабара. Однако последние исследования в этой области позволили доказать, что серебряные монеты выпускались индо-парфянским царем Санабаром, а бронзовые — мервским царем того же имени. Общего у них нет ничего. В это время на многих монетах имеется легенда «царь царей», что отражает претензии мервской династии на «великодержавие». Сближение типов монет мервского монетного двора и общегосударственного чекана в конце существования парфянского царства заставляет думать, что в конце II — начале III в. н. э. самостоятельность мервского монетного двора была несколько ущемлена. Выпуск монет со знаком

продолжался и в первые десятилетия господства Сасанидов в Мерве.

В I в. до н. э. — II в. н. э. для денежного обращения Маргианы характерно подавляющее преобладание парфянских монет[40]. В III в. н. э. после падения династии Аршакидов положение меняется. На местный денежный рынок начинают проникать сасанидские монеты, постепенно полностью вытеснившие местный чекан. Помимо сасанидских, в денежном обращении Маргианы используются, правда в очень небольшом количестве, позднекушанские эмиссии (Массон М.Е., 1968, с. 21) (табл. CI).

Эпиграфические находки редки. На ряде памятников были найдены целые и фрагментированные сосуды с надписями (начиная с I в. до н. э.). По характеру букв ранние надписи очень напоминают письмо парфянских документов из Нисы. Надписи эти еще не прочтены.

В целом Маргиана в I тысячелетии до н. э. и первых веках н. э. представляет собой одну из достаточно высокоразвитых областей Средней Азии. Экономика ее, основанная на ирригационном земледелии, переживала в то время период несомненного подъема. Свидетельством его был прогресс ремесла, развитие процесса урбанизации. По всей видимости, Маргиана в одном отношении представляла собой явление уникальное в Средней Азии. Насколько нам известно, ни в одной из областей Средней Азии нет столь явного преобладания одного городского центра, как в Мервском оазисе.

Только, видимо, в конце рассматриваемой эпохи происходит становление ряда мелких городских центров, что, видимо, можно рассматривать в контексте углубления процесса урбанизации. Упадок древней Маргианы начинается в IV в. н. э.

Глава одиннадцатая

Побережье Средней Амударьи

(В.Н. Пилипко)

Термин Средняя Амударья широко употребляется в современной научной и общественно-политической литературе. Однако границы этой области представителями разных областей знания определяются по-разному[41]. В настоящей работе под Средней Амударьей понимается долина этой реки на участке от Келифа до северных пределов Чарджоуского оазиса (близ современного поселка Нефтезаводск).

В физико-географическом отношении эта область представляет единое целое. В пределах указанных границ Амударья не имеет притоков и является единственным источником для орошаемого земледелия. Долина реки на этом участке имеет ширину в среднем 6–8 км, местами увеличиваясь до 15–20 км. С обеих сторон она ограничена пустынями, за исключением южного участка правобережья, где к реке подступают отроги Гиссарских гор.

Физико-географические условия области неблагоприятны для сохранности археологических памятников. В орошаемой зоне ограниченность пригодных для земледелия территорий компенсировалась интенсивным их использованием, что отрицательно сказывалось на сохранности археологических памятников. Постоянное блуждание русла реки, размыв коренных участков берегов, высокий уровень грунтовых вод приводят к разрушению памятников, расположенных в непосредственной близости от Амударьи.

Вопрос о единстве Средней Амударьи в историко-культурном плане в настоящее время не может быть решен однозначно в силу ограниченности фактического материала. Известные письменные источники античного времени практически не содержат сведений об этой области. На основании косвенных данных можно заключить, что она не входила в состав Хорезма и Согда и не могла полностью входить в состав Бактрии. Этот факт в сочетании с общностью физико-географических условий и относительной однородностью археологического материала позволяет рассматривать Среднюю Амударью, по крайней мере в кушанский период ее истории, как относительно самостоятельную историко-культурную область.

Изучение античных памятников Средней Амударьи преимущественно осуществлялось разведочными методами. В дореволюционный период памятники античного времени не были опознаны и выделены из числа других археологических объектов, хотя некоторые из них посещались специалистами или любителями древности. В частности, в 1890 г. Е.Ф. Каль впервые предпринял специальное археологическое исследование на Средней Амударье. Им были осмотрены окрестности города Керки, левый берег Амударьи от Керки до афганской границы и правый берег от Керки до устья Сурхана. В сохранившемся дневнике Е.Ф. Каля подробно описана лишь поездка по правому берегу, во время которой им осмотрены некоторые крупные поселения: Акдепе и Мазарлидепе (могила Сейид-Абдулла-Вали) в Хатабе, Шордепе (Шурдепе) у современной железнодорожной станции Мукры, Шордепе у селения Аккум-Улам[42].

Первой попыткой археологического изучения Средней Амударьи в годы Советской власти является экспедиция Туркменского научно-исследовательского института в 1926 г. в Керкинский округ, которой собраны небольшие коллекции керамики с древних крепостей Керки, Керкичи, Мирзабек, Келиф. Терракотовая головка, найденная на Мирзабеккале, явилась первым документальным свидетельством наличия памятников античного времени на Средней Амударье (Брюллова-Шаскольская Н.В., 1927а, б).

В 1931 г. разведывательную поездку на Амударью предпринимает сотрудник Туркменкульта А.А. Марущенко. Им были выборочно обследованы памятники на участке от Келифа до Керкичи и от г. Керки до Чарджоу. Результаты этой экспедиции нашли лишь частичное отражение в печати (Ершов С.А., 1944, с. 30–31), а отчеты и другая научная документация к настоящему времени утрачены.