С нашей точки зрения, для кушанской эпохи, во всяком случае для территории Бактрии, можно говорить в плане культурогенеза о кушанском культурном комплексе (Массон В.М., 1976а; 1979б). Как известно, социологи под культурным комплексом понимают широкую совокупность предметов, учреждений, идей, образцов поведения, функционально связанных с определенным элементом (Щепаньский Я., 1969, с. 47). В данном случае весь кушанский комплекс связан с кушанским городом и с тем широким развитием городской культуры и урбанизации, которое было характерно для этого времени. Кушанский культурный комплекс прямым образом отразился в археологических материалах, в том устойчивом наборе типов вещей, который позволяет нам выделять кушанские слои и ориентироваться в их временных и пространственных изменениях. Формирующийся на халчаянском этапе кушанский культурный комплекс переживает свои расцвет на дальверзинском, в то время как зартепинский этап — это уже его финал и начало трансформации. Специфической чертой бактрийских поселений кушанского времени является широкое распространение форм городского быта, представленных и в крупных центрах, и на мелких поселениях. Вместе с тем можно отметить, что на мелких поселениях, как правило, отсутствуют такие элементы кушанского культурного комплекса, как монументальная архитектура и ремесло.

И кочевнические, и эллинистические традиции сыграли свою роль в формировании кушанского культурного комплекса. Вместе с тем можно наблюдать, как популярные и традиционные формы, привычный стиль и иконография меняют семантику, наполняются новым содержанием. Основные элементы кушанского культурного комплекса, имеющие эллинский генезис, перечислены Г.А. Пугаченковой, которая в их числе называет для архитектуры коринфизированные капители, аттические базы и антефиксы; для скульптуры — дионисийский мотив и образы некоторых божеств, например Афины; для орнаментики — мотивы пальметты и виноградной лозы; для одежды — женские драпирующиеся платья и мантии, хорошо известные по скульптуре и терракотам (Дальверзинтепе, с. 176).

Таким образом, в кушанский период, в эпоху определенной политической стабилизации, культура древней Бактрии достигает наивысшего расцвета, творчески объединяет и перерабатывает разнокультурные начала и импульсы. С V в. н. э. мы наблюдаем упадок бактрийских городов, вызванный социально-экономическими причинами (Массон В.М., 1968) и усиливаемый политической ситуацией неустойчивости и постоянных иноземных вторжении. Приходят в запустенье все основные городские центры, о которых шла речь, — и Дальверзин, и Зартепе, и Кейкобадшах, и Яван. В развитии древней культуры народов Средней Азии подводится на определенном рубеже своего рода итоговая черта.

Согд (Согдиана) — одна из важнейших и крупнейших областей древней Средней Азии. По мнению некоторых исследователей — «сердце Центральной Азии» (Frye R.N., 1971, с. 222). До сего времени продолжаются дискуссии о границах этой области, особенно южных. На основании некоторых свидетельств древних авторов иногда считается, что границы Согда на юге простирались вплоть до Амударьи, что вряд ли справедливо (подробнее см. гл. «Бактрия»). Средневековые арабоязычные авторы Согдом обычно считали долину р. Зарафшан в ее среднем течении. Однако некоторые источники относят к Согду всю долину Зарафшана с Бухарой и Самаркандом, а также и долину Кашкадарьи с городами Кеш и Несеф (Бертольд В.В., т. III, с. 487, 488) (рис. 15).

Согласно современным представлениям Согд охватывал долины этих рек, западная граница проходила по пескам, ограничивающим Бухарский оазис, восточная — по предгорьям. Однако высказывалось мнение, что в состав Согда входили и горные области вплоть до Бадахшана (Bernard P., Francfort H.Р., 1978). Согд делился на три района: Самаркандский, Бухарский и Кашкадарьинский. Население всех этих трех районов было этнически однородным и чрезвычайно близким по уровню и характеру культуры. Два района Согда (Самаркандский и Бухарский) располагались в долине р. Зарафшан. Неизвестно, когда река получила это наименование, засвидетельствованное только с XVIII в. Древние греки, появившиеся здесь в ходе завоеваний Александра Македонского, называли ее Политиметом («Высокочтимым»), что служит подтверждением достоверности реконструкции древнего имени реки — Намич (согдийское «славный», «знаменитый») (Лившиц В.А., 1969, с. 61). Свое начало Зарафшан берет из Зарафшанского ледника, принимая в горах воды более 50 горных речек. Выйдя на равнину, Зарафшан уже не принимает притоков, наоборот, интенсивно отдает свои воды для орошения. Ширина долины его — 30–40 км, северная граница ее примыкает к подножью отрогов Нуратинского хребта, южная граничит с адырами Зарафшанского. Большие и малые оросительные каналы, орошающие Самаркандский Согд, берут свое начало в районе выхода реки из гор. Северо-восточнее Самарканда Зарафшан разделяется на два рукава, образующие остров Мианкаль. Длина его 100 км, ширина 12–15 км. Этот остров с древности был самой освоенной человеком частью долины. Границей между Самаркандским и Бухарским Согдом является Хазаринская теснина. После ее пересечения Зарафшан течет к юго-западу и образует конусообразный Бухарский оазис. Не доходя 25 км до Амударьи, Зарафшан теряется в песках (Мухамеджанов А.Р., 1978, с. 19 сл.)

Долина Кашкадарьи расположена между двумя западными отрогами Памиро-Алайской горной системы — Зарафшанским и Гиссарским хребтами.

В верхней ее части, охваченной с востока горами, находится обширный Шахрисябзский оазис, а в нижней, вне горного обрамления, среди степной равнины, сливающейся на западе с пустыней Кызылкумы — другой крупный оазис — Каршинский. Между этими двумя крупными массивами орошенных земель раскинулись степные пространства, в которые вкраплены небольшие участки освоенных еще в древности земель. Лишь вдоль русла реки почти сплошной полосой расположены орошенные земли. Река Кашкадарья образует замкнутый бассейн, питаемый ключевыми водами, ледниками и снегами (Кабанов С.К., 1977, с. 5 сл.)

История изучения. Основным объектом изучения в Согде до недавнего времени оставался Афрасиаб (Якубовский А.Ю., 1940, с. 285–336; Массон М.Е., 1956; Шишкин В.А., 1969а, с. 3 сл.). Первые раскопки здесь начались вскоре после присоединения Самарканда к России, но они были непрофессиональными и не были вкладом в науку. Тогда же было высказано предположение о тождестве Самарканда и Мараканды греческих авторов, описывавших поход Александра Македонского (Шишкин В.А., 1969а, с. 15). Первые научные работы были проведены Н.И. Веселовским, однако они также были незначительными (Шишкин В.А., 1969а, с. 26 сл.). Заложив в течение четырех месяцев более сотни разведочных шурфов, он оставил беглые описания только шести из них.

Значение Афрасиаба для решения больших исторических вопросов по достоинству оценил В.В. Бартольд. Он даже проводил здесь раскопки в 1904 г. Многолетние (1905–1930 гг., с перерывами) раскопки В.Л. Вяткина на Афрасиабе долгое время оставляли его в убеждении о незначительной древности города (Вяткин В.Л., 1927, с. 4). В 30-е годы благодаря энергии И.А. Сухарева при участии Г.В. Григорьева предпринимались разведывательные поездки на памятники в округе Самарканда со сбором материала, фотографированием, глазомерными съемками и картографированием. Обследовались остатки древней стены городской округи — Дивари-Кылмат. Правда, материалов, относящихся к ранним периодам, собрано было немного, и выделить древние памятники не удалось. Важную роль сыграли работы Г.В. Григорьева на городище Тали-Барзу (в 12 км от Самарканда), проведенные в 1936–1939 гг. Время существования древнейшего слоя городища Г.В. Григорьев определил концом первой половины I тысячелетия до н. э. Кроме того, было выделено еще пять слоев, три из которых датировались пределами I тысячелетия до н. э. (Григорьев Г.В., 1940, с. 88–95). Очень скоро выяснилось, что Г.В. Григорьев неправильно датировал ранние слои, однако сам процесс пересмотра датировок сыграл большую роль в понимании характера культуры древнего Согда[55].