Второй строительный горизонт отделен от первого слоем наносного песка. Очевидно, на какое-то время люди вынуждены были покинуть жилище, из-за наводнения. Оно, вероятно, было неожиданным, так как на полу первого горизонта остались целые сосуды, деревянные ковши, колотушки и другие предметы. Затем жилище было восстановлено в тех же размерах. Сосуды и другие вещи второго горизонта почти не отличаются от первого.
Второй горизонт датируется 5000±70 (ЛЕ-1020), 4850±70 (ЛЕ-1019). Третий строительный горизонт совпадает с регрессией озера. Центр жилища передвинулся ближе к реке, длина его увеличилась. Выход к речке заканчивался платформой, от которой сохранились сваи, бревна от мостков. Здесь же найдены верши, грузила от сетей и огромное количество керамики. Этот горизонт датируется, очевидно, началом III тыс. до н. э. Около очагов находились развалы тонкостенных сосудов с ямчатым и гребенчатым орнаментом, относящихся к позднему этапу неолита (по Д.А. Крайнову, «протоволосово»). На полу жилища найдены костяные, кремневые, деревянные и другие вещи, характеризующие поздний этап неолита. Четвертый строительный горизонт относится к волосовской культуре.
Таким образом, Сахтышское жилище показывает преемственность культуры при смене этапов неолита. Такая же закономерность наблюдается и в других многослойных поселениях Верхнего Поволжья — Сахтыш VIII, Уницкая стоянка, Языково I, Ивановское III, V, VII, Торговище I и др. (повсюду здесь слои с льяловской керамикой залегают над слоями с верхневолжской гребенчато-накольчатой керамикой). Каменный инвентарь льяловского комплекса стоянки Сахтыш I является типичным для среднего этапа льяловской культуры. Среди костяных орудий встречены массивные гарпуны, игловидные и биконические наконечники стрел, целые и составные рыболовные крючки, роговые мотыги, пешни, долота, струги, шилья, иглы и игольники, ложки накладки для луков, предметы с орнаментом, подвески из клыков животных (рис. 56). Особую ценность представляют заготовки деревянных ковшей и ковши с ручками, завершенными гусиными головами. Из других предметов домашнего обихода найдены лопатки, мутовки-мешалки, большие крюки для подвешивания, колотушки для разбивания орехов. Есть деревянные тупые наконечники стрел, вероятно, для охоты на мелкого зверя.
В жилище стоянки Сахтыш I, у выхода, обнаружены верши из палочек, обломки лыж, лука, деревянные наконечники стрел, копье, обломки весел и т. д. Уникальны берестяной кошель, сшитый при помощи тонкой жильной нитки, и предмет из липового лыка в виде шляпы.
Фрагментов льяловской керамики на стоянке Сахтыш I — десятки тысяч. Статистические подсчеты по горизонтам показывают, что ранняя посуда характеризуется относительной толстостенностью, прямым краем и сплошным ямочным орнаментом, в выше расположенных горизонтах заменяется более тонкостенной, с усложненным узором и более округлым днищем. Встречаются сосуды высотой до 50 см и диаметром до 40 см. Видимо, их ценили, и реставрировали. На одном из сосудов в трещине видна черная смола. Больше сосудов 10–40 см высотой, диаметром 10–30 см. Найдены маленькие миски и миниатюрные сосудики.
Фаунистические остатки со стоянки принадлежат лосю, кабану, северному оленю, медведю, бобру, кунице, барсуку, лосю, зайцу, косуле, волку, выдре. В двух нижних льяловских горизонтах доминируют кости бобра. Много костей боровой (глухарь, тетерев, куропатка), водоплавающей (гусь, утка, гагара, лебедь) и болотной (цапля, журавль) птицы. Встречены кости сомов (до 2 м длины), осетров и стерлядей (до 1 м и более), щуки, язя, леща, окуня, плотвы. Для характеристики орудий, керамики, быта и формы хозяйства льяловской культуры имеют большое значение и материалы таких стоянок как Сахтыш II, VIII, Ивановская II, V, VII и др.
В ареал льяловской культуры следует включить и ряд стоянок Костромского Поволжья, отмечающих ее восточную границу. Памятники каменного века в этом районе расположены на небольших всхолмлениях, среди заливных лугов, на берегах малых речек и их стариц. В результате неоднократного заселения стоянки имеют мощный культурный слой, не расчленяемый на горизонты. Наибольший интерес имеют поселения Борань (Гурина, 1960), Федоровское (Брюсов, 1928; Гаврилова, 1973), Половчинская (Гурина, 1959), Водыш, Поповка и др. (Гаврилова, 1971, 1972, 1977).
Начиная с ранних этапов развития льяловской культуры, на многих стоянках найдены кости промысловых животных, кости и копролиты собаки, кости боровой, водоплавающей и болотной птиц, что свидетельствует о большом значении охотничьего промысла. Несмотря на очевидную продуктивность охоты, вероятно, рыболовство доминировало. Среди кухонных остатков найдено значительное количество костей рыб, огромные скопления рыбьей чешуи, иногда заполнявшей сосуды. Найдены весла и их обломки, а также многочисленные остатки различных рыболовных сооружений.
Несомненно, самым сложным вопросом является выяснение роли льяловской культуры в сложении других культур с ямочно-гребенчатой и гребенчато-ямочной керамикой, в особенности, на более отдаленной северной территории. Пока он не решается однозначно. Как известно, сосуды с орнаментом из глубоких ямок и оттисков гребенчатого (иногда и иного) штампа встречаются в неолитических культурах на огромном пространстве лесной зоны Восточной Европы. На северо-востоке эта область доходит до Уральского хребта, на юго-востоке до Волго-Камья, на западе она граничит с валдайской, нарвской и неманской культурами, на юге близка памятникам северо-восточной Украины, на севере совпадают с Карелией, прослеживаются отдельные проявления ее и в южной части Кольского полуострова.
Однако, лишь при поверхностном знакомстве с этой керамикой складывается представление об идентичности, позволяющее включать ее в единую археологическую культуру. Речь может идти только об общности элементов орнамента (ямки и гребенки), создающих в действительности поразительно разнообразные композиции, что вместе с рядом других признаков (состав примеси в глиняном тесте, форма сосудов, приемы их изготовления), а также спецификой каменной индустрии, предметов искусства и др. позволяет, как мы видим в следующих разделах, выделить самостоятельные археологические культуры и варианты, а также проследить их развитие во времени.
Из этой массы керамики выделяются сосуды, форма и орнаментация которых является как бы ядром, основой для всей разнообразной керамики огромного региона. Именно эти ярко выраженные признаки, освобожденные от всех последующих наслоений, характерные только для относительно узкой территории — бассейна рек Клязьмы и Москвы, Верхнего и Костромского Поволжья и послужили основой для выделения льяловской культуры. В настоящее время это понятие еще более уточнено исследователями и сужено до понятия льяловская культура раннего и среднего этапа (карта 10). Являясь категорией исторической, льяловская культура прошла длительный путь развития. В течение ее существования, естественно, изменялись границы и, в известной мере, содержание культуры.
Рязанская культура.
(Н.Н. Гурина)
Неолитические памятники среднего течения р. Оки отличаются заметным своеобразием, поэтому выделены А.Я. Брюсовым в особую рязанскую культуру (Брюсов, 1952). С 1960 г. систематические археологические изыскания в указанной области производились И.К. Цветковой (Цветкова, 1970, 1973). Границы распространения памятников рязанской культуры совпадают со средним течением р. Оки, на востоке она доходит до г. Касимова, на севере включает верховья р. Пры, на западе до г. Егорьевска, на юге смыкается с лесостепными культурами (карта 10). Стоянки приурочены к песчаным дюнам первой надпойменной террасы Оки и ее притоков, реже — к берегам озер. В большинстве случаев культурный слой имеет значительную мощность, свидетельствуя о длительном обитании.
В развитии рязанской культуры выделяются три хронологических этапа. Для раннего эталоном является стоянка Владычинская-Боровая, для среднего — Черная Гора и для позднего — Ибедрус I. Значительный интерес представляет также стоянка Владычинская-Береговая (отделенная от Владычинской-Боровой расстоянием всего лишь 300 м) содержащая помимо раннего комплекса и более поздний (гибридный), позволяющий проследить генетическую преемственность различных этапов рязанской культуры.