Керамики мало. Она сохраняет черты предшествующего периода, но уже имеет новые признаки. В тесте примесь песка, раковины и растительности, обжиг слабый. Орнаментация посуды весьма скудная и расположена в верхней части сосуда — это отпечатки веревочки или гребенки, параллельные ряды ямчатых вдавлений в сочетании с оттисками гребенки, наколами, кружками и т. п. Много керамики без орнамента.

В керамике поселения Ундва примесь песка или иная. Сосуды крупные с толстыми стенками и дном, которое обычно круглое, в одном случае плоское. Орнамент посуды горизонтально-зональный, выполнен гребенчатым штампом, реже — оттисками веревочки.

На нескольких поселениях позднего неолита обнаружены остатки жилищ в виде ям — следов от вкопанных столбов, служивших опорой для крыши и стен. Жилища были наземными, столбовой конструкции, с двускатной крышей, имели четырехугольную или прямоугольную в плане форму, их размер 40–50 кв. м. Такие сооружения известны в Абора I, Асне I, Эйни, Лагажа. Предполагается, что были и двухкамерные жилища, например, в Лагажа сохранились остатки разделительной стены внутри[25]. В помещениях было по два-три очага, обложенных камнями, в окружении скоплений чешуи и позвонков рыб, перемешанных с пеплом. На поселениях сооружались платформы из дерева для спуска к воде, сам склон укреплялся камнями (Лозе, 1979, с. 57).

На памятниках позднего неолита в Эстонии жилища не сохранились, но судя по остатками вбитых в торф свай в Тамула, можно заключить, что здесь они тоже были наземными. Сохранился в Тамула и каменный очаг с углями и рядом куски обугленного дерева, вероятно, остатки топлива.

Остеологические материалы из Тамула свидетельствуют, что здесь охотились на лося, кабана, тура и бобра, изредка на медведя, благородного оленя и пушных зверей (куницу, выдру). Сходные объекты охоты зафиксированы и на стоянках Лубанской низины. В целом, основой экономики оставались охота и рыболовство. В приречной части поселения Абора I, на глубине 1,0 м, найдены остатки верши (длиной 0,80-1,15 м). Лучины, из которых она изготовлена, залегали тремя слоями и через каждые 13–18 см скреплялись лыком. Очевидно, она крепилась к колу (длиной 1,9 м). Обнаружены три деревянных стрежня с расширениями на концах или в средней части и круглыми отверстиями в них, а также с несколькими (от пяти до восьми) мелкими отверстиями. Эти предметы могли использоваться для крепления вершей или сетей. Найдены остатки мелкоячеистой сети, сплетенной узелковым способом. О применении таких сетей можно судить по остаткам ихтиофауны в Тамула, но присутствуют и кости крупных особей — щука до 16,6 кг, сомы до 80 кг (Янитс, 1954). В приморских поселениях большое значение имело уже морское рыболовство и зверобойный промысел. На Сааремаа в Наакомяэ 91,6 % костей принадлежали тюленю и 6,1 % морской свинье, а в Лооне — 72,5 % морской свинье. Наконец, фиксируется и начало производящего хозяйства. В Тамула найдены кости свиньи, козы или овцы, домашнего быка (одна кость), в Лоона — молодых свиней (30 костей). В Звидзе, в слое позднего неолита, тоже обнаружены кости домашних животных (31 особь). Таким образом, можно предположить распространение скотоводства в позднем неолите.

Особого внимания заслуживают костяные и янтарные украшения и предметы искусства — изделия с резным орнаментом, скульптура и глиняная пластика, найденные в Аборе I и Тамуле, в других стоянках (Лозе, 1969; Jaanits, 1957). Костяные украшения в Аборе I представлены лунницами (4 экз.) различной величины с зубчатыми краями и отверстиями для подвешивания, овальными и трапециевидными подвесками и кружками с зубчатыми краями (рис. 48). Выразительна антропоморфная скульптура, в особенности мужская фигура, скульптурные изображения змеи с отверстием или выступом на конце хвоста (Лозе, 1979). Поражает разнообразие янтарных изделий. Среди них подвески каплевидной, овальной формы, в виде ключа[26], крышеобразные. Янтарные пуговицы с V-образным отверстием бывают четырехугольные, округлые, треугольные. Найдены кольца и пронизи для скрепления ожерелий, фигурные украшения.

Скульптурные изображения и янтарные изделия найдены и в других постнарвских памятниках. Среди них костяная подвеска, нож с человеческой головкой, зооморфные изображения и орнаментированные костяные пластины — в Лагаже, клык кабана с орнаментом, янтарные каплевидные подвески и кружок с отверстием — в Эйни, янтарные изделия в Асне и др.

Особенно богато представлены предметы изобразительного искусства в Тамула — скульптуры птиц, людей, животных, змеи (рис. 46), шиферные и сланцевые кольца.

В центральной части поселения Абора I обнаружено 61 погребение, среди них одиночные, парные и групповые (до трех человек). Погребенные находились в вытянутом на спине положении, в скорченном или сидячем (два случая). Ориентация неустойчивая. Скорченные погребения, по-видимому, относятся к культуре ладьевидных топоров и шнуровой керамики, остальные более поздние (Лозе, 1978, с. 52).

К этому же времени относятся 15 одиночных захоронений на поселении Квапаны II. Сопровождавший инвентарь, за исключением одного случая (янтарной подвески) отсутствовал (Лозе, 1979, с. 53). В Тамула исследовано 25 захоронений (Янитс, 1954; Jaanits, 1957). Из них 12 на спине (в том числе одно двойное — мужчина с ребенком), 6 — скорченных, 1 — завернутое в бересту, вниз лицом на животе. Погребения сопровождались большим количеством украшений — подвесок из зубов животных, костяных пронизок, предметов искусства (зооморфные и антропоморфные фигурки).

В формировании балтов на территории Лубанской низменности в раннем неолите (Оса, Звидзе), прослеживается связь с местным мезолитом. В начале развитого неолита сюда проникают с востока носители гребенчато-ямочной керамики. Племена разных культур некоторое время сосуществовали, на что указывает близкое соседство синхронных памятников с поздней нарвской и гребенчато-ямочной керамикой (Сулька, Сарнате и др.). Постепенно происходила взаимная ассимиляция, но преобладали по-прежнему традиции нарвской культуры (Пиестиня).

В позднем неолите также наблюдается преемственность элементов культуры от раннего и развитого неолита, что находит выражение в основной массе материала — пористой керамике и части кремневой индустрии. Вместе с тем, в позднем неолите прослеживается влияние культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров, очевидно, следствие проникновения населения западных областей.

На протяжении длительного времени (мезолит — ранняя бронза) на территории Восточной Латвии наблюдается генетическая преемственность культур, что свидетельствует об отсутствии полной смены коренного населения. Носителей гребенчато-ямочной керамики, продвинувшихся в развитом неолите в Эстонию и Латвию, большинство археологов и антропологов связывают с предками финно-угров (Марк, 1956), а племена со шнуровой керамикой и ладьевидными топорами считают прабалтами (Моора, 1956; Денисова, 1975). Судя по археологическим материалам в восточной Латвии в неолите и ранней бронзе господствовали традиции нарвской культуры, тогда как в Эстонии они оказались слабее и постепенно уступили ведущее место традициям пришельцев с востока. На территории Литвы не фиксируется массовое проникновение восточных племен, здесь нарвская культура на позднем этапе сменяется культурой шнуровой керамики, носители которой считаются прабалтами. Из сказанного следует, что формирование современного этноса в Прибалтике уходит корнями, вероятно, еще в неолитическую эпоху.

Впервые на особенность памятников, относимых в настоящее время к неманской культуре на территории Белоруссии, обратил внимание А. Гардавский (Gardawski, 1958), включив ее в «днепро-эльбскую» культуру. Выделение их в особую «неманскую» культуру сделано несколько позднее (Гурина, 1965). Полное обоснование и характеристику она получила благодаря работам Р.К. Римантене (1966), М.М. Чернявского (Чарняускi, 1979) и В.Ф. Исаенко (1976).