Приведем дошедшие до нас сведения о местном производстве различных видов оружия и боеприпасов в первой четверти XVII в. (табл. 1).

Из данных табл. 1 видно, что копья, топоры и боеприпасы составляли основную продукцию местных мастеров. Очевидно, часть холодного оружия шла на продажу за пределы края. В Кирилловском краеведческом музее сохранился наконечник копья с клеймом начала XVII в. — образец продукции местных кузнецов (рис. 11). Восемь из 9 оружейных мастеров были сельскими ремесленниками, работавшими в монастырских селах — Танишах, Мегре, Городище, Волоцком и др. Дифференциация производства была еще слаба; наряду с копьями, топорами и пищалями кузнецы делали, например, и язык колокола. Кузница, пристроенная к крепостной стене, находилась в самом монастыре. В 1601 г. в ней было «семеры горнов да семеры мехи большие, да семеры наковален больших», где под наблюдением «старца», которому было «приказано кузнечное дело», работало, стало быть, не менее 14 кузнецов и молотников. Делали в этой кузнице «всякое железное дело»[650]. В декабре 1611 г. в крепости была построена «токаренная изба», в которой по предположению Н. Никольского обрабатывалось оружие[651]. Имея своих оброчных ремесленников, монастырь обращался и к услугам городских мастеров, например, — к вологжанину Ивану Пушкарю[652], сделавшему для него в 1609 г. «пушечку».

По-видимому, местные ремесленники не могли удовлетворить потребности крепости в вооружении, так как одновременно закупались крупные партии как русского, так и иностранного оружия. Дошедшие до нас документы могут, хотя и не полно, отразить покупки оружия в первой четверти XVII в. (табл. 2).

Как можно судить по табл. 2, закупки были основным источником пополнения крепости оружием. Пушки, ружья и порох приобретались в Москве, Вологде, Архангельске и более мелких городах, а также у купцов и других лиц. Покупалось не только готовое оружие и порох; одновременно приобретались части вооружения, что обходилось дешевле. Так, закупка 2 пудов серы и 32 самопальных стволов предполагала их дальнейшую обработку в монастырских мастерских. Это лишний раз свидетельствует о существовании собственного оружейного производства в крепости.

Характерно, что сумма на покупку оружия в 1605–1614 гг., почти в 17 раз превышает затраты на его производство в те же годы. Значительность этой суммы определяется тем, что она составляла почти половину всех расходов за 1602 г. (669 руб.)[653]. В 1608–1610 гг., в связи с начавшейся иностранной интервенцией, общий объем заказов, выполнявшихся собственными мастерами, и закупок оружия значительно повысился.

При перечислении источников приобретения вооружения необходимо указать на дарственное оружие, поступавшее в монастырь от служилых людей и состоятельных горожан. Так, в 1613–1614 гг. воевода Алексей Зюзин подарил монастырю 3 английских чугунных пушки — Лев (80 пудов), Попугай и Дермлин (по 45 пудов), а вологодский посадский человек Иван Дьяконов в 1617–1618 гг. «дал пушечку медную весом 5 пуд, 2 пушечки невелики», английскую пищаль и «саадак полной»[654].

В связи со значительным накоплением оружия в 1611 г. «киуйские крестьяне Рюма с товарищи соорудили чулан в оружничью службу»[655]; упоминается и «оружничий старец» Феодорит.

Таким образом, по дошедшим сведениям, в первой четверти XVII в. монастырь приобрел примерно 80 ружей и 30–35 пушек[656].

Важное военное значение Кириллова монастыря в защите северо-запада Русского государства больше всего сказалось в период иностранной интервенции. С 1611 г. по 1617 г. шведско-польские и литовские отряды предприняли ряд безуспешных попыток захватить монастырь, где укрывалось окрестное население (до 1000 человек). В этих условиях, почти под огнем врага, кирилловцы в первые годы осады (1611–1614 гг.) развернули большое строительство. Грамота 1614 г. показывает, что они «город каменный доделывали»[657]. Очевидно, работы начались еще в 1610 г., ибо уже тогда из монастыря сообщили, что «починивали город и вновь стены вверх прибавляли»[658].

В результате работ начала XVII в. крепостная ограда XVI в. была частично надстроена и усилена; местами она стала двухъярусной и приобрела «косой бой». В некоторых местах на стенах были сделаны «обламки», которые представляли собой, по-видимому, что-то вроде заборол. Увеличилось и число башен, так как некоторые палатки (Ловецкая) были перестроены в башни. Кроме того, башнями были укреплены и наиболее длинные участки стен (Поваренная, Хлебная). Вследствие этого общее количество башен возросло до 13[659] (включая в это число и 2 башни Острога; о нем — ниже).

Одновременно с работами по каменным укреплениям кирилловцы с напольной стороны монастыря выстроили деревянный Острог. Грамота 1614 г. сообщает: «По острожному месту город деревянный сделали, ров копали и во рву деревянную стену доделывали»[660]. Из приговорных памятей, хранившихся в XVII в. в Кирилловском архиве, известно более точно, что постройка Острога продолжалась с 1612 г. по 1620 г. и что не все стены были деревянные. В описи 1621 г. об этом Остроге сказано: «И от тое ж палаты [речь идет о Солодеженном сушиле][661] до [Святых ворот] Ивановского монастыря вновь делано стена камена… От тое ж палаты по другую сторону к большому монастырю к круглой башне [Мельничной] рублена стена деревянная»[662]. Следовательно, укрепления Острога 1612–1620 гг. соответствовали примерно стенам треугольника между Святыми воротами Ивановского монастыря, Солодеженным сушилом и Мельничной башней (см. рис. 2). Этот треугольник имел форму клина, сильно выдвинутого в северном направлении, и отражал растущее значение выступов, обеспечивавших эффективность флангового обстрела. Позже его стены были полностью заменены каменными, а, вероятно, по соседству с сушилом была выстроена Солодеженная башня[663].

Попутно в монастыре сосредоточивались вооруженные отряды и боеприпасы. Грамота 1614 г. сообщает, что Кирилловны «народ, порох и свинец покупали, и стрельцов и пушкарей прибирали и даточных людей с монастырской вотчины имали»[664]. К этому времени, монастырь имел уже оружия примерно на 300 человек[665].

Естественно, что интервенция тяжело отразилась на экономическом состоянии монастыря. В его вотчинах было уничтожено больше половины деревень и побито много «крестьня и бобылей»[666]. Сам монастырь «от частых ратей польских и литовских… и от долгого их стояния и от хлебного недороду постигла конечная скудость»[667].