– Трогайся, давай, с места: тебя скоро бить будут за такой простой, – я нервно улыбнулся и похлопал друга по плечу. Он послушно поехал, не заметив дрожи моей руки. – Я был уверен, что со мной говорил не он, что там была девушка. Она даже представилась…

– Может, он тебе что-то вколол?

– Когда? Я ему даже руку не пожимал, укола не чувствовал, следов, вроде, тоже нет. Может, камеры посмотрим? Проверим?

– Что проверять? Я никого не видел, да и из ребят в отделе тоже никто про девушку с этим Наполеончиком не говорил. Давай тебя ко врачу запишем? – Алекс продолжал ухмыляться. Олег явно не хотел показывать записи, но почему?

– Я, что, маленький? К тому же я уже отправил открытку. Так что остается только ждать ответа.

– Думаешь, Ассоциация скажет что-то?

– Если приехали люди из Департамента и проверяют все что есть, то это явно не просто так делается. Ассоциация должна знать. К тому же тут еще и убийство замешано, которое они, видимо, как угодно хотят сделать не убийством.

– Дело ясное, что дело темное.

– Именно. На чай зайдешь?

– С удовольствием.

***

Мы сидели на кухне молча сверлили взглядами друг друга. В этот раз первым не выдержал я.

– Когда я вчера зашел к тебе в кабинет, их сидело двое. Ты вел себя так, будто ее нет, он тоже. Это показалось мне странным, но я подумал, что он – просто гад, а ты как-то просто ни к кому конкретно не обращался ….

– Мне было стыдно: я пытался объяснить, что это – бред, допрашивать консультанта Ассоциации, но меня никто не стал слушать. Дали приказ не говорить тебе ни слова. Я и не говорил.

– А когда ты узнал об этом «сюрпризе»?

– Накануне вечером. Они даже прислали какие-то блокирующие воспоминания таблетки или что-то такое: я знал о сотруднике Департамента, но в то же время будто бы и нет. Абсолютно о нем не думал, не помнил.

– Новые технологии?

– Да, чтобы мы могли лучше с вами работать. От наших таблеток слишком сильно болит голова. И эффект, видимо, накопительный: нам уже рассказали о нескольких случаях комы из-за таких блокираторов.

– Тогда я рад, что вам их меняют.

– Так-то я тоже, но сама ситуация, быть настолько зависимым от этого, меня раздражает.

– Зависимым?

– Со временем принятие таблеток становится чем-то естественным, обыденным: утром пьешь кофе, выпиваешь блокиратор, ешь и идешь на работу, повторяешь прием вечером. Если часто общаешься с консультантом, то принимаешь еще два раза во время еды.

– Мы общаемся часто…

– Поэтому я их часто пью: всегда четыре раза в день. Побочные эффекты пока не проявляются, по крайней мере я не особо их замечаю, но лучше бы перейти поскорее на что-то менее вредящее.

– Когда вас на это чудо переведут?

– Пока неизвестно, но я надеюсь, что к концу года мы уже полностью от старых откажемся.

– Так ты уверен, что записи не посмотреть?

– С камер? Можно, конечно, но какой в этом смысл? – казалось, что он действительно не понимал, зачем мне это.

– Олег, я отвечал на вопросы девушки, которой в помещении не было, понимаешь? Я узнал ее имя, сказал ей свое. Я говорил с ней. У нас был диалог, – я нервно усмехнулся. – А тут ты мне заявляешь, что ее не было. Что я все это придумал. Мне кажется, что имеет смысл узнать наверняка так это или нет. Потому что если я сошел с ума, то и работать уже не могу. А если нет, то кто-то уже с вашим восприятием что-то сделал.

– В самом деле, – Олег чуть наклонил голову. – Прости, я об этом совсем не подумал. Конечно, я попытаюсь раздобыть копии записей…

– Давай лучше вместе их прямо в участке посмотрим, ладно? Для частоты эксперимента. – Олег уже готов был отказаться: чуть нахмурился, с лица пропало виноватое выражение, но я положил руку ему на запястье, чуть сжал и вновь попросил. – Пожалуйста.

Олег чуть дернулся, уходя от прикосновения, сжал губы и кивнул. Потом резко встал и, быстро попрощавшись, ушел. Я не успел и слова сказать, как остался в квартире один. Алекс засмеялся.

– Мне кажется, он подумал, что ты с ним флиртуешь.

– Крестись, когда кажется, и не пори чушь.

– Да-да, конечно. Где мой какао?

– Там же где и моё кофе.

– Ой, хватит, а? Ты не настолько хорошо знаешь русский язык, чтобы меня поправлять. Лучше иди и свари мне мою сладенькую прелесть. – Алекс развалился на диване и потянулся. – А я пока эти забавные книжечки почитаю. Были б еще картинки, а так – грусть-тоска!

– А может ты мне лучше про эту Алису расскажешь? – я недовольно смотрел на расслабившегося мальчишку: будто бы ему совсем все равно, что у меня проблемы с головой.

– А что там говорить? Она либо есть и мозги пудрят им, либо ее нет и мозги пудрят тебе. Вернее, ты сам себе их запудрил. Тогда надо лечиться. А если проблема с их головами, надо выяснить кто это такой затейливый. Все просто! Иди, давай, работай.

– Знаешь, думаю, голову надо лечить мне. Тогда и от тебя избавлюсь, – я фыркнул и пошел исполнять «приказ».

– Да-да, побурчи мне тут еще, – Алекс рассмеялся. – Сам потом прибежишь. Соскучишься.

Мы сидели в комнате и листали дневники. До сих пор не понимаю, как Алекс смог незаметно их унести: ни соседка, ни Олег – никто ничего не заметил. Тетрадей и блокнотов было много: видимо, В. любил писать – но ничего интересного в них не было.

–Ты только посмотри: «20.11 Очень жаль, что не получится выйти на работу до Нового года. Матери стало хуже, придется сидеть с ней, раз уж она против сиделки.» – Алекс с интересом листал дневники и снова первым нашел самую свежую тетрадь. – «Очень страшно сделать что-то не так. Может, удастся уговорить ее хотя бы на приходящую медсестру, чтобы меня хоть кто-то проверял. Отец опять уехал продавать книги. Не могу отделаться от чувства, что он просто сбросил на меня заботы о маме.» Получается, его мать была чем-то серьезным больна, раз им деньги понадобились. И какие книги он продал? А вот, слушай, про маму его кое-что: «27.11 Мама угасла за неделю. Отец вернулся вчера, мы поужинали втроем, ни ушли к себе. А утром мама не проснулась. Участковый, санитары, сотрудники похоронного – если б не соседка, мы бы не справились с этим. Брат так и не объявился. Он должен быть в городе, но на звонки и сообщения не отвечает.» Ты вообще меня слушаешь?

– Прости, но я тут нашел интересную запись…

– Где? – Алекс отбросил свой блокнот и подбежал ко мне. – Ого! «Брат говорит, что Лиза делает его лучше, что она понимает его – какая чушь! Ей всего пятнадцать!» Мужик реально педофил!

– Можешь поменьше радоваться этому факту. Такое чувство, будто мы не дело расследуем, а сериал какой-то смотрим, – я пытался говорить строго и сурово, но Алекс успел заметить мою ухмылку: да, я тоже был рад, что нашлись подтверждения нашим подозрениям относительно М.

– Ой, да ну тебя, зануда, – Алекс фыркнул и вернулся к своим записям. Я хотел забрать у него блокнот, но мальчишка уворачивался и юлил просто виртуозно, так что пришлось читать старые заметки. – А тут почти каждый день что-то написано. Неожиданно. «30.11 Из отца будто вся жизнь ушла. Он всегда больше Мишу любил, так что я мало чем могу помочь сейчас. Отец даже есть отказывается. Не думал, что мамина смерть сделает из него это. Мне нужно сходить за своими вещами, но сейчас страшно уходить.»

– Там не написано, где он жил?

– Наверное, у родителей…

– Это понятно. А адреса нет?

– Нет, – Алекс внимательно просмотрел первые страницы, но нигде не упоминался адрес квартиры родителей, поэтому просто продолжил читать дальше. – «01.12 Я рад, что начал вести дневник, как когда-то предложила мама. Это будто связывает меня с ней.» Слушай, а ты о своей маме что-нибудь помнишь?

– Нет, и ты это знаешь, – я почувствовал непривычно тяжелый взгляд Алекса на себе и посмотрел на него: мальчик сидел прямо, будто палку проглотил, прищурившись и поджав губы. – Послушай, давай обсудим мои семейные отношения потом. Я понимаю, что обстановка располагает, но у меня нет желания говорить об этом.