— Возвращайтесь в здание, мисс Джонс.

— Что это была за чушь собачья? — Она бросает слова, как стрелы. — Ты думаешь, я хотела устроить шоу перед всеми? Что, черт возьми, ты пытаешься доказать?

— Ты получила свою благодарность.

— Я получил представление. Меня меньше всего заботило признание перед всеми.

— Ты становишься придирчивой после того, как я дал тебе именно то, что ты хотела. Кто теперь ведет себя неразумно?

— Это ты неразумный. — Она сужает глаза до щелочек. — Ты провоцируешь меня, провоцируешь и издеваешься надо мной, а потом оборачиваешься и поешь мне гребаные дифирамбы перед всей командой? Что это дает?

— На случай, если ты забыла, — я оборачиваюсь, мои ноздри раздуваются, — ты работаешь на меня. Хорошо?

— На случай, если ты забыл, — она тычет пальцем мне в грудь, — я тебе не принадлежу. Меня не волнует, сколько денег ты швыряешь в мою сторону, я никому не отдам контроль. Особенно тебе.

О, было бы так мило показать ей, что она неправа. Я представляю, как снимаю это платье с ее кожи и позволяю своим пальцам скользить вверх по ее бедрам, пока…

Я ощетиниваюсь, останавливая эти мысли, пока они не унесли мой здравый смысл. — Мисс Джонс, я позволил вам высказывать свое мнение, потому что вы проделываете отличную работу, но не настаивайтена этом. А теперь я предлагаю тебе вернуться в здание и провести остаток ночи вдали от меня.

— Или что?

Я тихо выдыхаю. — Или ты можешь последовать за мной, и в конечном итоге мы можем сделать то, о чем оба будем сожалеть.

— Что-то вроде чего? — Она с вызовом вздергивает подбородок.

Я смотрю на нее, моя грудь вздымается. Она чертовски неотразима. Ее платье, ее жар, ее аромат — все это сжигает мою сдержанность до предела. Я не могу думать, когда она так на меня смотрит.

Я одариваю ее натянутой, предупреждающей улыбкой. — Пойдем со мной и узнаем.

Ночь прохладная. Ветер обдувает мою разгоряченную кожу. Деревья подступают вплотную к тротуару, создавая тень, хотя солнце давно зашло.

На секунду это всего лишь мои шаги по тротуару.

И тут я слышу стук каблуков Кении позади меня.

Мои губы растягиваются в улыбке.

Когда жизнь так тошнотворно сложна, как моя, ухмыляться по поводу моей маленькой фантазии, следующей за мной во тьму, — последнее, что я должен делать.

Но я ничего не могу с этим поделать.

Запретный плод сладче всего в темноте, и у меня такое чувство, что сегодня ночью я узнаю, насколько он сладок.

КЕНИЯ

Я следую за ним, потому что я идиот. Очевидно. И потому что алкоголь убивает торможение. Что означает, что прямо сейчас я действую чисто инстинктивно.

Это опасно.

Мои импульсы все больше и больше склонялись к плотскому влечению к моему боссу. Достаточно плохо, когда он на меня лает. Еще больше раздражает, когда он мрачен и задумчив и прячет свое горе в рукаве.

Он явно чем-то расстроен, и, как человек, переживающий мои собственные эмоциональные американские горки, я вижу это за милю. Волнение. Боль, подступающая близко к поверхности. Жгучая потребность заглушить ее чем-нибудь. Чем угодно.

Приношу ли я себя в жертву?

Я не знаю.

Я знаю только то, чего это не может быть. Отношения.

Он мой босс, и у него есть ребенок и умершая жена, которых он, очевидно, все еще любит. И у меня есть… студенческие ссуды и сестра, которая хочет выйти замуж за моего парня.

А, точно. Бывшего парень.

И бывшая… сестра? В этом что-то есть?

Я поднимаю лицо к небу и смотрю, как звезды парадируют над головой. Обычно мир кажется таким большим, когда я смотрю вверх, но прямо сейчас мне кажется, что я уменьшаюсь. Как будто я исчезну, если это не прекратится.

Я обхватываю себя руками, пытаясь оставаться на земле. Алистер неправильно истолковывает это движение и сбрасывает куртку.

— Я в порядке, — выдавливаю я.

Он грубо накидывает ее мне на плечи, полностью игнорируя меня. Как обычно.

Придурок.

Я сбрасываю с себя куртку. Он останавливается и натягивает ее обратно. На этот раз он берет мои руки и просовывает их в рукава. Его лицо застыло, как камень, но его прикосновения… нежные. Такие же нежные, как и тогда, когда он обнял меня возле квартиры Санни той ночью.

Что происходит прямо сейчас?

Он не из тех мужчин, которые, похоже, знают значение слова ‘нежный’. До той ночи я не думала, что у него есть пульс. Если бы кто-нибудь сказал мне, что Алистер — вампир-кровосос, я бы полностью в это поверила.

— Вот так, — тихо говорит он. — Сними это снова, и в следующий раз я не буду таким милым.

Это тот Алистер, которого я знаю. Властный, грубый, высокомерный.

Когда он нежен, когда он чем-то близок к порядочному человеку, это слишком безумно. От этого становится трудно дышать.

Я свирепо смотрю на него. — Куда мы идем?

— Я не знаю. Я просто гуляю.

— Ты? "должен иметь резервный план" парень на ходу без цели?

Он хмурится.

Я хмурюсь в ответ. — Почему ты поблагодарил меня при всех?

— Я отругал тебя при всех. — Он делает резкий жест рукой. — Будет справедливо и наградить тебя публично.

— Люди будут болтать.

— О чем? Ничто из того, что я сказал сегодня вечером, не было ложью. — Его глаза прожигают меня.

В них есть что-то дикое. Что-то непредсказуемое. Это пугает меня. Не потому, что я боюсь, что он причинит мне боль. Я боюсь, что он тоже обнаружит во мне эту дикую, непредсказуемую сторону и вырвет ее наружу.

Я не могу позволить, чтобы это произошло.

Вздернув подбородок, я останавливаюсь возле скамейки под фонарным столбом. — Ты знаешь, с каким подозрением все относятся к моей должности в Belle's Beauty. И ты также знаешь, как сильно я хотела признания. Итак, ты дал мне то, что я хотела, способом, который наверняка причинит мне боль.

— Я не знал, что вы придерживаетесь теорий заговора, мисс Джонс.

Я подхожу к нему ближе. — Ты достаточно дьявольский, чтобы думать о чем-то настолько злобном.

— Понятно. — На его красивом лице появляется непроницаемое выражение.

У меня перехватывает дыхание.

— Если я такой злой человек, — он делает шаг ко мне, — тогда почему, — еще один шаг, — ты следовала за мной всю дорогу сюда?

Я отползаю назад, но мои бедра ударяются о скамейку. Гравитация решает, что ненавидит меня, и вдавливает в кресло. Вместо того чтобы помочь мне, Алистер перегибается через скамейку и обхватывает меня обеими руками.

— Ты тыкаешь в медведя, а потом кричишь, когда тебя царапают когтями. Скажите мне, мисс Джонс, — его глаза ласкают мое тело, — насколько это справедливо?

Боль начинается у меня в животе и распространяется прямо между бедер. Клянусь, у меня как будто второй пульс.

— Ты подтолкнул меня последовать за тобой, — шепчу я, мой голос горит. — И ты знаешь, я люблю вызов.

— Ты сделаешь все, на что я посмею? — Его горячее дыхание касается моего лица. Его пальцы впиваются в спинку скамейки, не касаясь меня, и все же касаются меня везде.

Я — лужа болезненного замешательства и противоречивых эмоций. Мы не равны. Он даже не пытается притворяться, что считает меня таковой. Я просто самый удобный человек, с которым можно поиграть, потому что я была достаточно глупа, чтобы клюнуть на его бред.

Разозлившись на себя, я убираю эти липкие глазки и отталкиваю его назад. Он расслабляется с гордой ухмылкой, как будто он высказал какую-то точку зрения. В чем этот момент заключается? Я понятия не имею, потому что я уже в движении.

Схватив его за галстук, я тяну его вниз. Обычно этот прием не сработал бы, потому что он в два раза больше меня и у него сплошные мускулы, но я застаю его врасплох.

Алистер падает на скамейку, его ладони разжимаются. Деревянный стул дрожит, но не переворачивается. Он надежно закреплен болтами в земле.

Его глаза расширяются от шока. Хорошо. Я не его неуклюжий второй помощник. Мы не в офисе. И что бы это ни было, это тоже должно быть на моих условиях.