Я прикрываю рот кулаком, чтобы заглушить смех, но звук предупреждает ее о моем присутствии.

Она замирает. — Кто там?

Я ничего не говорю.

Она поворачивается как в замедленной съемке. В тот момент, когда ее взгляд останавливается на мне, она подпрыгивает так быстро, что документы выпадают у нее из рук и скользят по полу.

— Мистер Алистер. — Она вибрирует, как один из тех мультяшных котов после удара током.

— Извини. Я не хотел тебя напугать.

— Что ты здесь делаешь?

— Работаю. — Я киваю ей. — Почему ты все еще здесь?

— Я тоже работаю.

— Почему?

— Что ты имеешь в виду под "почему"? Ты должен знать это лучше, чем кто-либо другой.

Я выгибаю бровь.

Она отводит взгляд. — Извини. Сарказм вырывается из меня, когда я устаю.

— Я не буду держать на тебя зла. — Она действительно выглядит усталой. Ее волосы более вьющиеся, чем были, когда мы разговаривали этим утром, и ее помада полностью стерлась.

Даже усталость не может скрыть, насколько она привлекательна. Без макияжа ее лицо еще более великолепно.

Сожаление пронзает меня, когда я вижу, как ее рот открывается в зевке. Возможно, я зашел слишком далеко, заставив ее работать над этим проектом в одиночку. Это работа для трех человек, и я не учел все тяжелые коробки, которые ей нужно будет таскать повсюду.

— Я как раз заканчиваю. — Кения указывает на папки.

Я моргаю в шоке. — Заканчиваешь?

— Мм-хм.

— Невозможно. — Не может быть, чтобы она просматривала все эти коробки.

Кения поднимается на ноги и морщится, когда выпрямляется во весь рост. Наклонившись, чтобы помассировать ногу, она объясняет: — Я собиралась остановиться в конце рабочего дня, но к тому времени была так погружена в работу, что не смогла.

Я все еще пытаюсь понять, шутит ли она надо мной.

Она продолжает болтать. — Вы когда-нибудь боялись заняться огромным беспорядком, но на полпути к нему у вас как бы появляется желание закончить уборку, пока все не исчезнет? Вот что случилось со мной. Я знала, что если поднажму, то смогу все это сделать до того, как вернусь домой.

Я смотрю на часы. Уже поздно. — Как ты можешь уже заканчивать?

— Мне помогли.

— Иезекииль? — Странно. Я не видел, чтобы он вставал из-за стола.

Она указывает на ноутбук на земле. Я не заметил его раньше, потому что он был спрятан за штабелем коробок. Ноутбук подключен к ее телефону длинным белым проводом.

— Ты пользовался своим ноутбуком?

— О, дело не только в ноутбуке. — Она смеется, и я не могу поверить, насколько сногсшибательно она выглядит с улыбкой на лице. — У меня есть программа преобразования текста в речь.

— Но как насчет печатных электронных таблиц? Эти таблицы нужно заполнять вручную.

— Верно. Я пошла искать и нашла программное обеспечение под названием Hoola Lens. По сути, вы делаете снимок чего угодно: слов, таблиц, музыкальных нот. Чего угодно. И он перепишет его точно в выбранный вами цифровой формат. Таким образом, таблицы будут представлены в виде электронной таблицы одним щелчком моего телефона.

— Это точно?

— Да. Я имею в виду, это технология, так что она не будет идеальной. После того, как я сделаю снимок, я просматриваю отчет, чтобы перепроверить информацию. Это утомительно, но это намного быстрее, чем набирать все это вручную. Как кто-то хотел, чтобы я сделала.

Жар заливает мои щеки. Раскопки заканчиваются, и у меня нет защиты.

Она на цыпочках переступает через файлы, чтобы вернуться к своему ноутбуку. Почему-то видеть ее босые ноги кажется интимным. Как танец, который только для меня. И мне приходится напоминать себе, что я ее босс. И у нее есть парень. И она также ненавидит меня.

— Я не знал, что ты увлекаешься технологиями.

— Я не такая. Я просто верю, что мы можем работать умнее, а не усерднее. Всегда есть решение, если вы готовы искать.

Она действительно сама придумала эти решения? Я не могу в это поверить.

Она поджимает губы. — Твой шок начинает казаться оскорбительным. Ты думал, я глупая, потому что у меня нет степени MBA?

— Я не думаю, что ты глупая.

— Вы думаете обо мне самое худшее, мистер Алистер. Но это нормально. Это просто заставляет меня работать усерднее. — Она подтягивает одну из своих туфель поближе к себе и просовывает в нее ногу.

Я хочу подойти к ней и оттолкнуть ее руку от пяток. Я хочу провести рукой по ее бедру и попросить ее обхватить ногами мою шею. Я хочу вознаградить ее за ее великолепие, дразня ее до тех пор, пока она не застонает.

Вход воспрещен, Алистер.

Я тяжело сглатываю. Время медленно отступать. — Дай мне знать, когда будешь готова уехать. Мой водитель отвезет тебя домой.

— В этом нет необходимости.

— Уже поздно. С ним тебе будет безопаснее, чем пытаться поймать такси. — Я хмурюсь. — Дай мне знать, когда закончишь.

Мой тон грубоват, но это только потому, что я чувствую, что становлюсь мягче к этой женщине. Ее изобретательность возбуждает не меньше, чем это соблазнительное тело и сексуальный рот.

Я хочу откусить от нее кусочек, и я опасно близок к тому, чтобы поддаться импульсу.

Быстро развернувшись, я бросаюсь обратно в свой офис. Какая-то часть меня, та часть, которая, как я думал, съежилась и умерла, когда я похоронил свою жену, снова пробуждается к жизни.

Бороться со своим влечением не получится.

Мне нужно что-нибудь, чтобы выбросить Кению Джонса из головы.

И мне это понадобилось вчера.

КЕНИЯ

Я машу рукой, чтобы рассеять облако пыли, которое поднимается, когда я откладываю последний документ.

Картотека выглядит так, словно в ней провели обыск. Коробки сложены друг на друга. Документы громоздятся башнями. Бумаги удерживаются зажимами, степлерами и всем, что достаточно тяжело для выполнения работы.

Зевок угрожает сломать мне челюсть. Я прикрываю рот сгибом локтя, оглядывая комнату, которая в тот день была моим офисом.

Это унылое, серое помещение с вкраплениями кремового и белого, нарушающими монотонность. Жаль, что эти цвета все еще являются оттенками старого ‘скучного’ блока.

Честно говоря, это печальное место. Если Алистер Ворчун будет чаще прогонять меня в архивную комнату, мне придется что-то делать с этими стенами. Может быть, покрасить их в конфетный цвет. Вишнево-красный. Ярко-оранжевый. Может быть, светло-карий, как его глаза…

Не думаю об этом.

У меня звонит телефон.

Я устало улыбаюсь, когда вижу номер Санни.

— Привет, детка.

— Почему ты еще не дома? — Ее слова заглушает зевок. — Я заснула на диване, ожидая тебя, а ты все еще не вернулась.

— Я сейчас ухожу, — говорю я, притопывая ногами, чтобы увеличить приток крови.

— Как ты собираешься возвращаться? Тебе нужно, чтобы я подъехала?

— Нет. Оставайся там. Я поймаю такси.

— Ты уверена? Я не против заехать за тобой.

— Все в порядке. Кроме того, завтра рано утром у тебя встреча.

— И что? Ты важнее, чем встреча.

Я улыбаюсь. Она так говорит, потому что бредит во сне. Быть фрилансером означает, что каждая зарплата — большая или маленькая — это разница между питанием вне дома или попрошайничеством на улицах. У Санни нет пространства для маневра, чтобы отказаться от работы.

— Спасибо, но все в порядке.

— Отлично. Пришли мне номер твоего такси. Я буду ждать тебя.

Я издаю звуки поцелуя в трубку.

— Да, да. — Она вешает трубку.

Я прихрамываю к своей сумочке и вытаскиваю ее из стопки бумаг, которая так сильно хочет быть Падающей Пизанской башней. Если бы у меня осталась хоть капля энергии, я бы положила их обратно в коробки.

Но у меня нет сил.

Мои руки сводит судорогой. Мои глаза затуманены.

Сейчас все как-то хреново, но по-хорошему, я сделала невозможное таким образом. Видеть Холланда Алистера слегка впечатленным стоило того, чтобы отказаться от моего прекрасного сна.