– Вы ошибаетесь. Неужели если человеку сказать, что дадите жилье для семьи, работу, а для его детей построите школы, больницы, спортивные площадки, он бы ответил, что ему это все не нужно? Что предпочитает быть вором, убийцей и рисковать своей жизнью ради куска хлеба? Глупости. Любой, даже самый убогий, район элементарно превратить в фешенебельный квартал. Стоит только захотеть. Но властям Америки это не надо. Им выгодно наличие гетто.

– Зачем же оно может понадобиться? – поинтересовался доктор Аллон.

– Рабы, Бил. Все очень просто. Чтобы процветать, перепроизводить, богатеть и жиреть, Америке нужны рабы.

– Это глупости. В Америке рабство отменено давным-давно.

– Удивительно, как американцы плохо знают собственную историю и свое законодательство. Вы считаете, что рабство было отменено? А я скажу, что оно было в Америке всегда и есть до сих пор. И готов поспорить с вами на бутылку коньяка, что докажу это.

– Пари принято. Просветите нас.

– По закону, рабство было запрещено. Это так. Однако была небольшая поправка. А именно: рабский труд запрещен за исключением бесплатной работы тех, кто провинился перед обществом. То есть преступников.

– Они должны отрабатывать долг перед социумом за совершенное правонарушение. Это не рабство.

– Подождите с выводами. Конечно, преступники должны искупать свои грехи перед обществом. Но не такими методами. В Америке очень популярны частные тюрьмы, которые находятся под тотальным контролем их собственников. Процент таких учреждений в Штатах в прошлом году составил девяноста три.

– И что же в этом плохого?

– А то, что так называемые собственники тюрем получают деньги за выполнение определенных работ, куда они направляют заключенных. Это может быть строительство дорог, домов, копание траншей или бог знает что еще. С полученных денег платится налог в казну государства, оплачиваются труд тюремной охраны, коммунальные услуги. А все остальное собственники исправительных учреждений кладут себе в карман. Заметьте, что заключенным ничего не платят. Они, кроме еды и клетки, ничего не получают. Вот вам и бесплатный труд за пищу и кровать в интересах одного человека. Чем вам не рабство?

– Позвольте возразить, – сказал доктор Пристон. – Эти люди совершили преступления. Их насильно никто не захватывал, не похищал. В рабство их не продавали. Этих людей предавали честному суду, который определял наказание соразмерно совершенному преступлению.

– Вы опять опережаете события. Вы уверены, что наказание соразмерно совершенному преступлению? Посмотрите, чтобы так называемых рабов было много и трудились они долго, ваши законодатели установили весьма интересную шкалу градации наказаний. Так, нередки случаи, когда за кражу ста тысяч долларов давали пятнадцать и двадцать лет тюремного срока. Это же безумство. Попытка побега – плюс еще пятнадцать лет. За лишение человека жизни – восемьдесят лет. Если же несчастный не дай бог убил кого-то при ограблении, а потом оказал сопротивление при аресте, то тут все: лет так сто двадцать ему обеспечено.

– В Америке суровое законодательство, это правда.

– Вы говорите, что их никто не продавал? Я вам возражу. Их продало государство. А стоимость этих рабов составляется из суммы налогов, которые владельцы тюрем платят за труд. Но и это еще не все.

– Что же еще?

– Изучите статистику условного досрочного освобождения по американским тюрьмам. Вы будете очень удивлены. Ведь отпускают досрочно в основном только тех, кто достиг глубокой старости, то есть тогда, когда заключенный уже не может трудиться и приносить деньги. И действительно, зачем держать раба, который не в силах приносить государству доход, а кормить его надо. Ведь тогда этот заключенный убыточен. И вы называете это актом милосердия, будто бы человек искупил свою вину перед обществом. Хотя на самом деле он стал просто ненужным отработанным хламом в американской капиталистической системе. В вашей пенитенциарной системе главное – не наказание человека за преступление, не искупление долга перед обществом, а бесплатная работа во благо какого-то дяди. Вот и все. Есть все основные составляющие, а именно: труд в течение всей жизни за еду и место для сна в корыстных интересах конкретного человека, который покупает это право у государства за деньги. А вы говорите рабства нет.

– Но причем тут гетто?

– Это просто. Чем меньше человек получает возможностей для саморазвития, тем больше деградирует. Предоставьте ребенку скрипку – он начнет играть и сочинять. Дайте пистолет и иглу – станет убивать и принимать наркотики. Чем меньше в гетто возможностей для построения нормальной жизни, тем больше потенциальных преступников и, как следствие, – рабов. Гетто – это своего рода инкубаторы американской бесплатной трудовой массы. Человек, рожденный там, сразу попадает в систему, из которой выбраться удается единицам.

– Но в тюрьмах работают не только те, кто родился и воспитывался в гетто.

– Опять же посмотрите на статистику, – продолжал Юрий Георгиевич. – Америка – первая в мире страна по количеству заключенных. При этом девяносто процентов заключенных составляют афроамериканцы и латиносы. Белых всего десять процентов. Да, не все заключенные – выходцы из гетто. Но подавляющее большинство из них – из бедных штатов, маленьких городов, где нет нормального образования, работы. Гетто называют отдельные кварталы в крупных городах и их окрестностях. Но если взглянуть шире, в таких неблагополучных районах проживает пол-Америки.

– Я все же настаиваю, что заключенные, сколько бы лет они ни трудились, не могут считаться рабами, – возмутился доктор Пристон. – Дети заключенных – свободные люди. А раб и его ребенок остаются таковыми навсегда.

– Разумеется, Джек, нельзя говорить о классическом рабстве. Все же мы живем в двадцать первом веке, а не в семнадцатом. Но между американскими заключенными и рабами с плантаций очень много схожего. Разве рабам не могли дать вольную? Вполне, и я скажу вам более, что многим из них даровали свободу. Особенно на севере Штатов еще до гражданской войны. А освобождение из тюрьмы можно сравнить с этой же вольной.

– Рабов, которым даровали свободу, были единицы. Остальные, особенно на юге, оставались таковыми до самой смерти.

– Как и те, кто отбывает заключение сроком в сто и более лет. Или вы думаете, что у них есть шансы дожить до конца своего срока? – улыбнулся Юрий Георгиевич, наливая себе чай. – Кроме того, вспомните про Луизианское восстание две тысячи сорок первого года и его последствия.

– Это черное пятно в истории Америки, – согласился доктор Пристон.

– Джек, – спросил его Юрий Георгиевич, – а что вы подразумеваете под «черным пятном» – Луизианское восстание или Луизианское побоище?

– Само событие. Это было ужасно. Сколько людей понапрасну погибло, – посетовал доктор Аллон.

– Бил, говорите все как есть. Не просто погибло, а было безжалостно убито. Луизианское восстание две тысячи сорок первого года – не просто митинг, а крупнейший бунт афроамериканцев против несправедливости и неравенства, установившегося в Америке. Это был настоящий вызов сложившейся системе. И чем все закончилось? Вместо того, чтобы прислушаться к таким простым и понятным требованиям, как равенство, человеческое отношение, решение социальных проблем, и искать компромиссы, что сделали власти в Америке?

– Прибегли к помощи армии, чтобы разогнать демонстрантов…

– Собственных граждан, имеющих право говорить и быть услышанными. И их не просто разогнали, а уничтожили. Сколько человек тогда было убито, Бил?

– По данным, озвученным в СМИ, около трех тысяч.

– Три тысячи! – повторил Юрий Георгиевич. – Хотя я уверен, что число жертв гораздо больше. Так вот, за одну ночь расстреляли три тысячи афроамериканцев, которые просто хотели, чтобы с ними считались как с равными, что, как вы говорите, и так предусмотрено Конституцией США. И ответьте на вопрос: сколько представителей силовых структур были привлечены к ответственности и понесли наказание?