Очень эффектно изображен у Буссова и переход на сторону Лжедимитрия Басманова, незадолго до того назначенного молодым царем Федором Годуновым на пост главнокомандующего войсками, действовавшими против Лжедимитрия. На этот раз немцы (только что приведенные Басмановым к присяге на имя Федора Годунова) выступают у Буссова как образец верности, отказавшись последовать за Басмановым и вернувшись “в Москву к своему государю, молодому царю, которому очень по душе пришлось их постоянство, и он щедро пожаловал и одарил их, да еще приказал объявить их всенародно самыми верными и постоянными” (стр. 103).
Наконец, немцы фигурируют у Буссова и накануне вступления Лжедимитрия I в Москву — в сцене подачи “всеми немцами” “челобитной” Лжедимитрию, “с просьбой не гневаться на них, если они причинили какое-либо зло его величеству и его войску под Добрыничами. В то время этого требовала их присяга и честь, ибо они были людьми подневольными, служили своему тогдашнему государю господину Борису, клялись ему великой клятвой преданно стоять за него и не могли поступить против этого, не замарав своей совести. Но как они верою и правдою служили Борису, так они будут служить и ему”.
В ответ на челобитную немцев “Димитрий позвал к себе их начальников..., хвалил их за стойкость и преданность и взял их к себе на службу” (стр. 108).
Все эти материалы о действиях немцев и их роли во время борьбы между Борисом Годуновым и Лжедимитрием I, будучи открыто апологетическими в отношении немцев, вместе с тем представляют большой интерес в плане биографии Буссова. Есть все основания считать, что Буссов описывает все перипетии борьбы не только как очевидец, но и как ее непосредственный участник. В этой связи особый интерес в рассказе Буссова приобретает такая деталь, как то, что немцы приехали в войско “из своих поместий”, очень хорошо увязывающаяся с повышенным интересом Буссова к теме о его поместьях, а также сообщение об отъезде немцев от Басманова (после его измены) в Москву, что делает понятным, как мог Буссов заблаговременно принять меры, — хотя и оказавшиеся, по его признанию, неудачными, — для укрытия своего имущества от приближавшегося к Москве войска Лжедимитрия I. В итоге всех этих наблюдений и соображений не будет слишком рискованным допустить, что в числе тех “начальников” немцев, которые 20 июня 1605 г. договорились с Лжедимитрием I о службе, был и Буссов, сохранивший, таким образом, и упрочивший при Лжедимитрии I положение, которое он занимал и при Борисе Годунове. Косвенным подтверждением этого может служить отзыв, даваемый Буссовым о Маржерете (см. стр. 102, 112).
Воцарение Василия Шуйского, по-видимому, отрицательно отразилось на положении Буссова. Такой вывод вытекает не только из общих соображений, что с гибелью Лжедимитрия I и Басманова Буссов потерял своего сильного покровителя, но и, прежде всего, из резко отрицательного отношения самого Буссова к личности Василия Шуйского на всем протяжении его Хроники. Однако можно думать, что — во всяком случае формально — Буссов остался в числе служилых немцев и при Шуйском[45].
И действительно, в Хронике Буссова имеется целый ряд рассказов, написанных очевидцем и свидетельствующих о том, что Буссов оставался в Москве почти до конца 1606 г. Таков знаменитый рассказ Буссова об избрании Василия Шуйского царем московским и “пирожниками и сапожниками” (Piroschnicken und Saposchnicken, стр. 134); описание церемонии переноса в Москву тела царевича Димитрия и провозглашения его “святым” (стр. 134—135); рассказ о поражении воевод Шуйского под Ельцом в августе 1606 г., записанный Буссовым несомненно со слов участников этого сражения, прибывавших в Москву, от которых Буссов только и мог узнать про насмешливую кличку царя Василия Шуйского “шубник” (Subenick), которой его называли во время Елецкого сражения участники войска восставших (стр. 137); наконец, как очевидец Буссов описывает и осаду Москвы Болотниковым.
В том, что Буссов первое время при Василии Шуйском оставался в Москве, нет ничего невозможного, ибо правительство Василия Шуйского вовсе не предполагало отказываться от услуг иноземцев-наемников, а напротив, сохранило у себя на службе иноземцев, в том числе и военных. Обращаясь к Хронике Буссова, можно найти в ней прямые данные об этом. Так, Буссов говорит о том, что одновременно с “местными жителями” Шуйскому присягнули и “иноземцы” (стр. 134). В другом месте Буссов, рассказывая о секретных переговорах “немецких начальников из лагеря Шуйского” с Лжедимитрием II накануне Волховского сражения 30 апреля — 2 мая 1608 г., обвиняет их в том, что “они не посмотрели на то, что присягнули Шуйскому и уже второй год служили ему и получали от него жалованье” (стр. 150). Наконец, особенно интересен рассказ Буссова о некоем Гансе Борке.
Рассказ этот помещается в Хронике Буссова под 1608 годом и имеет следующий вид: “У Шуйского был один немец по имени Ганс Борк, который некогда был взят в плен в Лифляндии. Его-то Шуйский и послал с 100 немецкими конниками под Брянск, а этот Борк прошлой зимой перешел от Шуйского в войско Димитрия в Калуге, но потом, оставив там на произвол судьбы своего поручителя, снова перебежал к Шуйскому, который за доставленные сведения пожаловал его ценными подарками, но у Шуйского он не долго задержался и вторично перебежал к Димитрию Второму, который воздал бы этому изменнику по заслугам, если бы его не упросили польские вельможи. Однако, не пробыв и года у Димитрия, он чуть было не переманил у него крепость Тулу (перед тем сдавшуюся Димитрию) и не передал ее Шуйскому, но поняв, что его лукавые козни замечены, он убрался восвояси в Москву к Шуйскому, который опять с радостью принял его и, как и в первый раз, щедро одарил его за замышлявшуюся пакость в Туле” (стр. 149).
Чтобы правильно понять и расценить этот рассказ, необходимо, прежде всего, определить во времени похождения Ганса Борка. Посылка Борка с сотней немецких конников под Брянск относится к зиме 1607/1608 г., когда в декабре 1607 г. там произошло сражение между Лжедимитрием II и воеводами Василия Шуйского[46]. Зима 1607/1608 г. и должна явиться опорной точкой для всех дальнейших хронологических расчетов.
Буссов начинает свой рассказ о событиях 1608 г. с описания зимы 1607/1608 г.: “Вскоре после нового года выпал такой глубокий снег, что в эту зиму (denselben Winter) противники не могли ничего предпринять в поле друг против друга”. “Этой зиме” в рассказе Буссова о Гансе Борке противопоставлена “прошлая зима” как время, когда Борк “перешел от Шуйского в войско Димитрия в Калугу”. Таким образом, под “прошлой зимой” Буссов имеет в виду зиму, предшествующую зиме 1607/1608 г., т. е. зиму 1606/1607 г. Но отсюда следует, что переход Ганса Борка “от Шуйского в войско Димитрия” падает на время осады Болотникова войсками Шуйского в Калуге, продолжавшейся с декабря 1606 г. по май 1607 г., и что под “войском Димитрия” Буссов имеет в виду войско Болотникова, который у Буссова всегда выступает как воевода “Димитрия Второго”: как известно, во время осады Болотникова в Калуге Лжедимитрия II, объявившегося в Стародубе 12 июля 1607 г., вообще еще не существовало. Перебежка Борка из Калуги обратно к Шуйскому, затем вторичная перебежка от Шуйского к Лжедимитрию II и, наконец, оттуда опять “в Москву к Шуйскому” — все укладывается в промежуток времени до 10 октября 1607 г. (дата падения Тулы) и датируется указанием Буссова, что Борк “не пробыл и года” у Димитрия и что он пытался совершить какую-то “пакость”, чтобы помочь Шуйскому овладеть Тулой.
Итак, похождения Ганса Борка падают на время с конца 1606 г. и до начала 1608 г. и дают яркий материал, характеризующий как поведение немцев-наемников в начальный период правления Василия Шуйского, так и политику правительства Василия Шуйского в отношении немецких ландскнехтов. Эта политика характеризуется стремлением Василия Шуйского к тому, чтобы привлекать и удерживать у себя на службе немцев-наемников всеми средствами, в том числе и путем прощения и помилования за акты измены и перебежки в противный лагерь. Что же касается поведения немцев-наемников, то оно может служить своего рода барометром, чутко реагирующим на всякое изменение в соотношении сил борющихся сторон. В этом отношении зигзагообразная кривая маршрутов Ганса Борка — от Шуйского к Болотникову и обратно — точно отразила ход борьбы между Болотниковым и Шуйским. Так, оказавшись в осажденной Калуге, Борк перебегает к Шуйскому. Но победа Болотникова над Шуйским под Калугой в мае 1607 г. и переход Болотникова в Тулу снова притягивают Борка в лагерь восстания — с тем, чтобы в осажденной Шуйским Туле сначала заниматься диверсиями, а затем, после разоблачения, опять перебежать “в Москву к Шуйскому”.
