Столь большое количество иностранных сочинений о Русском государстве конца XVI—начала XVII в. свидетельствует об огромном интересе, который вызывали у иностранных наблюдателей события, развертывавшиеся в России. Вместе с тем авторы-иностранцы в своих описаниях, характеристиках и оценках событий и лиц отразили свое отношение к ним, причем это отношение определялось общей позицией автора.
* * *
Хроника Конрада Буссова принадлежит к числу наиболее интересных и ценных среди иностранных сочинений о России конца XVI—начала XVII в. Охватывая весь период “Смутного состояния Русского государства”, Хроника Конрада Буссова, единственная из всех сочинений иностранцев, содержит описание событий начиная со времени правления Бориса Годунова и вплоть до освобождения Москвы ополчением Минина и Пожарского[3]. При этом на протяжении всего описываемого периода Буссов почти все время находился в самом центре событий и, таким образом, выступает в своем сочинении как непосредственный наблюдатель и очевидец важнейших событий.
Особенно большую ценность имеют разделы Хроники Буссова, посвященные восстанию Болотникова, которое Буссов не только наблюдал извне, но и сам (а особенно его сын — Конрад Буссов младший) принимал в нем участие. Это сделало Буссова исключительно осведомленным лицом во всем, что относится к восстанию Болотникова, и в Хронике содержится наиболее подробное и полное из всех иностранных сочинений описание событий восстания, начиная от момента его зарождения и кончая обстоятельствами падения Тулы. Буссов — единственный, сообщающий о заграничном периоде в биографии Болотникова и о мотивах и обстоятельствах возвращения Болотникова в Россию. Буссов же наиболее полно освещает роль Болотникова на всех этапах восстания.
Богатейший материал содержит Хроника Буссова и о событиях освободительной борьбы против польско-шведской интервенции. Достаточно сказать, что Буссов как очевидец описывает восстание 17 мая 1606 г. в Москве против Лжедимитрия I и восстание 19 марта 1611 г. против оккупировавшей Москву польской шляхты.
Наконец, долгие годы пребывания в России и знание русского языка (отражением этого является широкое употребление Буссовым русских слов и выражений, сохраненных при переводе в настоящем издании) сделали Буссова исключительно осведомленным человеком во всех областях жизни русского общества, и это придает еще больший интерес его сочинению.
Такие качества Хроники Буссова объясняются прежде всего личностью их автора, а также обстоятельствами и целью ее написания.
Конрад Буссов — типичный и яркий представитель тех авантюристов-иностранцев, которых было так много в Европе XVI—XVII вв. и которые являлись главным источником, откуда черпались и за счет которого пополнялись кадры наемных солдат-ландскнехтов многочисленных армий того времени, столь насыщенного войнами всех видов и типов — от Великой крестьянской войны в Германии 1524—1525 гг. до Ливонской войны 1558—1583 гг.
Биографические данные о Буссове, сохранившиеся в источниках, довольно скудны. Как явствует из заголовка одной из рукописей его Хроники[4], он был уроженец Люнебургского княжества в Германии (“Conradum Bussow, des Luene-Burgischen Fuerstenthums in den Freyen buertig”). Как выяснил Куник, выражение “in den Freyen buertig” означало уроженца округа Ильтен в юго-западной части Люнебургского княжества[5]. Предположение Аделунга, что Буссов, вероятно, был нижнесаксонец[6], ошибочно. Фамилия Буссова с окончанием на “ow”, характерным для славянских имен и названий мест, выдает, по мнению Куника, славянское происхождение Буссова. Однако Куник соглашается с заключением Люнебургского исследователя-генеалога Фольгера, изложенным в письме Фольгера Кунику, что “следует поставить под сомнение” возможность того, что Буссов “принес в Россию юношеские воспоминания славянского языка”. В итоге Куник считает, что Буссов происходит из семьи, которая была “германизирована вплоть до имени”, и если из хроники Буссова следует, что он “не совсем не знал русского языка, то знание русского языка он получил в Москве, как и многие немцы того времени”[7].
Из каких общественных слоев вышел Буссов, источники не содержат точных данных. Круг считал Буссова “немецким дворянином” (письмо академика Круга канцлеру Румянцеву; опубликовано Куником)[8]. Однако Куник справедливо указал, что мнение Круга покоится не на прямых данных источников, а представляет собой лишь умозаключение, основанное на том, что шведы “могли предоставить в 1601 г. важный пост, который занимал Буссов, лишь дворянину, и что Борис Годунов только иностранному дворянину мог подарить поместья”[9]. Сам Куник, основываясь на том, что в фамилии Буссова отсутствует дворянская частичка “von” (хотя он и не придает этому обстоятельству решающего значения), а также, по-видимому, на сообщении Фольгера, что “дворянской фамилии этого имени в Люнебургском княжестве не было”, считал, что “Буссов по всей вероятности не был дворянином, однако у русских, шведов и поляков он слыл за дворянина”[10]. Мне представляется, что точка зрения Куника хорошо согласуется с общим обликом Буссова как авантюриста, бродячего ландскнехта.
К этому можно добавить: Фольгер считал вероятным, что Буссов “был сын священника”. Это предположение находит свое подкрепление в том, что в своих мемуарах Буссов уделяет довольно много внимания вопросам церковно-религиозного характера. То, что зятем Буссова был протестантский пастор Мартин Бер, также может в известной степени быть связано с происхождением Буссова из церковных кругов.
Из области предположений и умозаключений биография Буссова переходит на твердую почву фактов и становится на прочную основу начиная с того момента, о котором говорит сам Буссов в своих письмах (публикуемых в настоящем издании) герцогу Брауншвейгскому от 28 ноября 1613 г. и Пепарино от 3 февраля 1614 г.
В письме герцогу Брауншвейгскому содержится важнейшее заявление Буссова о том, что начиная с 1569 г. он находился “за пределами Германии — в Лифляндии и России, при дворах государей и владетельных особ, ныне я вот уж год как возвратился, преодолев — благодарение богу — много смертельных опасностей, в любезное мое и всех немцев отечество Германию, в княжество Люнебургское”. В сочетании с другим заявлением Буссова в тексте того же письма, что он “с юности находился на службе у государей и владетельных особ”, заявление, приведенное выше в письме герцогу Брауншвейгскому, позволяет разделить биографию Буссова на две части, важнейшей из которых является время его заграничных странствий, охватывающее огромный период в 43 года — с 1569 по 1612 г.
Новой гранью, делящей на этот раз уже заграничный период биографии Буссова на две части, является 1601 г., когда Буссов приезжает в Россию.
Долгие годы пребывания Буссова в Ливонии — почти столь же малоосвещенный период в его жизни, как и годы детства и юности в Германии. Биограф Буссова Куник вынужден констатировать, что “мы ничего не знаем о его деятельности с 1569 по 1600 г.”[11].
В своих письмах, говоря о пребывании на службе в Ливонии у различных государей и владетельных особ, Буссов не упоминает ни одного имени. Обращаясь к хронике Буссова, Куник отмечает, что он “нигде не упоминает о Курляндии и о ее герцоге”, что “нет оснований считать, что он служил так называемому королю Магнусу”, что “в письмах Буссова не говорится также о его пребывании в Швеции и Финляндии”. Стремясь все же разгадать загадку Ливонского периода биографии Буссова, Куник. основываясь на некоторых местах Хроники, считает, что Буссов, вероятно, некоторое время жил в Лифляндии, именно в Риге (где, по-видимому, женился), а во время польско-шведской войны между Сигизмундом III и герцогом Карлом Зюдерманландским он находился на службе у Сигизмунда III. Когда же Карл в 1599—1600 гг. вторгся в Эстляндию и Лифляндию, то Буссов, “подобно многим эстляндским и лифляндским дворянам, оставил Сигизмунда и перешел к герцогу Карлу”[12].
