Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

ГЛАВА XI[281]

Furtum et figmentum[282] князя Григория Шаховского, которыми он нанес очень большой вред царю Шуйскому.

Золотая печать. Один именитый князь, по имени Григорий Шаховской, во время мятежа, когда был убит царь Димитрий, похитил золотую государственную печать и бежал по направлению к пограничной крепости Путивль, взяв с собой из Москвы еще двух поляков в русском платье. Под Серпуховым он переправился через реку Оку, дал перевозившему его лодочнику шесть польских гульденов на чай и спросил его, знает ли он их, и известно ли ему, кто они такие. Лодочник ответил: “Нет, господин, я вас не знаю”. Князь сказал: “Молчи, мужичок, и никому не рассказывай, ты перевез сейчас царя всея Руси Димитрия”. Указал простодушному мужичку на одного из двух поляков и сказал: “Смотри, вот юный герой, которого наши московиты хотели убить, он от них, слава и благодарение богу, ушел, мы направляемся в Польшу и приведем оттуда войско; он сделает тебя большим человеком, если бог поможет нам снова прийти сюда. Пока же довольствуйся этой малостью”.

Подобную же выдумку рассказал князь и в городе Серпухове одной немецкой вдове, где они обедали. Он дал ей полную пригоршню золота и сказал: “Ты, немка (Nimka), довольствуйся этим, приготовь хороший мед и водку, мы, бог даст, скоро вернемся с большой ратной силой, но вам, немцам, от этого вреда не будет”. Женщина спросила: “Господин, что вы за люди? Вы говорите странные вещи”. Князь ответил: “Я князь из Москвы, и говорю тебе, что сейчас у тебя ел и пил царь Димитрий, которого московиты во время своего мятежа хотели лишить жизни, но он с божьей помощью тайно ушел от них и оставил вместо себя другого, того они схватили и убили. Мы скоро снова будем у вас”. После этого они во всю прыть скакали от одного города к другому до самого Путивля, оставляя после себя на всех постоялых дворах это известие, а именно, что Димитрий не убит, а спасся, вследствие чего вся страна от Москвы до польского рубежа поверила, что царь Димитрий и вправду спасся и еще жив. Слух об этом дошел до Москвы, и в простонародье в связи с этим возникли дикие и нелепые мысли.

В Путивле те двое поляков отделились от князя Григория Шаховского, поехали прямо в Польшу, к жене воеводы Сандомирского, принесли ей весть об ужасном побоище, которое произошло в Москве, и рассказали, как один московитский князь по имени Григорий Шаховской тайком вывел их из Москвы и доставил через всю страну в Путивль и что этот князь намеревается и клянется так отомстить за смерть царя Димитрия, что, пока существует Россия, его соотечественники будут об этом говорить.

Он собирается также написать сюда, в Польшу, сделав вид, что Димитрий, его государь, добрался до Польши и здесь живет, а они напишут ему отсюда в Путивль, как будто ему отвечает Димитрий.[283] Князь Шаховской собрал в Путивле всех горожан (Buergerschaft und Gemeinde), рассказал им, что московиты хотели расправиться с царем Димитрием, что он тайно сбежал, а его поляков всех убили, что он пробрался в Польшу, к матери своей супруги польки, воеводше Сандомирской, и хочет собрать новую военную силу, чтобы с ней как можно скорее опять пойти в Россию и отомстить своим клятвопреступным московитам. Он повелел ему, Шаховскому, всячески убеждать их, обещая им царскую милость, чтобы они хранили верность Димитрию и помогли ему отомстить московитам за такой позор. Он так отплатит неверным псам, чтобы об этом передавали из поколения в поколение.[284]

Путивляне тотчас же послали в Дикое поле и спешно набрали несколько тысяч полевых казаков, вызвали также всех князей и бояр, живущих в Путивльской области, их тоже было несколько тысяч. Когда эти последние соединились с казаками, над ними был поставлен воевода по имени Истома Пашков. Во имя Димитрия они должны были двигаться дальше, чтобы снова покорить и взять крепости и города, которые отпали от Димитрия во время московского бунта. Но те, узнав, что царь Димитрий не убит, а тайно ушел, жив еще и снарядил это войско, без всякого сопротивления все до самой Москвы добровольно сдались, снова присягнули Димитрию и были очень недовольны теми, кто был виновен в плачевных событиях и ужасных убийствах в Москве.[285]

Новый царь, цареубийца Шуйский, очень испугался при этой вести, спешно призвал всю землю к войне. А чтобы все как можно раньше, скорее и не мешкая явились в стан, он придумал ложь и сказал, что будто крымские татары с войском в 50 000 человек вторглись в страну, уже взяли в плен много тысяч московитов, отвезли их в Татарию и сильно свирепствуют в стране, а поэтому всем надо, не глядя, день или ночь, спешить в Москву, чтобы оказать сопротивление татарам.[286]

В августе этого года войска царя Шуйского подошли к Ельцу, но обнаружили, что там вовсе не татары, а их собственные соотечественники — князья, бояре и казаки, которые сражаются за Димитрия, и те так побили и потеснили их, что им пришлось уйти обратно в Москву. С теми же из них, которые попали в плен, путивляне обращались очень плохо, им пришлось проглотить множество злых насмешек, им говорили: “Вы, сукины дети, москвичи, с вашим Шубником (Subenick) (так они называли цареубийцу Шуйского) хотите убить государя, перебить его людей и напиться царской крови; пейте, мерзавцы, воду и жрите блины (Blynen), как привыкли. Наш царь сумеет отомстить вам как следует за это убийство, когда он прибудет из Польши со своим вновь набранным войском”.

Некоторых пленников, сильно избив их и до полусмерти исполосовав кнутом, они отпустили и отослали обратно в Москву, где они тоже были плохо приняты своими собственными собратьями, а за вести, которые пришлись не по вкусу Шуйскому и его приверженцам, их бросили в тюрьму, где они умерли и сгнили. Шуйский приказал объявить всем жителям Москвы, какое великое зло причинили России поляки и их поддельный Димитрий, как истощилась казна, сколько пролито христианской крови и как по милости Димитрия столь жалостно погиб бедный государь Борис Федорович Годунов с сыном и женой, как предатели страны снова распространяют слух, что Димитрий будто бежал, а не был убит, но даже если бы было и так (чего на самом деле вовсе нет), то все равно ведь это не Димитрий, сын царя Ивана Васильевича, а обманщик, которого они не хотели принять, чтобы он не ввел в стране поганую веру.[287] А для того чтобы вызвать в народе христианское сострадание, он, Шуйский, приказал три мертвых тела — Бориса, его сына и жены (которые были погребены в бедном монастыре) — снова вынести оттуда, увезти в Троицкий монастырь и там похоронить по царскому чину. Тело Бориса несли 20 монахов, его сына Федора Борисовича — 20 бояр, жены Бориса — также 20 бояр, а за этими тремя телами шли пешком до самых Троицких ворот все монахи, монашки, попы, князья и бояре, здесь они сели на коней, тела приказали положить на сани и сопровождали их в Троицкий монастырь, расположенный в 12 милях от города Москвы. Этот монастырь необычайно могуществен. Ни один знатный вельможа во всей стране не умирает, не отказав туда в своем завещании крупный вклад. Этот монастырь, когда в стране немирно, должен выставлять для царя 20000 вооруженных всадников.

Дочь Бориса взывает отомстить Димитрию. Дочь Бориса Федоровича, одна только и оставшаяся в живых, которую должен был получить в жены господин брат его величества короля Дании и пр., герцог Иоганн, высокочтимой и блаженной памяти (как говорилось выше), ехала следом за этими тремя телами в санях с пологом, причитала и голосила: “О горе мне, бедной покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя всей нашей земле. Осуди его, господи, прокляни его, господи!”. Теперь многие стали сильно оплакивать и жалеть Бориса, говоря, что лучше было бы, если бы он жил еще и царствовал, а эти безбожные люди умышленно и преступно погубили и извели его вместе со всем его родом ради Димитрия. Как говорится: “Не отказывайся от старого друга прежде, чем хорошо не испытаешь нового”.[288]

вернуться

281

Главы XI, XII и XIII Хроники Буссова содержат богатый материал, характеризующий обостренную классовую борьбу в Русском государстве в 1606 — 1607 гг. Борьба народных масс, начавшаяся восстаниями южных “украинных” городов против царя Шуйского, вылилась в крупнейшую крестьянскую войну начала XVII в. под руководством Ивана Болотникова. Для истории восстания Болотникова записки Буссова представляют собой чрезвычайно ценный источник, так как в важнейшие периоды восстания — во время осады правительственными войсками Калуги и Тулы — Буссов находился среди осажденных повстанцев. Так, большими подробностями отличаются сведения Буссова о самом Болотникове, полученные им несомненно из ближайшего окружения вождя восстания. Точно так же сообщения Буссова о военных действиях между армией восставших и правительственными войсками, вероятно, восходят к рассказам очевидцев, а частично являются результатом личных наблюдений автора.

вернуться

282

Воровство и выдумка

вернуться

283

Рассказ Буссова о бегстве Г. П. Шаховского из Москвы после убийства Лжедимитрия I не соответствует действительности. Из разрядных записей можно заключить, что князь Г. П. Шаховской и после переворота оставался в Москве и был назначен царем Шуйским воеводой в Путивль вместо князя А. И. Бахтеярова-Ростовского. Версия Буссова о бегстве Шаховского возникла на почве широко распространившихся после событий 17 мая слухов о бегстве якобы спасшегося Лжедимитрия I в сопровождении нескольких лиц. И. И. Смирнов полагает, что реальной основой этих слухов (как о бегстве Шаховского, так и о бегстве Лжедимитрия I) было бегство из Москвы М. Молчанова, действительно имевшее место после убийства Лжедимитрия I (И. И. Смирнов Восстание Болотникова 1606 — 1607 гг. М., 1951, стр. 102; в дальнейшем: И. И. Смирнов). С. М. Соловьев указывает, что “Молчанов в самую минуту убийства Лжедимитрия уже помышлял о его воскрешении” и “выдал себя за Димитрия” “прежде всех” (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 811 — 812). Политический авантюрист М. Молчанов, как один из наиболее доверенных и приближенных лиц Лжедимитрия I, должен был бежать из Москвы после убийства своего покровителя. М. Молчанов, намереваясь играть роль Лжедимитрия 1, бежал в Польшу и нашел приют в Самборе у жены воеводы Мнишка. Посол царя Василия Шуйского к Сигизмунду III, князь Г. Волконский, в ответ на утверждение польских представителей, что Димитрий “жив и теперь в Сандомире у воеводины жены”, отвечал, что это вероятнее всего Михайлко Молчанов, который “збежал в то время как того Вора [т. е. Лжедимитрия I] убили” (Сб. РИО, т. 137, стр. 301, 302).

вернуться

284

Известие Буссова о том, что инициатором восстания в Путивле против царя Василия Шуйского был князь Шаховской, подтверждается данными “Нового летописца”. “Первое же зачало крови християнские, — говорится в “Новом летописце”, — в Путимле городе князь Григорей Шеховской измени царю Василью со всем Путимлем и сказа Путимцам что царь Дмитрий жив есть, а живет в прикрытие: боитца изменников убивства” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 70). Подымая массы против Шуйского, Шаховской преследовал, конечно, свои авантюристские планы борьбы за власть. Он стремился ограничить движение масс рамками борьбы за “царя Димитрия”. С этой целью Шаховской поддерживал также связь с теми польскими кругами, на которые опирался первый самозванец. Однако, вопреки планам Шаховского, восстание с самого начала приняло характер социального движения, в ходе которого лозунг “царя Димитрия” стал идеологическим прикрытием борьбы крестьян и холопов против крепостного гнета. Понятно, что Шаховской был оттеснен на задний план и играл второстепенную роль в восстании.

вернуться

285

Сообщение Буссова о присоединении к восстанию казаков “Дикого Поля” (“полевые казаки”) и части служилых людей приграничных городов (“бояр и князей”, по терминологии Буссова) свидетельствует о сложном социальном составе восставших на первом этапе восстания. Термином “Поле” в исторических источниках XVI и XVII вв. обозначается обширный район южных степей, который простирался от Путивля и Чернигова, т. е. от левых притоков Днепра и верхней Оки на восток до Дона и да нее до нижней Волги. Это громадное пространство к исходу XVI в. было включено в состав Русского государства; здесь строится целый ряд городов-крепостей, а по границам на многие сотни километров прокладываются оборонительные валы и засечные линии, имевшие целью предотвратить нападения с юга. Хотя “Поле” и было включено в состав Русского государства, однако власть Московского крепостнического правительства здесь была лишь номинальной. Служилые люди, присланные царем и размещенные гарнизонами по городам и на оборонительных приграничных рубежах, не могли контролировать всю территорию “Поля”. Феодальное землевладение здесь отсутствовало. Крепостничество, бурно развивавшееся в центральных районах страны во второй половине XVI в., еще не захватило новые степные районы юга. Поэтому южная окраина Русского государства — “Поле” — стало местом устремления беглых крестьян и холопов. Стремясь избавиться от крепостнической эксплуатации, крепостные крестьяне и холопы из центральных уездов бежали на необжитые окраины государства и становились здесь вольными людьми — казаками. О массовом характере побегов можно судить по сообщению А. Палицына о скоплении на окраинах государства более 20 тысяч холопов, принявших впоследствии участие в восстании Болотникова (А. Палицын, стр. 108). Свободные от всякого надзора, неуловимые на огромных просторах “Дикого Поля”, беглые крестьяне и холопы объединялись в военные товарищества с вожаками во главе и добывали себе пропитание охотой, рыболовством и бортничеством, а иногда в безопасных местах заводили земледельческое хозяйство. Существенное значение имела также военная добыча, получаемая в результате военных набегов на соседние земли, а также захват торговых караванов и т. д. Во второй половине XVI в. образовалось казачество на Дону (с центром в г. Раздорах), на Волге, на Яике. Однако казачьи отряды были и в других районах “Поля”, в частности и в районах, примыкавших к Путивлю, где разгоралось антифеодальное восстание. Эти казачьи отряды и присоединились, согласно Хронике Буссова, к восстанию. Известие о присоединении к восстанию части служилых людей окраинных городов Буссов сопровождает сообщением об избрании Истомы Пашкова воеводой армии, создавшейся таким образом в Путивле. Записки Буссова являются единственным источником, утверждающим со всей определенностью участие Истомы Пашкова в восстании в качестве одного из предводителей с самого его начала. И. И. Смирнов, обстоятельно исследуя показания Буссова, приходит к заключению о достоверности этого сообщения (И. И. Смирнов, стр. 168). Истома Пашков, один из предводителей восстания, впоследствии изменивший восставшим, командовал той армией повстанцев, которая двигалась к Москве через Елец, Тулу и Коломну. По своему социальному положению Пашков был помещиком. Его поместье состояло из двух сел в Веневском (село Воркуша, “Воскресенское тож”) и Серпуховском (село Грецкое) уездах. Он дослужился до сотничества и в 1606 г. был сотником у мелкопоместных детей боярских епифанцев (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 248).

вернуться

286

Ложный слух о нападении татар, пущенный правительством Шуйского, имел целью не только ускорить мобилизацию служилых людей в армию, но и скрыть от населения факт восстания, принявшего грозный характер Сообщение Буссова относительно ложного слуха о нападении татар подтверждает также Станислав Немоевский в своих записках (А. А. Титов. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И. А. Вахрамееву, вып. 6. 1907, стр. 120). Правительство, видимо, пыталось убедить население, что сформированная армия двинута против татар. Так, в одной разрядной книге имеется запись, согласно которой войско Ф. И. Мстиславского и В. В. Голицына и других воевод отправлено не на подавление восстания, а “для недруга своего Крымского царя приходу” (С. Белокуров, стр. 178). Цель похода скрывалась и от войск, которые, по сообщению Буссова, лишь столкнувшись с врагом, увидели, что это ничуть не татары, а восставшие соотечественники.

вернуться

287

Генеральное сражение под Ельцом произошло в августе 1606 г. В этом сражении восставшие нанесли жестокое поражение правительственным войскам под командованием князя И. М. Воротынского. Сообщение Буссова об этом сражении содержит такие подробности, которые он мог выведать лишь у очевидцев, скорей всего у пленных, возвратившихся в Москву. Так, только от очевидцев он мог узнать, что восставшие, насмехаясь над побежденными, называли их царя Шуйского унизительным прозвищем “Шубник”. Это насмешливое прозвище, данное в народе князю В. И. Шуйскому произошло от шубного промысла, который был развит в старых вотчинах его рода — Шуйском уезде (С. Ф. Платонов. Очерки смуты, стр. 222). Запись Буссова о сражении под Ельцом представляет большую ценность, так как русские источники, вышедшие из среды господствующих классов, стремятся скрыть факт поражения правительственных войск под Ельцом. Так, “Новый летописец” говорит лишь об “отходе” от Ельца Воротынского, узнавшего о разгроме И. Болотниковым войск князя Ю. Н. Трубецкого под Кромами (ПСРЛ, т. XIV, стр. 71). Умалчивают о разгроме Воротынского под Ельцом и разрядные книги, хотя и не скрывают факт полного разложения его армии, отступившей к Туле, что могло случиться лишь с армией, потерпевшей поражен” (С. Белокуров, стр. 156).

Характеристика Буссовым сражения под Ельцом как разгрома правительственны: войск находит подтверждение в одной записи приходо-расходных книг Иосифо-Волоколамского монастыря от 2 сентября 1606 г. В этой записи говорится о расходе денег на отпуск “запасу под Елец” и о том, “что убытка учинилось в разгром, рухляди монастырской потеряли...” (А. А. Зимин. К истории восстания Болотникова. Истор. зап. т. 24, 1947, л. 102 об.). Подтверждают сообщения Буссова о битве под Ельцом иностранцы Исаак Масса и В. Диаментовский. Первый говорит о разгроме “впрах” правительственных войск и называет царского воеводу И. М. Воротынского (Буссов его не называет), второй в записи от 17 сентября (по новому стилю) указывает и размерь катастрофы: “Пришла весть [в Ярославль, где находился тогда Диаментовский вместе с Ю. Мнишком] к пану воеводе, что 5000 войска Шуйского разбиты на голову под Ельцом” (A. Hirschberg, стр. 81). И. И. Смирнов, анализируя запись Буссова о Елецком сражении, вносит один корректив в его рассказ: он считает ошибочной тенденцию Буссова “сблизить во времени приход к Ельцу войск Шуйского и генеральное сражение между ними и Болотниковым”. С помощью привлечения разрядных книг И. И. Смирнов доказывает, что решительному сражению предшествовала довольно длительная осада Ельца правительственными войсками (И. И. Смирнов, стр. 154 148 — 150). В исторической литературе высказано — без достаточных оснований, на наш взгляд, — сомнение в достоверности сообщения Буссова, что в Елецком сражении армией восставших командовал И. Пашков. Р. В. Овчинников отрицает положение И. И. Смирнова, что под Ельцом Пашков нанес первый удар воеводам Василия Шуйского и от Ельца начал поход на Москву. Он относит появление Пашкова в лагере восставших к более позднему времени — ко времени движения дворянства против правительств, Шуйского в Тульско-Рязанском крае. По мнению Р. В. Овчинникова, Пашков присоединился к армии Болотникова в Коломне во главе отряда тульско-рязанских служилых людей (Р. В. Овчинников. О начальном периоде восстания И. И. Болотникова Вопросы истории, 1955, № 1, стр. 117).

вернуться

288

В момент резкого обострения классовых противоречий, когда на юге страны развернулась широкая борьба крестьянства против крепостничества, идущая под лозунгом “царя Димитрия”, правительство Шуйского проводит ряд мероприятий для дискредитации лозунга восставших. Во-первых, правительство разослало по городам грамоты (“объявило народу”, как пишет Буссов), что свергнутый царь Димитрий — это мнимый Димитрий, так как настоящий Димитрий убит по проискам Бориса Годунова в Угличе в 1591 г. Чтобы придать еще большую убедительность своим доводам, правительство прибегает к такой мере идеологического воздействия на массы, как провозглашение “святым” царевича Димитрия. Останки Димитрия 3 июня 1606 г. были торжественно доставлены в Москву. Используя имя нового “святого”, церковники развернули бешеную агитацию против восставших крестьян, трактуя лозунг восставших “за царя Димитрия” как грех, как святотатство. Во-вторых, как сообщает Буссов (что подтверждается и дошедшими грамотами), правительство Шуйского в летние месяцы 1606 г. проводит ряд мероприятий, имеющих целью разоблачение антинациональной политики ложного Димитрия. Так, например, июньская грамота Шуйского была настоящим обвинительным актом против самозванца. К этой грамоте были приложены целиком изобличающие Лжедимитрия I документы: “распросные речи” Бучинских, одно из письменных обязательств Лжедимитрия I и сокращенное изложение переписки Лжедимитрия с поляками и католическим духовенством (СГГД, т. III, №№ 140, 147 76; ААЭ, т II, № 48). Из этих документов видно, что Лжедимитрий I расхищал государственную казну, обещал уступить полякам часть государственной территории намеревался заменить православную веру католической и т. д. Разоблачение антинациональной сущности политики Лжедимитрия I в момент, когда крестьяне и холопы открыто выступили против крепостнического государства под лозунгом “за царя Димитрия”, имело политическое значение — оторвать массы от восстания. В-третьих правительство Шуйского устроило демонстративно пышные похороны Бориса Годунов, и его семьи. В агитационных целях устраивается церемония переноса останков царя Бориса, его жены и сына в Троице-Сергиевский монастырь. Как известно, убитые царица Мария и царь Федор, были похоронены “бесчестным” образом в бедном Варсонофьевском монастыре на Сретенке. Тогда же сюда было перенесено тело Бориса, похороненного ранее в Архангельском соборе (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 770). Рассказ Буссова об этом акте раскрывает политические цели, которые преследовал при этом Шуйский Единственным виновником гибели и бесчестия семьи Годуновых изображался самозванец. Таким образом смазывалась действительная роль в свержении Годуновых тех боярских кругов, во главе которых стоял Василий Шуйский.

49
{"b":"868157","o":1}