Чёрт! Какой же ты красивый. Даже небритость тебе идёт. Провожу пальцами по лицу, как слепая, изучая кожей любимые черты. Большим очерчиваю губы. Я помню их вкус, от него сносит голову.

Глеб ловит ртом мой палец. Проводит языком, запуская разряд тока во всём теле.

В кармане вибрирует телефон.

— Морозов, ты меня любишь? — давить, так на полную.

— Люблю, — не задумываясь ни на секунду. — А ты?

— И я люблю. С первого взгляда…

Он приподнимает немного бровь. Но не расспрашивает. Просто снимает с меня очки и целует. Чувственно, глубоко, так, что голова кружится, а внутри всё начинает ныть и просить больше — больше объятий, больше поцелуев.

Не знаю, сколько мы так целуемся, но в сознание нас возвращает голос Ритки.

— Эй, голубки! Вы на телефоны хотя бы отвечали. Мы думали уже в лес вас идти искать, — сердито.

— Красникова, вали отсюда! Не мешай людям личной жизнью заниматься, — осаживает её Глеб.

— Морозов, ты обещал! — толкаю в плечо.

— Она не препод, с занятий не выгонит.

— Ты неисправим! — слезаю с его колен и иду за Ритой.

Но и пяти метров не прохожу, как он подхватывает меня и перекидывает через плечо.

— Глеб, не надо! Уронишь! — стучу в спину.

— Не волнуйся, своё не уроню, — хлопает по моей заднице.

— Рит, ну скажи ему! — приподнимаюсь и смотрю на подругу.

— У вас личная жизнь, я не мешаю, — смеётся, разводя руки в стороны.

Глава 24

Когда захожу в комнату, то в нос сразу ударяет характерный неприятный травяной запах. Передёргивает.

Могли бы проветрить, идиоты.

Но помимо этого однокурсники явно собираются хорошо отдохнуть, стол уже накрыт.

— Глеб, давай с нами! — предлагает Сидоров, почёсывая свою бритую голову.

— Не хочу.

— А ему впадлу с нами выпить. Мы же ему не друзья, — начинает нарываться Гусев.

Ляпни ещё раз что-нибудь, и я зубы тебе пересчитаю. Давно руки чешутся вломить по наглой роже. Раздражаешь ты меня люто с первого дня в вашей группе.

— Если ты думаешь, что дружба — это повод нажираться, то глубоко ошибаешься, — достаю из рюкзака полную пачку сигарет.

— А может тебе Белкина запрещает? — кривляется. — Смешно смотреть, как ты под бабу прогибаешься. Раньше весь из себя такой крутой был, а сейчас сопли из-за девки распустил. Влюбился что ли? — петушится.

Думаешь, если тут ещё шесть человек, я тебе не отвешу пиздюлей?

Ошибаешься… Ещё как отвешу. С пребольшим удовольствием.

Оглядываю присутствующих. Сидят, смотрят и ждут моей реакции.

— Не твоё собачье дело, — с презрением глядя Гусеву в глаза.

— Влюбился…- протягивает медленно. — Что ты только в ней нашёл? Даже посмотреть не на что, — ржёт, оборачиваясь к друзьям и показывая дули у груди.

Это было последней каплей моего терпения.

Просто подхожу, хватаю его за горло, сжимая кулак. Он хрипит и пытается оторвать мои пальцы.

— Слышь, долговязый, ты ничего не попутал? Помелом своим не там метёшь, — рычу ему в лицо, наклоняя его вниз. — Ещё раз хоть слово от тебя похабное в адрес Алины услышу — я тебе кадык вырву. Думаешь, если хапанул, то тебе море по колено и силушка богатырская проснулась? Не на того нарвался. Понял, сука? — складываю его вдвое, нагибая. — Не слышу ответа!

— Понял…- еле слышно.

— Вот и отлично, — отдёргиваю от него руку и вытираю брезгливо о штаны. — Это, кстати, всех касается, — окидываю взглядом.

Никто даже не попытался встрять за Гуся.

Задумайся. Друзья ли они тебе.

Выхожу из комнаты и собираюсь пойти вниз покурить, но вспоминаю, что сигареты бросил на кровать. Приходится вернуться.

Все вскакивают с мест.

— Расслабьтесь! — беру пачку и снова выхожу.

— А ты что здесь один делаешь? — подходит ко мне Белка с электрическим чайником в руках.

Мимо, в сторону их комнаты, пробегает Фомина с кружками.

— Курю, — показываю сигарету и выпускаю дым в открытое окно.

— Морозов, продует! И почему не в комнате?

— Не хочу мешать людям «культурно» общаться, — тушу окурок и выкидываю в окно, закрывая его.

— Знаю я, что они пьют…

— Зачем тогда спрашиваешь? — притягиваю её к себе.

— Осторожно! Чайник горячий. Пошли к нам. Мы с девчонками чай пить собрались.

— В малинник меня зовёшь? — трусь о кончик её носа своим.

— Я тебе сейчас кипяток на одно место вылью, чтобы ты поменьше так шутил, — смотрит строго. В очках это выглядит, как взгляд суровой учительницы. — Пойдём, — тянет за собой.

— Подожди, я посмотрю — все ли одеты, — открывает дверь и скрывается, оставив её приоткрытой.

Я вламываюсь внаглую, не дожидаясь приглашения. Фомина взвизгивает, прикрываясь кофтой, и опускает русые волосы вперёд.

— Глеб! — кричат хором.

— Ой, да что я там не видел? Минус первый? — ухмыльнувшись, закрываю дверь.

Дашка всё так же стоит, обнимая свитер, красная, как рак, и лупает глазами.

— Ладно-ладно, — отворачиваюсь к противоположной стене. — Всё?

— Да, — цедит Фомина.

Тоже мне — скромница! Бить лобовуху мне на машине ты не стеснялась.

— Тебя выгнали? — наливает Рита в кружку чай и протягивает мне. — Извини, кофе нет.

— Норм, — забираю чашку. — Я сам ушёл, — сажусь на подоконник.

— Ну, если ты к нам в гости пришёл, давай, развлекай нас, — требовательно смотрит Красникова.

— Вас слишком много, — шучу.

И зря, Белка прожигает гневным взглядом, а девчонки глядят как на извращенца.

— Что? Пошутить уже нельзя?

— У вас парней вечно мысли об одном, — бухтит Зорина, ещё одна наша одногруппница.

Маленькая розовая пухлая булочка.

— А что поделаешь? Такова природа, — отвечаю ей.

— Ой, не надо на природу стрелки переводить, Морозов, — кривит лицо Рита. — Ты лучше всех знаешь, что это не так.

— Красникова, не верь ты слухам о моих великих любовных похождениях. Они слишком преувеличены. Да, Фомина? — улыбаясь, смотрю на неё и ставлю горячую кружку рядом.

Давай, расскажи всем!

Как ты насочиняла про наш секс, любовь неземную и сама в это поверила. А потом ещё обиделась, когда я на тебя при всех наорал за разбитое стекло, не выдав, кстати, что у нас ничего не было, наоборот приукрасив.

Ревность в девке взбрыкнула и она мне кирпичом в лобовое. Хорошо успел пригнуться, так бы в голову прилетело, дурачком мог остаться. Девушку, которая со мной была в машине, перепугала до чертиков своей выходкой, она меня послала куда подальше.

Фомина краснеет под взглядами подруг, ожидающих от неё хоть слова. Я спрыгиваю с подоконника и растягиваюсь на кровати рядом с Белкой, притянув её за шею к себе и уложив головой на плечо.

— Да, не было у нас ничего! — взрывается признанием Дашка. Браво! — Я соврала. Можно подумать я одна тут такая! Ты, Рита, ему любовные записки и сообщения писала.

Сюрприз! — перевожу на них взгляд по очереди.

Я думал, что мы оставили этот случай между собой. А оказывается, ещё кто-то в курсе.

Теперь краснеет Красникова.

Вечер откровений какой-то.

Белка глядит на меня с недовольной миной.

— Не было у меня с ними ничего, — поднимаю вверх руки. — Правда, — чмокаю в губы в оправдание.

С Зорькой уж сто процентов. Она не в моём вкусе.

— Морозов, ты кобель! — пихает меня локтём в бок.

— Теперь я старый домашний пёс, — утыкаюсь носом ей в шею, а потом целую в это место.

— Морозовы, прекращайте на людях лобызаться! Совесть имейте! — ругает нас Красникова.

— Морозовы? — что за новости!

— Конечно. Вас уже все так зовут, после того, как Ломов вас с экономики выгнал. Так что теперь, как честный человек, ты обязан на Алине жениться.

— Рита! — прикрикивает Белкина.

— Не волнуйся, ты сей факт не пропустишь, — обнимаю сильнее свою девушку, прижимаясь губами к виску.

Плевать, что мы не одни, что на нас смотрят с завистью и мечтают быть на месте Алины. Я эту девчонку люблю, а на остальных мне глубоко пофиг.