Уснуть будет тяжело, надо визуализировать что-то отвратительное, чтобы кровь отхлынула от паха. Но вместо этого я припадаю губами к её шее и покрываю поцелуями.

— Белка, я безумно скучал, — признаюсь.

Она переворачивается ко мне лицом и заглядывает в глаза, а я тону в топи её зелёных.

— Тебе идёт борода, — проводит легонько пальчиками по моей небритой щеке, вызывая лавину мурашек.

Притягиваю за затылок к себе и целую в губы. Мягкие и влажные, сладкие и такие любимые, те, о которых я вспоминал и мечтал каждую ночь.

Что ты делаешь со мной, Белка?

Как от человека может так сносить крышу?

Что у тебя за особый катализатор, который даёт такую бурную реакцию в моём организме?

Ненавижу Альбину, которая на всё это время лишила меня этого удовольствия.

Свернуть бы шею гадине.

Как же тяжело сдерживать себя, делать вид, что сильный и способен побороть в себе эту боль.

Нихрена подобного!

Когда её давишь, она ещё сильнее бьёт по душе. Даже внешние увечья не наносят столько страданий, как неразделённая любовь.

Мне стало жалко всех девчонок, которые когда-либо признавались мне в чувствах, а я только надменно смеялся над ними.

Испытал на себе все эти круги душевного ада.

Мы целовались больше часа, пока она не призналась, что у неё уже губы болят.

Не буду мучить дальше, просто обнимаю.

Белка кладёт голову мне на грудь и спустя время начинает тихо сопеть.

Я ещё долго лежу, наслаждаясь её близостью, и смотрю, как она спит.

— Люблю тебя, — чмокаю в макушку и закрываю глаза.

Всё же сон берёт своё, и я проваливаюсь в него глубоко. Просыпаюсь от дребезжания телефона на столе.

Будильник сработал.

Осторожно высвобождаю Алину из объятий, чтобы она не проснулась, и поднимаюсь.

Твою мать!

Это уже третий будильник, который оповещает, что пора собираться в универ. Тихонько прохожу в комнату и беру свою куртку. Домой надо, там Дикий уже давно ждёт.

— Сбегаешь? — сидит на диване Белка и сонно потирает глаза.

— Просто не хотел тебя будить, — мимо, к двери.

Она идёт следом за мной.

— И на завтрак не останешься?

— Я утреннюю прогулку с Диким проспал, у меня в прихожей теперь озеро Байкал разлилось. Извини…- обуваюсь и выхожу.

Ну не долбоеб ли⁈

Звоню. Открывает. В глазах слёзы…

Обиделась…

— Доброе утро! — обхватываю лицо руками и зацеловываю.

Она поднимается на носочки и обнимает за шею.

Моя рыжая Белка, которую безумно люблю, прижимается всем телом ко мне и не хочет отпускать.

Я и сам уходить не хочу, но надо.

— Встретимся в университете, — прощальный поцелуй и быстро из подъезда.

Глава 22

Аудитория. Последний ряд.

Внизу распинается препод по экономике, но слушаю я его краем уха. Сейчас меня больше волнует Белкина коленка в капроновых колготках, на которой лежит моя рука.

Она старается делать вид, что её это совсем не волнует и внимательно слушает лекцию, только по лёгкой улыбке на лице понятно — она тоже держится, как может.

— Белочка…- зову шепотом и провожу рукой вверх по бедру.

Алина вцепляется ноготками мне в кисть и сбрасывает, прикрываясь юбкой.

Уу, заноза!

— Морозов, слушай лекцию, скоро зачёт! — цыкает на меня.

— Не хочу, — возвращаю руку на коленку.

Блин, я от неё глаз не могу оторвать.

Желание — утащить подальше от всех и целоваться до помутнения сознания. Вообще-то хочу я больше, но пока нельзя. И от этого всего сводит ниже пояса.

— Морозов, Белкина, мы вам не мешаем? — доходит громкий голос Игоревича в онемевшей аудитории.

— Нет. Но если хотите, то можете оставить нас наедине, я не против…- борзею в край.

Таких огромных глаз, которыми посмотрела на меня Белка, я в жизни не видел.

Она вспыхивает и закрывает лицо рукой.

— Вышли вон! Оба! — орёт на нас экономик.

Ну, слава Богу! А то я уже задолбался слушать эту нудятину. Только Алина мой энтузиазм не разделяет. Огревает учебником, как только мы выходим за дверь.

— Морозов! Тебя в детстве головой о пол не роняли случайно? Как можно было такое сказать⁈- ещё один замах, но я уворачиваюсь. — На следующем занятии зачёт. Я и так эту экономику с трудом понимаю. И ты ещё…- закипает.

— Зачем тогда было на неё поступать? Как ты экзамены сдала?

— Не твоё дело! — мешкает с ответом.

— Да не парься ты так. Пара бумажек с тремя ноликами и зачёт у нас в кармане, — пытаюсь её обнять, но она рубит книгой по моим рукам.

— Ты всё деньгами решаешь? А в голове тогда что останется? — со злостью.

— Белка, корка — это только для галочки, что у тебя вышка есть. По сути, она нахрен никому не нужна. Деньги и без неё можно заработать.

— Всё с тобой понятно! — разворачивается и идет прочь. Возвращается. — Не подходи ко мне. Понял? — смотрит гневно, краснея от злости.

— Алина! — бегу за ней. — Это же шутка была…

— Дурак ты, Морозов! И шутки у тебя дурацкие. Отвали! — отпихивает, когда я перекрываю ей дорогу.

Ну, нет! Только помирились же… Нельзя так…

Удар кулаком в стену.

Ай, блядь! Больно! — трясу рукой.

Костяшки в кровь.

Три дня уже дуется. На звонки не отвечает, сообщения игнорит. Что мне опять у Михи праздник закатить среди ночи, чтобы её на разговор вывести?

Зачёт, кстати, на отлично сдала, и стоило так переживать.

Решение проблемы подкидывает, как ни странно, её лучшая подруга Красникова.

— Ребят, послушайте! — встаёт у доски и кричит на весь кабинет. — На выходные собираемся на турбазу Мухинка, желающие должны сдать мне по пять тысяч рублей до пяти часов завтра. Потом я буду бронировать места. Принимаю налом и на карту. Кто не сдаст, значит, не едет.

Придётся переступить через себя и поехать. Не фонтан, конечно, идея, но я другого выхода не вижу.

Только вот всё едва не срывается. Я случайно слышу, проходя мимо, как Белка говорит, что не поедет, потому что ещё зарплату не получила.

Э, нет! Я изменяю своим принципам, а ты решила не ехать? Не прокатит!

— Красникова, — торможу её в пустом коридоре после занятий.

— Что тебе, Морозов? — останавливается и смотрит с явным пренебрежением.

— Сделай лицо попроще — народ потянется.

— В остротах тренироваться не на ком? — скрещивает руки на груди.

Кривит высокомерно губы.

С каких пор ты такая? Раньше совсем другая девочка была. Покладистая.

Сам виноват.

Достаю из кармана две пятерки и протягиваю ей:

— За себя и Белкину…

Её брови ползут вверх, а на лице рисуется недоумевающая ухмылка.

— Ты? С нами? Не порть погоду, Морозов!

— Представь себе…

— У тебя со здоровьем всё нормально? Или после того, как собаки покусали, ты решил от общей массы не отрываться, так сказать — влиться в стаю? Я тебя не узнаю, — нагло.

— Я тебя тоже. Раньше ты такой язвой не была, особенно когда любовные записки мне писала, — загоняю её в угол.

Глазки растерянно бегают, а на щеках вырисовывается румянец.

Об этом никто не знает, кроме нас двоих.

— Берёшь? — опять протягиваю деньги.

Она пару секунд поколеблется, а потом вырывает их у меня из рук.

— И как я объясню Алине, кто за неё заплатил?

— Скажи, что одалживаешь ей до зарплаты, — накидываю вариант.

— Я предлагала, но она сказала, что не занимает денег. Принципиально.

— Красникова, ты девочка умная, придумаешь что-нибудь, — льщу ей.

— Ладно… Скажу, что нам сделали скидку, а я обменяла её на ещё одно место.

— Вот, умница. Можешь, когда хочешь, — хвалю.

— Морозов, не понимаю, что у тебя в голове? Порой ведёшь себя, как ненормальный.

— Мозги, Красникова, мозги. Как у всех. Белкина где?

— На репетиции.

— Какой ещё репетиции? — не понимаю.

Она показательно усмехается.