— Аркадий Борисович, — представил доктора Клещ, — Звезда нашей психиатрии. Желает лично присутствовать при допросе. Уж извиняй Шрам, но я, как бы, обещал.

— Проблем не возникнет, — поспешил заверить старичок, которому наверняка популярно объяснили, что методы будут совсем негуманные, — Уважьте старика, дозвольте присутствовать. Вы, как мне обрисовали, человек из спецслужб, а у нас много слухов ходит о ваших способах склонять людей к диалогу. Больно любопытно, хоть одним глазком, взглянуть. Заодно оценить достоверность некоторых баек, что гуляют в нашей среде.

При этом врач недвусмысленно хихикнул, мечтая, видимо, развенчать некоторые мифы о возможностях конторы.

Возражать Шрам не стал. Не видел смысла. Пока обходили центральный корпус по дорожке из жёлтого кирпича и красного треугольного бордюрчика, спросил:

— Пациентов не жалко?

— А чего их жалеть? — пожал плечами Аркадий Борисович, — Психиатрии такие случаи, к сожалению, слишком хорошо знакомы. Лечению эта дрянь не поддаётся. Местным ребятам я, естественно, ничего не говорил, нечего их расстраивать. Да и не поймут они. А вы, полагаю, с подобным сталкивались, раз уверены, что сможете пообщаться.

— Каков официальный диагноз?

— Помилуйте! — воскликнул доктор, останавливаясь, — Вас разве не предупредили, что официально мы их не оформляли?

Аркадий Борисович с упрёком посмотрел на чуть поотставшего начальника ЧОПа.

— Давайте без недомолвок, — решил расставить точки над «ё» Шрам, — Меня не интересует, заводили ли вы на пациентов истории болезней. Спрашиваю ваше личное мнение. То, что вы сказали братве меня так же не волнует. А господин Клещ, обо всём, что услышит сегодня, будет молчать как рыба на разделочной доске. Итак, слушаю.

— Выглядит это как средняя форма идиотии. Впрочем, вы должны понимать, что порой различные психические расстройства имеют одинаковую симптоматику. Кроме того, подобная умственная отсталость не проявляется внезапно в тридцатилетнем возрасте.

— Короче, Склифосовский! — не выдержал Шрам, — Зомбирование?

— Очень похоже, — быстро согласился Аркадий Борисович, — За исключением некоторых нюансов. Насколько помню из практики на большой земле, простите, по работе в клинике номер четыре имени создателя психиатрической школы, профессора Ганнушкина, зомбирование напрочь выжигает не только долговременную и кратковременную память, но и элементарные реакции на внешние раздражители. Люди умирают не из-за отказа внутренних органов, а просто от голода. Это как кома, только человек находится в сознании. Он просто не помнит, что организму нужно питаться. Искусственное кормление может продлить жизнь, но кому это нужно? Кто будет годами кормить больного с ложечки, зная, что такой пациент не способен даже к сенсорной модальности? Другими словами, абсолютно не обучаемый. Такой человек даже глотает чисто рефлекторно, в следствии раздражения определённых нервных окончаний.

— Значит, раз вы решились оставить их у себя, пациенты в чём-то уникальны? Тогда почему не оформить ребят официально и передать столичным коллегам? Если случай необычен, пусть изучают, диссертации пишут.

— Вы же знаете, как наука, а главное власть относится к чернокнижникам. Идёт подковёрная возня, но в открытое противостояние никто вступать не стремится. Есть определённые табу, красные линии, пересекать которые никто не желает. В нашем секторе чернокнижников не может быть по определению. Если я заявлю, что выявил два случая зомбирования высокого порядка, начнётся паника. Сюда понаедут не только спецслужбы, экзорцисты легальной церкви, учёные, но и конспирологи, борцы с нечистью и прочие фанатики. У нас тут мирная, спокойная жизнь! На кой ляд нам такие потрясения? Тем более, что не известна даже причина подобного феномена. Вдруг это результат природного явления? Как там пишете в своих докладах: «Метан, попав в тёплые слои атмосферы, преломил свет Венеры»*?

— Про тёплые слои атмосферы — это ты ловко загнул, — не удержавшись, пробасил Амба.

Он предпочитал не мозолить глаза и идти шагах трёх-четырёх сзади, присматривая за всеми, но прекрасно слышал каждое слово.

— Поэтому я и согласился оставить их на балансе клиники. Конечно, до тех пор, пока коллеги бедолаг будут вносить плату за содержание.

— Давайте оставим домыслы и перейдём к конкретике. Что именно вас удивило?

Светило местной психиатрии на пару секунд замялся, но видимо решил, что большого вреда от его откровенности не будет.

— После воздействия порабощающих заклинаний, жертва остаётся безмозглым овощем, неспособным не только принять какое-то решение, но и расстегнуть ширинку, чтобы справить нужду. Нарушены все нейронные связи, утрачены эксплицитные, как вы понимаете, декларируемые и имплицитные, то есть, неосознанные навыки. И в то же время у переданных мне пациентов сохранена процедурная память, включая моторную или же мышечную активность. Это очень странно. Руки вроде помнят, что следует делать, но мозг не способен дать нужную команду. Очень похоже на…

— На консервацию тела для последующего использования? — перебил Шрам, потеряв терпения от бесконечного словесного салата доктора и попыток жонглирования непонятными медицинскими терминами, — В последний раз предлагаю договориться: я спрашиваю — вы отвечаете кратко и по возможности лаконично. Если я чего-то не знаю или чего-то не пойму, то попрошу уточнить. Всё это речевое недержание оставьте для своих интернов. В противном случае мне придётся лишить вас возможности насладиться моим фиаско.

За прозрачным экраном маски растерянно отвисла челюсть Аркадия Борисовича. Он какое-то время смущённо пытался вернуть её на место и, наконец, выдохнул еле слышное: «Да».

— Что да? — вежливо переспросил Шрам, — Да, договорились, или да, похоже на консервацию?

— И то, и другое, — сформулировал доктор.

— Отлично! Я рад достигнутому взаимопониманию, профессор. Ведите дальше.

Позади главного корпуса располагался уютный дворик, состоящий из двух десятков палат, окружающих полукругом футуристический садик с фонтаном посередине.

— Идеальное место для возвращения душевного покоя, — похвалил сержант, по достоинству оценив старания ландшафтных дизайнеров и садовников.

Вокруг фонтана располагались скамейки, а к каждому дереву проведена пластиковая труба с капельной системой полива. На скамейках чинно восседали пациенты с пошатнувшимся психическим здоровьем, а четыре фактурных санитара внимательно следили, чтобы никто не нарушал гармонию пасторали.

Палаты представляли собой выкрашенные в белый цвет и поставленные друг на друга бытовки, с забранными решётками окнами.

— Прошу, — помня требования о краткости, пригласил Аркадий Борисович, — Интересующие вас больные находятся в номере двенадцать.

Из стандартных жилых блоков легко собрать любую конструкцию. Это как уложить контейнеры на палубу сухогруза или сложить из тетромино стену в тетрисе. Архитектура типовой застройки во всей красе.

На лавочке возле палаты поджидала фигуристая медсестра в ультракоротком халатике, надетого поверх латексного защитного комбинезона. То ли дань моде, то ли для ублажения глаз страдающих душевными терзаниями.

Завидя инспекцию, девушка вскочила и обычным ключом отперла дверь. Значит, палата относилась к частным владениям клиники.

Перед тем, как войти в помещение, Шрам передал автомат Амбе. Оказавшись в узкой прихожей, заглянул через стеклопакет из прозрачного полимера в комнату. Две лежанки, покрытые дешёвыми ортопедическими матрасами, прикрученный к стене откидной столик. Более никакой мебели в палате не предусмотрено.

Пациенты лежали на кроватях в застиранных больничных пижамах, вытянув руки вдоль тела и отрешённо глядя в потолок.

— Позы меняют? — спросил сержант.

— Если вы беспокоитесь насчёт пролежней, то да.

— Меня интересует, меняют ли они позы самостоятельно или статичны.

— Увы. В каком положении нашли, в том они и пребывают. Но самое интересное…