Когда последствия весёленького вечера были устранены, Фил отправился наверх.

Как и ожидалось, в гостевой царил беспорядок. Оглядевшись, Фил недовольно поморщился. Повсюду валялись Олькины вещи, а на полу возле кровати — бутылки из-под колы, пакеты от чипсов и фантики от конфет. Олька возлежала на кровати, демонстративно выставив больную ногу на подушку и по-хозяйски скрестив на груди руки.

— Филя, ну и где тебя носит? — наехала она, как только он вошёл в гостевую. — Я, между прочим, без тебя и шагу ступить не могу, даже в туалет спуститься.

— Жужа, — с издевательскими нотками произнёс Филипп. Это «ласковое» прозвище он придумал в отместку за «Филю» и смаковал его на разный манер, каждый раз вкладывая нужный смысл интонацией голоса. В основном стебал, потому что подобные словечки всерьёз не воспринимал. — Хочешь сказать, что ни разу за весь день не вышла из комнаты? Туалет рядом за стеной, ты разве не в курсе?

— А я хотела, чтобы ты меня туда отнёс, — надулась Олька. — Хотела, чтоб…

— Ты наказана, — отрезал Фил, подходя к окну и пряча от Ольки улыбку.

— Совсем офигел! — подскочила она в кровати. — Её, значит, можно на ручках носить, да? А меня, любимую девушку…

Фил промолчал — не хотелось портить настроение. Душой и мыслями он был всё ещё с Линой.

— Ну чего ты молчишь? — пыхтела за спиной Олька.

— Оль, вот скажи, у тебя есть какая-нибудь мечта? — устало вздохнув, спросил он.

— Что? — удивилась она, — ну конечно есть. Хочу, чтобы папа купил мне квартиру в Штатах и чтобы мы с тобой…

— Да я не о том, Оль, я про мечту, понимаешь?

— А, это… Хочу перекрасить волосы в серо-буро-малиновый и затусить с Белоснежкой, — смеясь, продолжила она. — Вы что там с Максом курили?

Фил почувствовал, что закипает.

— Оль, давай уже расстанемся, а? — раздражённо сказал он, обернувшись к Ольке. От неожиданности лицо её напряглось, глаза широко распахнулись, и в них появился злой блеск.

— Вот, значит, как?! Это всё из-за неё, да?! — проскрипела Олька срывающимся голосом. Подбородок её задрожал, и слёзы покатились по щекам. — Филь, разве нам плохо вдвоём? — громко всхлипнула она и разрыдалась. Что ни говори, а Олька была мастерица разыгрывать сцены и давить на жалость. Вот только, казалось, смеялась, а теперь рыдает навзрыд.

— Жужа, ну… может, хватит! — смягчился Фил. Олькины слёзы, как всегда, разжалобили его, он подошёл к кровати, присел на край и тут же получил пинок в спину.

— Это всё из-за неё, из-за неё! Ох, ну простите, помешала вашим отношениям, — скулила Олька. — Так и знала, что всё не просто так…

— Ты меня уже достала своей тупостью! — огрызнулся Фил. Скинув кеды, он улёгся на кровать и уставился в потолок.

— Ну и ладно, — всхлипнула Олька. — Утром я уеду! А вы тут со своей сестрёнкой делайте что хотите!

— Оль, вот скажи. Твою мать… Мать твою, случайно, не Наташа зовут? — Фил пытался говорить ровно. Ему вдруг вспомнилась давняя подруга отца, которая шла на любые уловки в попытках захомутать родителя.

— Какая ещё Наташа? — шмыгнула Олька носом. — Опять со своими приколами?

— Ладно, забей. — Фил повернулся спиной и, сунув подушку под голову, улёгся удобнее. Вскоре под тихие всхлипывания подружки он забылся тревожным сном.

А наутро Олька корчилась от болей.

— Ну что случилось? — Фил спросонья приподнялся на локте и, протерев глаза, уставился на девчонку. Эту ночь они провели в одной постели, только по разным её сторонам.

— Живот болит, — проныла она, сворачиваясь калачиком.

— Ну, давай посмотрю. Может, тебе того… в дамскую комнату надо? — припомнил он, что вчера так и не доставил её до нужного места.

— Фи, какой ты. — Олька застонала, зарывшись носом в подушку.

— А чего такого-то, физиология, норм, — пожал плечом Филипп.

— У вас, у врачей, вечно всё норм, — пробубнила Олька.

— Ну давай, ложись на спину, нужно тебя осмотреть. — Фил уселся рядом с девчонкой и стал пальпировать живот, припоминая детали из пропедевтики внутренних болезней.

— Ай, ай, — вскрикивала Олька, как только Фил погружался пальцами в абсолютно мягкий живот. Он заподозрил, что подружка притворяется. Фил с деловым видом вытер со лба несуществующий пот и наигранно нахмурился.

— Слушай… да у тебя Щёткина-Брюмберга!

— Что это? — Олька тут же присела и, обхватив коленки, испуганно заморгала.

— Это грозный синдром раздражения брюшины. У тебя, по ходу, воспалительный процесс, возможно, аппендицит! Нужно срочно ехать в хирургию.

— Да ладно?! — недоверчиво улыбнулась она.

— А ты как думала, это не шутки, сейчас каждая минута дорога! Давай, собирайся.

— Нет, нет… я сейчас… лучше схожу в… и всё пройдёт!

Позабыв про больную ногу, Олька соскочила с кровати и выбежала из комнаты, а через несколько минут была вполне здорова.

Лина стояла у окна и улыбалась своим мыслям. Солнце спряталось за тучки, и радуга исчезла, но перед взором всё ещё мерцала размытая палитра цветов, а в душе бушевала буря эмоций — хотелось плакать и смеяться и даже петь.

Скрип старой калитки вывел её из задумчивости, послышались голоса Филиппа и Макса. Друзья неторопливо вышли на улицу, и Фил, обернувшись, взглянул на окно, то самое, откуда совсем недавно виднелась радуга. От неожиданности Лина вздрогнула, задев занавеску, и тут же отпрянула. Надо же так спалиться! Сцепив дрожащие пальцы, она замерла и смотрела вслед удаляющимся парням.

Филипп! Отголоски недавней мелодии так и кружились в голове, а в душе не унимались, порхали восторженные мотыльки. А ведь он всё тот же впечатлительный и ранимый мальчишка! Чего только стоят его неподдельные эмоции, его мечтательная улыбка! Кажется, он и сам удивился и озадачился, обнаружив в себе давно забытые чувства.

Перед глазами всплыли картинки из детства, и Лине стало немного грустно. Как же хорошо было там, в далёком прошлом! Знойное лето, звуки фортепиано и смеющийся Фил. Но тут же память воскресила не самые лучшие моменты их «дружбы» — заброшенный домик лесника и жгучую ненависть в янтарных глазах. По телу прокатился колкий озноб, но Лина прогнала непрошеные мысли. Вспомнилась их недавняя стычка на лестнице — его холодный и хлёсткий взгляд в ответ на внезапную грубость. Лине хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя, а он… стоило ей улыбнуться, и вся его злость в момент исчезла!..

А потом между ними возникла музыка. Нет, совсем не та, что рождалась под его умелыми пальцами во время игры на фортепиано. То была совсем другая музыка — музыка тонких планов и души. «Неужели мы сможем подружиться?!» — смущённо бормотала Лина, приложив ладони к пылающим щекам.

А что же Макс?! Этот парень-загадка — яркий, непредсказуемый, интересный… и такой недоступный. Он, несомненно, волновал её, но только совсем по-другому: как диковинный экспонат за стеклом — можно видеть, но нельзя осязать!

Хотя для избранных он всё же вполне доступный. Лина силилась понять саму себя и уловить хоть одну негативную эмоцию в адрес Макса, но обижаться на него не могла. Разве парень виноват, что запал на Элу? «Я же сама понеслась на звуки гитары, сама пригласила его в дом и повелась на игру, как последняя дурочка…»

Зато сестрица-мать раскрылась совсем с другой стороны — бессовестно заигрывала с Максом, кокетничала и вела себя как легкомысленная молоденькая девочка, а теперь вот снова нацепила маску заботливой мамаши: гремит посудой на кухне и что-то готовит, напевая знакомый мотивчик.

Лина до боли закусила губу — вспоминать об этом было неприятно. И если бы не Филипп… При мысли о нём ёкнуло сердце.

«Ну, и с чего бы это?» — удивлялась Лина самой себе. Для полного счастья не хватало влюбиться в друга детства.

За окном почти стемнело, небо над лесом заволокло хмурыми тучами, и редкие капли дождя уныло стучали по крыше. Но вот холодный ветер дохнул в лицо, и Лина, очнувшись от размышлений, прикрыла раму и отправилась в детскую.