— Вадим. Его звали Вадим, — со вздохом ответила та, нервно сминая снятый с вешалки блейзер. — Фамилию не помню, не спрашивай.

— Ого, Евангелина Вадимовна. Неожиданно…

— Как видишь, не звучит, поэтому успокойся.

— А по-моему, интересно. Мама Марта знает о нём?

— Ещё бы, — усмехнулась Эла, но тут же замялась и пошла на попятную, — то есть знает по рассказам и не более. Я… тебя поблагодарить хотела. Ну, что ты Лёшку своего осадила, надо же, как разошёлся.

— Ну да, он такой, прямолинейный, и не всегда просекает момент. А ты, значит, приезжала в тот год?

— Приезжала. Тогда мы с мамой были в контрах, она всё пыталась воспитывать меня, каждый день выносила мозг нотациями по телефону. Поверь, приятного мало. Но теперь я думаю, что сама виновата. Всегда можно найти общий язык с мамой. — Эла обернулась и присела рядом с Линой на край кровати. — Мама ведь — это самый близкий и родной человек. Терять родных очень больно, — тихо добавила она.

Лина промолчала. В памяти всплыли события трагической гибели тёти Марины, и сердце мгновенно сковало льдом.

— Я очень тяжело перенесла смерть дедушки. Всё произошло на моих глазах, ты знаешь. Не помню, чтобы я так убивалась из-за смерти папы. Наверное, в то время я больше думала о себе. Перед тем как дедушка умер, мне приснился странный сон. Такой настоящий и живой. Я никогда не верю в сны, ведь я реалистка, а тут… словно посыл свыше, предсказание.

Эла обхватила плечи руками и заметно побледнела.

— В том сне я будто в раю побывала. Мне снились яркие краски. Я купалась в тёплом озере с прозрачной изумрудной водой, а на небе сияло оранжевое солнце. Но потом лето сменилось осенью. Небо потускнело, а озеро исчезло. И я оказалась в маленьком дворике, сидя на крылечке старого дома, а вокруг — пожухлые жёлтые листья с пряным ароматом гнили и мокрой земли и качающиеся на ветру ссохшиеся ветви виноградных лоз. Ощущение одиночества и покоя. Страшного покоя. А потом умер дедушка, Славик изменил, и я осталась одна, опустошённая и отчаявшаяся, будто надолго застряла в том сне и никак не могу проснуться. В общем, я поняла, что хочу быть рядом с вами, хотя бы ненадолго побыть в семье и ощутить себя нужной и любимой!

***

Эла прерывисто вздохнула и накрыла лицо ладонями.

Почувствовав в себе непреодолимое желание утешить заблудшую мать, Лина потянулась к Эле и нежно обняла её за плечи. Эла всхлипнула и, тихо расплакавшись, обвила её руками в ответ. Они так и замерли, согреваясь родным теплом, и каждая молчала о своём, а сердца их бились в унисон, будто рвались навстречу друг к другу.

Неожиданно дверь детской приоткрылась, и мама Марта изумлённо застыла на пороге.

— Девочки мои! — заохала она, приложив руки к груди, — девочки мои-и…

— Мама, всё хорошо, — улыбнулась Эла сквозь слёзы и ослабила объятия.

Лина отпрянула, немного смутившись. «Упс, этот неловкий момент…» — мысленно посмеялась она. Ведь с мамой Мартой и Элой творилось что-то невообразимое. Старшую Альтман с каждым днём всё сильнее пробирало на чувства, а Эла казалась совсем другой, более уступчивой и сентиментальной, будто и не было давнего семейного конфликта. Драгоценные родственницы осторожно примеряли на себя новые роли — любящих матери и дочери, и с каждым разом у них получалось всё естественнее и лучше. Только Лина не могла так скоро перестроиться и недоверчиво наблюдала со стороны за этими удивительными метаморфозами.

— А мы наряд для концерта выбираем. — Эла вернулась к раскрытым створкам шифоньера и зарылась в вещи Лины.

— А что тут выбирать?! — воскликнула мама Марта. — Самый лучший наряд для девушки — это платье … и туфли, — подумав, добавила она.

— Мама, это же рок-концерт, платье там будет не к месту.

— Тогда брючный костюм. У Линочки есть замечательная кофта с жабо, она прекрасно будет смотреться в комплекте с пиджачком и высокими каблуками.

— Мама, ты заблуждаешься. Жабо — это, конечно, красиво и строгому костюму придаёт изящества, но лучше в этом наряде Лина сходит с тобой в оперу.

— Опера… — благоговейно вздохнула мама Марта. — Ах, как вспомню венскую оперу. «Мадам Баттерфляй». Мы вместе с Эммой ходили. Ария Чио-чио-сан и этого… бездушного Бенджамина меня потрясла, бедная японочка, я даже прослезилась.

— Мама, скорее всего, у тебя ассоциации с личным, со мной. Только тут вот поправочка — я не жертва!

— Что ты, что ты, Эла, я ведь совсем не о том, — зачастила мама Марта и покосилась на Лину.

— А я о том. Она интересуется, кто её отец, — усмехнулась сестрица-мать.

— Кто прошлое помянет, тому глаз вон! Даже и говорить не о чем. — Мама Марта всплеснула руками, будто отмахнулась от чего-то дурного и страшного и полезла в шифоньер.

— Вот он, этот костюмчик, мы с Эммой в бутике покупали, в Гамбурге. Он мне так понравился! Австрийское качество самое лучшее! А Линочка и Никлас с Карлом гуляли по городу.

— Хм, и правда неплохой, — оценила Эла, — интересный крой. Но для концерта не подойдёт. Лин, а ну-ка примерь вот это.

— Мам, Эл, — возмутилась Лина. — Вы меня как на свадьбу наряжаете. Я сама как-нибудь разберусь, в чём мне идти, к тому же я ещё не решила, пойду ли.

После пятнадцатиминутных препирательств с любимыми родственницами Лина сдалась и стояла перед зеркалом в Элиной стильной кофте с открытыми плечами и рукавами, переходящими в полуперчатки.

— И с волосами что-то сделать нужно, подумаем. — Эла пропустила сквозь пальцы густую шелковистую прядь.

— Нет, волосы не трогай, я их в хвост уберу, — возразила Лина, и Эла смирилась.

— Как скажешь, твоё дело, но я бы…

* * *

Лина с нетерпением поглядывала на часы. Лёха сильно задерживался и даже не звонил, что было крайне на него не похоже. Обычно друг приходил вовремя, а уж если дело касалось походов в клуб или каких-либо подобных мероприятий, всегда являлся раньше намеченного времени за полчаса. Мама Марта крутилась поблизости и что-то тихо бормотала себе под нос, она как всегда была против ночных походов дочери. Эла отвлекала её житейскими разговорами. Когда же стрелки часов сошлись на четверти восьмого, Лина набрала Лёхин номер. В трубке раздались длинные гудки, и когда она совсем отчаялась услышать голос друга, тот наконец соизволил ответить.

— Лин, я лох, — тихо простонал он и тяжко вздохнул.

— Что случилось, Лёш, ты не заболел? — забеспокоилась Лина.

— Можно и так сказать. Лифт не работал, и я на всех парах нёсся по лестнице вниз и, как говорится, «упал, очнулся, гипс».

— Что? — ужаснулась Лина, чуть не выронив телефон.

— Да, я в травматологию загремел, перелом лодыжки со смещением, сейчас решают, что со мной делать, наверное, оперировать будут.

— Лёша! Как же так? Чем я могу помочь? Где ты лежишь, скажи, я приеду!

— Да не, нормально всё. Жаль, на концерт не попали. Короче, сломал я свои каблуки, — усмехнулся паренёк.

— Лёш, ну какой может быть концерт…

Они говорили до тех пор, пока Лёху не забрали в операционную.

Лина смотрела на потухший экран сотового и удивлялась самой себе, ведь в этот раз она ничего не почувствовала. Не было ни вещих снов, ни образов-предсказателей, ничего не было, будто выбило из сенсорного потока. «Странно всё это, странно», — Лина тщетно пыталась думать в нужном направлении, однако мысли её то и дело возвращались к загадочному Максу, а в душе играла волнующая музыка

«Если не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней». Когда-то в ранней юности Эла частенько слышала эту фразу у соседей Полянских и спустя годы старалась всегда и во всём ей следовать.

Каждый день, вторую неделю подряд, Эла гуляла по улицам Москвы, заглядывала в зеркальные витрины дорогих салонов и страстно мечтала стать владелицей одного из таких — самых престижных и модных. «Ничего-ничего, будет и на нашей улице праздник!» — уговаривала она себя, упрямо улыбаясь.

Эла далеко не бедствовала и при желании могла бы жить в своё удовольствие несколько лет, однако без дела сидеть не любила, да и проматывать деньги впустую считала непозволительной роскошью. Ей бы только завести парочку выгодных знакомств, и она непременно бы добилась поставленной цели. Вот только друзей в Москве за давностью лет не осталось, даже с одноклассниками Эла не поддерживала связи, а соцсетей с некоторых пор она, откровенно сказать, побаивалась. Чёртов Славик. Угораздило же её так вляпаться!.. Оставалось уповать лишь на чудо, и если вдруг ей подвернётся мужчина со связями, она не растеряется, попытается его обаять.