— П-пожалуйста! — взмолилась Лина, чувствуя, как от страшных воспоминаний холод пробирается до самых косточек. — Я не хочу об этом с-слышать. Только всё хорошее. Мы ведь так дружили. Я всегда удивлялась твоей находчивости. Ты был сильным и смелым! Я гордилась тобой! И мальчишки, как быстро они п-приняли тебя в свою команду!

Фил смотрел перед собой потерянным взглядом.

— А… это так себе тема, знаешь, — задумчиво отозвался он спустя какое-то время.

— Что ты имеешь ввиду? — всхлипнула Лина, плотнее сжимая полы пиджака. Без объятий Филиппа она замерзала.

— Ну… отношения в коллективе всегда не просто налаживать. Я расскажу тебе. — Фил с грустной усмешкой покосился на Лину. — Когда мы переехали на Кудринскую, мне лет восемь было. И так случилось, что среди пацанов я самым младшим оказался, не хотели они меня в свою команду принимать, а я рвался к ним, как чумной. Обижали сначала, а я молчал и никогда не жаловался родителям. Думал, зачем им мои проблемы? Папа всегда на работе пропадал, а мама поначалу внимания не обращала, да и не до меня ей было. И вот однажды она вдруг увидела. — Фил коротко рассмеялся, откинув голову. — Как пацаны меня мордой в песок ткнули. Мама тогда растолкала всех, вынула меня из песочницы и домой загнала, а вечером места себе не находила, говорила: «Больше не пойдёшь на улицу», и не слушала моих отговорок. Отцу пожаловалась, даже решила водить меня в бассейн, только чтобы я меньше с теми пацанами общался. А отец, помню, маме такую фразу сказал: «Ты что, всю жизнь его по бассейнам водить будешь? Пусть сам разбирается и сам зарабатывает авторитет!» С тех пор я много шишек набил, но чему-то да научился.

— Суровая школа, — поёжилась Лина. — Наверняка у тебя было много друзей.

— Как раз нет, мне сложно сходиться с людьми, я одиночка по жизни. Но я всё же сдружился с теми пацанами, и вскоре у меня появился настоящий друг, сосед по дому, классный парень. Мы с ним всю Москву облазили втайне от предков. Люфик. — Фил помахал рукой в пустоту. — Здарова, Люфик. Только этой зимой его не стало.

— Ч-то случилось? — насторожилась Лина.

— Умер от передоза. Пару раз я вытаскивал его, но … увы, в последний раз не успел.

Лина затаила дыхание. Как просто Фил говорит о таком, будто для него это норма жизни, обыденность.

Они наконец взглянули друг на друга, и сердце Лины испуганно замерло. В сгустившихся сумерках лицо Филиппа было бледным, будто он три ночи кряду не спал, а под глазами вновь пролегли глубокие тени. Может, всему виной искусственный свет фонаря, так ужасно исказивший красивые черты? Страшные подозрения закрались в голову Лины, в памяти всколыхнулись недавние события — умирающий у речки Фил. Лина внимательно присмотрелась — влажные от пота волосы прилипли к вискам, он нервно хрустел костяшками пальцев, однако выражение лица его оставалось спокойным, даже смиренным.

Лина стиснула зубы, чувствуя, что настал подходящий момент откровений.

— Филипп, скажи мне правду, — дрожа всем телом, выпалила она. — Что случилось с тобой на даче? Я передумала многое, у Макса спрашивала, и он сказал…

— Я не знаю, что сказал тебе Макс, — оборвал её Фил. — Я просто перебрал, смешал спиртное. Всё.

— Это правда? — опешила Лина от резкой перемены его настроения.

— Правда! — Фил озадаченно улыбнулся и быстро отвёл взгляд.

— Ну, слава Богу, а я-то подумала, — вздохнула Лина. От волнения на глазах её выступили слёзы. — Я так боялась спросить, думала, что у тебя проблемы с…

— А если бы это было так? Отвернулась бы от меня? — напряжённо спросил Фил.

— Нет, конечно нет! — Она смахнула со щеки скатившуюся слезу. — Я бы постаралась понять, почему и как это случилось. Для этого должны быть веские причины. Мне жаль этих людей, ведь им нужна реальная помощь.

Лицо Филиппа просветлело, и он нерешительно накрыл её ладонь своей.

— Спасибо тебе, Лин. — хрипло сказал он. — Ты настоящий друг.

***

Сидя в уютном салоне «тойоты», Лина и Фил катались по вечерней Москве.

На часах было девять вечера. В телефоне пять пропущенных от мамы Марты, в душе — гремучая смесь чувств. Близкое присутствие Филиппа слишком волновало Лину — от взглядов и прикосновений путались мысли, а слова не складывались в нужные предложения. И хотя между ними оставалась недосказанность, все серьёзные разговоры Лина решила отложить на потом. Хотелось всё обдумать наедине с собой, не отвлекаясь на эмоции.

— Мама, со мной всё в порядке, я скоро буду дома, — заверила она Марту, как только появилась возможность перезвонить.

Свернув с центральной дороги, Филипп погонял по тихим улицам и снова влился в поток машин. В этой части города Лина бывала не часто и не слишком хорошо ориентировалась на местности. Сделав круг, Филипп остановился недалеко от сталинской высотки.

— Я живу в этом доме. Давай зайдём ко мне? — с улыбкой предложил он.

— Ух ты, — замялась Лина, — но ведь поздно уже, и дядя Эдик … может, всё же в другой раз? — В глубине души ей очень хотелось побывать у Филиппа в гостях, проникнуться атмосферой дома Полянских, поиграть на рояле тёти Марины.

— Отец в командировке в Питере или где там… зато тётя Нина дома, по пятницам она иногда ночует у нас. Как раз и познакомитесь.

— Но мне неудобно как-то … — нерешительно пробормотала Лина.

— Мама была бы очень рада тебе, — перебил её Фил, до скрипа сдавив руль. — В белой гостиной всё остаётся так, как было при ней. Иногда мне кажется, будто она ненадолго вышла и вот-вот вернётся. Я долго жил этой иллюзией, но… — Филипп внезапно замолчал, будто смутился от собственных слов.

— Это нечестно! — прошептала Лина, чувствуя, что сдаётся. — Я с удовольствием. — Она улыбнулась сквозь слёзы, найдя в себе силы обернуться к Филиппу. Он выглядел грустным и немного подавленным, но в тот же миг глаза его ожили. Он отыскал её руку и крепко пожал ладонь.

Спустя пять минут они подъехали к высотке. Филипп помог ей выбраться из машины и повёл к парадным дверям, больше не выпуская её руку из своей. В холле дома-дворца Лина с интересом рассматривала декорированные мрамором стены, рельефные колонны и витражный узор над лифтами, всё больше удивляясь роскоши и великолепию этой исторической постройки. Пройдя мимо улыбчивого консьержа, они вошли в деревянные двери лифта и поднялись на шестнадцатый этаж.

— Вот это масштаб! — восторженно протянула Лина, когда они с Филиппом оказались в широком коридоре с чистым паркетным полом и зеркалами на стенах.

— Я давно уже привык ко всей этой помпезности, даже не представляю, что может быть по-другому, — усмехнулся он, увлекая её за собой в деревянную арку.

Однако их подстерегала досадная неожиданность. Привалившись спиной к стене, сидя у дверей квартиры Полянских, дремала Олька.

— Привет, — поднялась она на ноги, как только Филипп и Лина вошли в коридор. Олька скользнула обиженным взглядом по Лине и с вымученной улыбкой уставилась на Филиппа.

— И что ты тут делаешь? — Фил возмущённо отпрянул и крепче сжал ладонь Лины. Олька явно растерялась, но глаз от Филиппа не отвела, а улыбка сделалась приторно-ангельской.

— Я тут принесла кое-что, — пропела она ехидным голоском. — А тебя так долго не было, и я решила дождаться… Сейчас. Я сейчас. — Она суетливо порылась в карманах и протянула ему белую баночку. — Вот. Ты у меня прошлой ночью забыл.

За несколько дней до концерта Лины тётя Нина сообщила по телефону об отъезде отца в командировку, и Фил вернулся домой. Хотелось остаться наедине со своими бесами, перестрадать «симптомы болезни» и вновь вернуться к жизни, без иллюзий и самообмана, с чистыми помыслами и лёгким сердцем.

Назад … назад — в своё одиночество!

Каждый последующий день «без допинга» давался ему труднее предыдущего. Эйфория утекала как песок сквозь пальцы, и суровая реальность надвигалась. Наученный собственным горьким опытом, Фил знал, сколько времени сможет продержаться на плаву — четыре, пять дней относительно нормальной жизни.