– Нет, – твердо ответил Ален. – На меня не рассчитывайте. Я не политик. В государственные деятели не гожусь.

– Жаль, – с горечью отозвался Кандар. – В таком случае дайте мне провожатого. Я отправлюсь один.

Ален в отчаянии выругался.

– Я говорила, – услышал он за спиной голос Марии, – он не оставит Лакуну.

Ален обернулся.

– Его нельзя отпускать к Гельбишу! – крикнул он.

– Он мой отец, Ален. Я знаю его достаточно хорошо. Он сделает так, как решил.

Кандар с благодарностью поглядел на дочь.

– Узнаю в тебе Лиллиану, – сказал он ласково.

– Какое-то безумие! – пробормотал Ален. – И ты веришь, что он одолеет Гельбиша?

– Не знаю… Но если он не попытается… он не сможет жить…

Они отправились ночью. Бурт проводил их вниз, к заброшенной кошаре, где Ален оставил санитарную машину, на которой они увезли Кандара из клиники. Ален вывел машину на еле заметную проселочную дорогу. Бурт пожелал им удачи и пошел обратно.

Кандар сел рядом с Аленом, а Лорк забрался в кузов и растянулся на носилках, предназначенных для перевозки больных. Он лежал, закинув руки за голову, и предавался самым приятным размышлениям о непостижимой цепи случайностей, приведших его в объятия несравненной Вилы. Девушка помогала старому черту в козьей жилетке вправлять ему ногу, и прикосновение ее руки заглушало нестерпимую боль от бесцеремонных манипуляций доморощенного хирурга. Началось с легких, ласковых прикосновений, а кончилось…

Впрочем, ничего не кончилось. Уж об этом он позаботится. Глупо отказываться от такой замечательной бабы.

Его мало интересовало, куда и зачем его везут. Он привык повиноваться. А подчиняться Алену гораздо приятней, чем дураку каргану. Тем более что с ними сам Диктатор. А уж выше его начальства и не бывает.

В приятных воспоминаниях о прелестях Вилы и мечтах о скором возвращении к ней Лорк сладко уснул, несмотря на то что машину изрядно трясло.

Из всех авантюр, в которых ему пришлось побывать, эта казалась Алену самой нелепой. Идиотская затея – восстанавливать власть человека, чьи идеи ему глубоко чужды и даже враждебны. Но отпустить его одного значило обречь на верную гибель. Этого Мария ему никогда не простила бы. Что ж, он сделает все, что в его силах. Тем более что Кандар оказался в столь идиотской ситуации целиком по его вине.

Да и не такая уж сложная штука проникнуть в резиденцию. А там будет видно, как действовать дальше.

Он искоса поглядел на Кандара и поразился перемене, происшедшей в его будущем тесте, – рядом с ним сидел уже не вчерашний, растерянный, потерявший почву под ногами пациент Гарбека, а прежний – собранный, уверенный в себе повелитель Лакуны.

Ален усмехнулся: конечно, он сейчас думает вовсе не о том, как снова обретет утерянную власть. Он размышляет о тех великих переменах, которые свершит, отстранив Гельбиша и окружив себя новыми людьми, с которыми он придаст Новому Режиму гуманный характер.

Кончился проселок. Перед тем как выехать на шоссе, Ален приоткрыл боковое стекло и прислушался, остановив машину. Со стороны Гарзана приближался какой-то невнятный шум. Он нарастал, пока не превратился в грохот.

Из-за поворота показалась колонна сакваларов. Солдаты шли форсированным маршем, оглушая притихшие горы топотом сотен кованых сапог.

– Что это? – шепотом спросил Кандар.

Ален не ответил. Саквалары все шли и шли, казалось, колонне не будет конца. Наконец показался хвост колонны, и топот постепенно превращался в уже удаляющийся шум.

– По меньшей мере два гарда, – сказал Ален.

– Куда они идут? – спросил Кандар.

– Надо думать, на торжественную церемонию сожжения вашего тела, – усмехнулся Ален и добавил: – Лучше будет, если вы переберетесь в кузов.

Кандар неохотно подчинился.

Ален выехал на шоссе. Обгоняя бесконечную колонну, он обратил внимание, что саквалары следуют с полной боевой выкладкой. Мало похоже на почетный эскорт для проводов Диктатора на тот свет. Впрочем, в Лакуне возможно и такое – залп из двух тысяч автоматов – прощальный салют великому Кандару.

Проехав километров сорок, Ален заметил на дороге большое белое пятно, резко выделявшееся в темноте. Приблизившись, он понял, что это человек. Остановив машину, он вышел и, посветив фонариком, увидел красное пятно на белом халате. Он нагнулся над трупом и поднял валявшийся рядом стетоскоп.

– Врач! – возмущенно воскликнул вылезший из кузова Кандар. – Убить врача! Это неслыханно! Его нельзя оставлять здесь!

– Залезайте в машину, быстро! – бросил ему Ален.

Кандар недоуменно взглянул на него, хотел было что-то сказать, но, встретив твердый взгляд Алена, неохотно полез в кузов. Лорк не просыпался и мирно похрапывал.

Проехав еще немного, Ален обогнал небольшую, по-видимому подвыпившую компанию. Впереди, приплясывая, шли три женщины, за ними несколько мужчин, горланивших непристойную разухабистую песенку. Один из них размахивал охотничьим ружьем, наверное тем самым, из которого прикончили доктора.

Чуть дальше, справа от шоссе, в конце короткой аллеи, замыкавшейся старинными чугунными воротами, полыхало двухэтажное здание с колоннами. В свете вырывавшихся из окон языков пламени мелькали фигуры в голубых больничных пижамах. Вероятно, больница или санаторий, догадался Ален. А тот, на дороге, здешний врач.

В спинку кабины посыпались удары. Кандар требовал остановить машину. Но Ален вместо этого увеличил скорость и снова оказался в темноте, на совершенно пустынной дороге.

Пожары в Лакуне не редкость, поскольку электрическое освещение существует только в городах, а пользование свечами и керосиновыми лампами – вещь небезопасная, убеждал себя Ален. Однако убитый врач на дороге, веселая компания, распевавшая скабрезную песенку, не выходили у него из головы.

Миновав небольшой поселок, удививший его множеством освещенных окон – с чего бы, среди ночи? – Ален заметил парня, шагавшего по обочине шоссе. Заслышав машину, парень выскочил на дорогу и поднял кулак с оттопыренным большим пальцем – так в Лакуне останавливают попутную телегу или машину.

Ален притормозил и приоткрыл дверцу. Парень влез в кабину. Типичный лакунец, черноволосый, поджарый, какой-нибудь мастеровой, слесарь или столяр, городской житель, на вид не старше двадцати трех лет. Парень толкнул Алена в бок и подмигнул.

– Все! Кончилось их времечко, – сказал он радостно.

– Куда тебе? – спросил Ален.

– Недалеко. До поворота на Курош, – ответил тот. – У меня там сестренка в Куроше. Живет одна… Как бы с ней чего не случилось…

– А что с ней может случиться? – поинтересовался Ален.

– Я ж говорю – кончилось их времечко! Дура она у меня. Говорил ей: не высовывайся! Черта с два! Кончила курсы, стала руководить детской “Саной”. Оно конечно… Жалованье хорошее, почет… всякое такое… Да только кролику ясно – не может такое долго держаться… А она свое: гигиена – путь к свободе, чистота – залог здоровья… А какая свобода, коли и пожрать по-человечески – преступление?! Лопай, что приказано!

– А почему ты думаешь, что кончилось… их времечко? – спросил Ален.

– Кролику ясно! – засмеялся парень. – Кандара-то нет! Тю-тю! Не то Гельбиш его ухлопал, не то сам сбежал…

– Сбежал?

– А черт его знает, что с ним. Только в гробу его нет вовсе. Вместо Кандара – телохранитель его, Парваз… Ну этот, охранник. А Кандара нет! – Парень весело расхохотался.

То, что в гробу Кандара быть не могло, Ален знал и без него. Но откуда это известно его попутчику, было не очень понятно.

– Откуда ты знаешь, что в гробу не Кандар? – спросил он.

– Да кто ж не знает? – удивился словоохотливый парень. – Взломали гроб, а там вместо Лея – здоровенный амбал. Парваз этот.

– Взломали гроб? Кто же его взломал?

– Думаешь, народ вовсе дурак? Все проглотит? Не-ет… Выставили гроб, а покойника не кажут. Тут и кролик поймет, что дело нечисто! – Он вздохнул и покачал головой. – Ну и ну!.. Надо вызволять мою дуру. Увезу в деревню к матери, пока народ не успокоится. А то под горячую руку не поглядят, что девчонка. Она у меня красавица! – сказал он не то с гордостью, не то с сожалением. – Народ будто с цепи сорвался! У нас в Шурге девок, которые при гигиене состояли, всех употребили, скопом!