Он летел на «АН-26», значительно менее крупном транспортном самолете, чем тот, на котором он прибыл в Судан три дня назад. Оставалось гадать, сколько еще людей находится на борту. Корт ни с кем не разговаривал и не заглядывал в кабину после того, как поднялся на борт менее двух часов назад. Он ожидал у конца взлетной полосы аэропорта в Эль-Фашире и провел четыре часа, отмахиваясь от мух, отгоняя мелких скорпионов и пауков размером с обеденную тарелку и лежа в укрытии под сломанным крылом одного из заброшенных самолетов, которые лежали, как мертвые птицы, вдоль бетонной полосы. Сначала он рассчитывал подождать в кабине одного из этих самолетов, но там было слишком жарко и тесно, а кроме того, ему пришлось бы разбираться со змеями. Когда он перелез через ограду аэропорта, у него осталась последняя бутылка воды, и он допил последний глоток за час до посадки русского самолета, который снова пошел на взлет почти через три часа.
Он забрался внутрь через люк, который они оставили открытым по указанию Сида, которое тот передал летной команде «Рособоронэкспорта» через ФСБ. Пока он перемещался в тускло освещенном грузовом салоне, то нашел заказанное снаряжение, прикрепленное к страховочной сетке. Это был такой же рюкзак, какой он имел при себе во время предыдущего полета, плюс несколько новых предметов, необходимых для измененного плана операции в связи с его трехдневным пребыванием в Дарфуре. Члены команды «Антонова» не потрудились даже выйти из кабины и убедиться, что погрузка прошла нормально и у него есть все необходимое.
Этим русским было наплевать на него и на его работу. Вероятно, они были раздосадованы необычным летным планом и определенно раздражены непривычным маневром, который им предстояло выполнить, не говоря уже о грубом вмешательстве ФСБ с указаниями о том, как и что они должны делать.
Они не хотели знать, с кем имеют дело. И это вполне устраивало Серого Человека.
Он провел первый час полета, с одержимой тщательностью проверяя и перепроверяя свое снаряжение. Он не доверил этим русским свою жизнь и не доверял их проверке всех необходимых устройств, которые ему понадобятся в течение ближайших сорока восьми часов, чтобы сохранить свою жизнь и выполнить поставленную задачу. Когда он убедился, что все в порядке, то опустился на скамью и попробовал расслабиться.
Вскоре его мысли отвлеклись от предстоящей миссии. Ему хотелось принять болеутоляющую таблетку, хотя он не испытывал боли. Уровень адреналина был высоким, как всегда бывало перед началом работы, но сейчас его беспокоило, что он нервничает сильнее, чем прежде.
Когда-то, работая в опергруппе SAD, он был похож на хорошо отлаженный механизм.
Женщина из Канады каким-то образом сумела залезть ему в голову. Ему не хватило ума не вступать с ней в разговоры и не оправдываться перед ней, но в ее поведении было что-то, одновременно раздражавшее и успокаивавшее его. Он бы никогда не признался в уважении к ней — он был абсолютно не согласен с профессиональным ханжеством, принятым в ее ведомстве, — но на темной стороне, где ему приходилось работать, редко встречались настоящие люди. И хотя в обычной жизни она, скорее всего, была идеалисткой и пацифисткой, распевавшей песню «Мы — это мир» и обнимавшей деревья, по крайней мере, она была идеалисткой, которая сталкивалась лицом к лицу с реальными опасностями этого мира.
Самолет начал круто снижаться, отчего желудок подкатил к горлу, и Корт расстегнул пряжку ремня безопасности.
Во время дня, который они провели вместе, Элен Уолш нажала какие-то кнопки в голове у Джентри, и, хотя эта женщина прямо сейчас могла готовить обвинительный акт, начинать расследование и вкладывать все силы в попытку отправить его за решетку, Корт не мог сказать, что больше не хочет видеть ее.
Он покачал головой. Черт, выбрось эти бредни из головы.
«Ан-26» быстро выровнялся, отчего желудок Корта дернулся в противоположном направлении. Со скрипом и жужжанием за его спиной раскрылся задний грузовой люк. За красным освещением кабины появилось холодное ночное небо. Порыв воздуха был громким, как пневматический хлопок, но едва ощутимым, так как аэродинамика самолета не пропускала ветер внутрь.
Да, когда-то он был хорошо смазанным механизмом.
Корт встал, убедился в том, что снаряжение надежно закреплено на теле, и стал продвигаться к темному люку.
Он внушал себе, что все еще остается механизмом, и он верил в это. Просто ему нужно было немного больше смазки, чем в прежние дни.
Серый Человек медленно прошел по наклонному пандусу и вывалился в черное небо.
* * *
Здесь, у восточного побережья Судана, ночной воздух был прохладным; легкий бриз, задувавший со стороны океана, обеспечивал это. Область холмов Красного моря, топографическая аномалия к западу от Порт-Судана и к северо-западу от Суакина, поднималась на тысячу футов над Сахелем: бесформенное скалистое искажение темно-коричневого цвета над плоским ландшафтом.
В половину первого ночи на склонах холмов не светился ни один огонек, лишь в небе висел узкий серп луны. На десятки километров во всех направлениях не было источников электричества, но эти холмы не были необитаемыми. Здесь жили народы беджа и рашайда. Они пасли коз или содержали маленькие фермы на плато, торговали на рынках Порт-Судана или Суакина, возделывали землю, где только могли, и питались ее скудными плодами. Больше всего они старались избегать могущественных арабских племен, которые имели власть и возглавляли правительство Судана.
Когда-то в этих холмах нашли золото. Со времен фараонов золотую руду добывали и транспортировали по суше в Каир и Александрию. Теперь добыча драгоценных металлов в регионе почти прекратилась, но гипс, железную руду и известняк все еще выцарапывали из негодной породы и отправляли в те места, где существовала потребность в сырье для строительных материалов.
Здесь все это определенно не требовалось.
Несколько лет назад здесь бушевала война. Как и в Дарфуре или в южном Судане, восточные меньшинства однажды попытались восстать и сбросить ярмо угнетения. Они были плохо организованы, еще хуже вооружены и материально обеспечены, поэтому их покорение стало лишь легким делом на фоне гораздо более крупных и кровопролитных гражданских конфликтов на другом конце этой обширной страны.
Теперь на темном и прохладном краю холмистой возвышенности с видом на плоскую прибрежную равнину, которая тянулась на двадцать миль до Порт-Судана, не было ничего, кроме тощих коз, оставленных на ночном выпасе народом беджа. Многие животные спали стоя, другие лениво жевали пучки зеленой травы.
Серая коза громко заблеяла, к ней присоединилась другая, потом третья. Вскоре козлиные крики слились в хор, а потом маленькое стадо разделилось и разбежалось от центра, оставив свободное пространство на травянистом склоне.
Большой коричневый рюкзак грохнулся на пустое место и покатился по склону, размахивая за собой двадцатипятифутовым шнуром.
Через несколько секунд человек в темной одежде приземлился на обе ноги и как будто восстановил равновесие после короткой пробежки, но парашют над его головой сдувался и надувался под порывами ветра и мотал его из стороны в сторону. Он споткнулся и побежал вперед, дергая и подтягивая стропы на ходу.
Через тридцать метров он наконец остановился. Парашют лежал на земле, козлиное блеянье постепенно затихло, и стадо вернулось на прежнее место, как будто и не заметило странного вторжения.
Джентри опустился на землю, прижал трепещущую парашютную ткань к груди и огляделся в темноте.
— Полное дерьмо, — сказал он, не обращаясь ни к кому в особенности, потом согнулся пополам, оперся на левый локоть и сблевал в сухую траву.
Когда он пришел в себя, то прополоскал рот водой из фляжки в рюкзаке, сплюнул и поглядел вдаль. Он сидел лицом к востоку и видел на северо-востоке огни Порт-Судана примерно в двадцати милях по прибрежной равнине. Потом он повернулся направо и посмотрел на юг. Он знал, что Суакин находится там, в двадцати пяти милях или немного больше. Нужно было как можно скорее добраться туда.