Успех Марио Бьянки опирался на одно простое и распространенное обстоятельство.

Марио давал взятки.

Крупные взятки.

Всем и каждому.

«Парни из Вестсайда» в Либерии не тревожили его, поскольку он платил им десятки тысяч долларов за разрешение на работу. Разумеется, если бы благонамеренные американцы и европейцы, которые жертвовали деньги его организации, узнали о том, что большая часть их освобожденных от налогов пожертвований немедленно превращается в бакшиш для четырнадцатилетних либерийских бандитов, которые покупают на эти деньги марихуану, патроны и порнофильмы, они бы тут же перекрыли кран. Если бы те же благотворители имели представление, что после того, как конголезские «отряды смерти» брали плату за доступ к территории со «Сперанца Интернационале», они тут же требовали выкуп со всех НКО в регионе, а когда наиболее принципиальные отказывались платить, их выслеживали и убивали, оставляя «Сперанца Интернационале» единственной гуманитарной организацией в Конго, то они бы с меньшим энтузиазмом отнеслись к спонсированию убийства цивилизованных соотечественников.

В Дарфуре все происходило так же. Американские кинозвезды снимали рекламу в лагерях «Сперанца Интернационале», деньги приходили и уходили, причем немалая их часть доставалась джанджавидским убийцам, которые шлялись по северному Дарфуру, насиловали, жгли и убивали, перемещались на спинах лучших верблюдов из Чада, с лучшими АК-47 из Египта и лучшими спутниковыми телефонами из Японии, купленными на европейские и американские деньги.

Для Бьянки это не представляло никаких проблем. Он был на месте и занимался делом. Он делал то, то нужно было сделать, и кто мог судить его дела, сидя в удобном кресле, пока он смахивал мух с носа в сорокаградусной жаре посреди грязной дороги в преисподней?

Теперь его цинизм столкнулся с текущей ситуацией. Двое американских журналистов на дороге в Сахеле? Если честно, теперь ему хотелось, чтобы он приказал колонне двигаться дальше и оставить белую женщину на обочине дороги. Независимые репортеры, работавшие в Дарфуре без кураторов из суданского правительства, были нарушителями покоя и занозой в заднице для его операций. Даже доставка этой женщины в Дирру была серьезной угрозой для его организации. Если суданское военное ведомство прознает об этом, то из Хартума последуют санкции, которые нанесут вред денежным потокам для гуманитарных лагерей. Конечно, все можно решить с помощью взяток, но экономический спад в развитых странах сократил поток пожертвований, а в этой экономике у него не было других инструментов, кроме подкупа в интересах благотворительности.

Бьянки увидел впереди белого мужчину.

— Где его камера? Вы сказали, что он фотограф.

— Так и есть. Я же объяснила, вчера бандиты украли наш автомобиль. Вместе со всем, что там было. Мы уже несколько часов ждем здесь, пока не появятся нормальные люди.

— Вы находитесь в двадцати пяти километрах от Эль-Фашира, — заметил он.

— Эй, не смотрите на меня так! Это не я была за рулем.

Марио не сомневался в словах женщины. Дорожные бандиты действительно орудовали на шоссе между Эль-Фаширом и Диррой. В сезон дождей, когда движение было медленным и часто случались поломки, конвои «Сперанца Интернационале» по возможности старались передвигаться с вооруженным эскортом UNAMID, так как было невозможно подкупить всех дарфурских фермеров или пастухов с автоматами Калашникова в руках. Но в это время года они могли справиться почти с любыми мелкими вооруженными группами, которые пытались причинить вред.

Кроме джанджавидского ополчения, которому он щедро платил за то, чтобы его конвои не трогали.

Итальянец был уже в нескольких шагах от белого мужчины, беседовавшего с африканскими водителями и грузчиками, которые вышли на обочину, оставив свои машины на холостом ходу. Американец не имел при себе никакого снаряжения, даже рюкзака на спине. Он носил пропотевшую бурую футболку и черные штаны местного покроя. Когда он повернулся, футболка оттопырилась у него на спине.

Мужчина был загорелым и бородатым; вездесущая пыль Сахеля покрывала все его лицо. Он разговаривал с местными жителями по-французски. В этих местах французский язык был не редкостью, так как это был преобладающий язык населения Чада, граница с которым находилась в сотне миль к западу.

Американец смотрел в другую сторону. Когда он обменялся рукопожатием с молодым дарфурским грузчиком, Марио увидел рукоятку пистолета на его правом бедре.

Итальянский координатор гуманитарной помощи приоткрыл рот от изумления. Он не мог поверить, что этот болван носит оружие. Ковбой из Америки! И он ожидал, что просто сядет на один из грузовиков «Сперанца Интернационале» и уедет в безопасное место? С таким инструментом, выпиравшим из-за пояса штанов на резинке, он мог лишь навлечь опасность на всех.

Не сказав ни слова, Марио Бьянки приблизился к иностранцу со спины и протянул руку, собираясь разоружить его.

Как выяснилось, это была чрезвычайно неудачная мысль.

Возможно, с учетом подготовки и настроения Джентри прикоснуться к его личному оружию было не так опасно, как сунуть руку в ржавый капкан, но чертовски близко к этому. Как только американец ощутил прикосновение и задолго до того, как Бьянки начал вытаскивать пистолет у него из-за пояса, он развернулся в сторону угрозы и мощным движением вскинул руку, отбив руку нападавшего вверх и в сторону от оружия. Продолжая движение, он заступил левой ногой за ноги нападавшего, а левой рукой провел апперкот в челюсть. Тот отшатнулся назад, зацепился за подставленную ногу и рухнул на спину в облаке пыли, поднятой молниеносными движениями Джентри.

Корт выхватил пистолет, нацелил оружие на поверженного врага, а потом быстро осмотрелся в поиске новых противников.

Элен стояла в десяти футах от них, побелев от ужаса.

Пять минут спустя ничто не было прощено или забыто, но пожилого итальянца подняли на ноги, отряхнули и водрузили упавшую шляпу ему на голову. Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя, поэтому он сел на подножку одного из грузовиков, попивая апельсиновую газировку и куря сигарету. Элен Уолш сидела рядом с ним и сыпала извинениями, словно дипломат, а не следователь, которым она была, или журналистка, которую она изображала. Корт стоял на обочине, отвергнутый всеми из-за того, что, по его мнению, имел неосторожность носить огнестрельное оружие в зоне боевых действий.

— Никакого оружия! — один из африканских водителей, седой мужчина средних лет, встал в десяти футах от американца и махал рукой запретительным жестом. — Никакого оружия!

— Вы не получите мое оружие, — холодно сказал Корт.

— Никакого оружия! Никакого оружия! — судя по всему, это были единственные английские слова, известные водителю, который продолжал грозить ему пальцем.

— Скажи еще раз, тупица, — отрезал Корт. Тот последовал его совету, причем дважды, прежде чем замолчал и отступил в сторону, чтобы дать пройти женщине и своему боссу. Судя по их скованной походке и напряженным лицам, Корт видел, что Элен и синьор Бьянки все еще злились на него.

Он посмотрел на Элен.

— Нельзя прикасаться к чужому оружию.

— Ты уже говорил об этом, Шестой, — сердито отозвалась она. — Послушай. Я отправляюсь в Дирру вместе с ними. Они все еще могут взять тебя — в качестве личной услуги для меня, но только если ты отдашь пистолет синьору Бьянки.

— Что он собирается с ним делать?

Марио Бьянки решил высказаться лично. Он все еще потирал загривок и страдальчески морщился, думая о том, найдется ли в Дирре физиотерапевт или массажист, который разомнет ему мышцы.

— Я выброшу оружие в пустыню, — сказал он. — А вы что собирались с ним делать?

Корт закатил глаза.

— Я мог бы что-нибудь придумать.

— В этом конвое нам не нужно оружие. Мы не ищем неприятностей.

Корт долго смотрел на пожилого итальянца.