То, что они общаются, для меня не секрет. Я видела, как Сергей разрыв переживал. Чувства не проходят бесследно.

Короткими фразами он рассказывает мне о её успехах в работе, о том, как они с сыном два месяца отдыхали в Европе.

- Всё в порядке, им понравилось. Только я по сыну очень скучал.

Моё сердце обливается кровью. Её так много, что я вся тону. Захлебываюсь и дышать перестаю.

Сколько раз ещё мне придется ему больно сделать?!

Упираюсь лбом в его грудь и выталкиваю слова из себя.

- Я как раз поговорить с тобой об этом хотела, - нужно с духом собраться. Возможности оттягивать разговор дальше, нет. – Хотела тебя попросить, - или перед фактом поставить. Пытаюсь унять дрожь. Изнутри губу нижнюю прикусываю, чтоб не трусилась. – Насчет Ижены. Пожалуйста, пусть она с моей мамой останется. Я очень тебя прошу. Ты сейчас, скорее всего, на меня разозлишься, но так будет лучше, правда…, - к счастью, он меня не перебивает. Дает возможность выговориться. – Маме ещё нет и пятидесяти. Она справится. Честно. Она замечательная. Она будет очень сильно Ижика любить. Ей нужен кто-то, кто сможет помочь…, - боже, как это вообще можно вынести. – Когда Расима не стало, у неё осталась я. Бабуля не в счет, максимум, на который можно от неё рассчитывать это: «Ой, отмучилась наша девочка», - делаю глубокий вдох. Мне нравится, как пахнет Сережа. Запах моего счастья, пусть и короткого. - Если с ней Ижена останется, маме будет проще с болью потери справиться. Ты не думай, она будет к тебе её привозить, когда ты только захочешь. Позвонишь, и они прилетят. Я знаю, как ты маме помогал эти недели, и благодарна тебе за это. От всей души. Но так правда будет лучше. Твоя жизнь, она должна продолжаться… Я так хочу, чтоб ты стал таким, как раньше, хочу, чтобы продолжал любить свою жизнь. Она так скоротечна…

Чувствую на языке привкус горечи.

Я так долго думала об этом. Размышляла лететь или нет. Но надо было быть совсем бессердечной, чтоб остаться в Америке. Я не смогла. Хотела успеть лично его попросить, а не через адвокатов.

Отстранившись, Сергей приподнимает мою голову. Наплевав на потоки слез, смотрю ему в глаза.

- Ты ведь понимаешь, Ижена для меня обузой не станет? – спрашивает он спокойно, но предельно серьезно.

То ли киваю, то ли так сильно дрожу. Не могу с собой справиться.

- Знаю. Не сомневаюсь, что ты её будешь любить. В чем угодно, только не в этом. Но есть и другие аспекты твоей жизни. Работа, друзья, личная жизнь. Я не хочу, чтобы ты в тридцати годам стал меня ненавидеть за то, что твоя жизнь лишена множества аспектов из-за меня. Ты сможешь с ней видеться, правда. Никто у тебя не заберет дочку. Просто им вместе с мамой будет полегче. Они смогут мир посмотреть. Позаботиться друг о друге. У них всё хорошо будет. В Америке, во Франции… Огромное количество возможностей. Она останется твоей дочкой, точно такой же, как здесь и сейчас. Пожалуйста, подумай над этим.

Слезы пекут глаза. Вновь их отпускаю. Я так старалась подготовиться, слова подобрать, но всё равно не выходит. Причиняю ему слишком сильную боль.

Вы любили когда-нибудь так, что дышать невозможно было без человека? Все мысли о нём. Каждая поставленная цель связана с ним. Но в тоже время знаете – ни за что к нему не притронетесь, пока он счастлив с другой. Я знаю все грани боли, и моральной, и физической, но определить, какая из них тяжелей переносится не могу.

Как бы его мои слова ни обижали, уверена – так будет лучше. Маме, правда, нужно заточить смысл в ком-то, иначе она жить не умеет. А Сереже вдохнуть полной грудью.

Я помню его на их с Машей свадьбе, тогда он был совсем не такой. От него веяло счастье, а сейчас пустота в глазах, да такая, что я не могу в них смотреть, не задыхаясь при этом. Не хочу думать, что я причастна к этому. Он так много для меня сделал и вот итог.

Сережа боится меня расстроить излишне, никто не хочется жить с чувством вины. Поэтому соглашается подумать, мягко попросив меня об этом не беспокоиться.

Самое тяжелое время суток – ночь. Они бессонные.

Поднявшись ноги, иду к детской кроватке, дыхание затаив. Если я хочу быть оправданной в чьих-то глазах, то это только она.

Касаюсь маленькой ножки. Умиление захватывает меня, словно вихрь.

Наклоняюсь и целую маленькие пальчики.

Лучше прожить день счастливым, чем годы в несчастье.

- Моя прелесть, прости меня, пожалуйста, за этот поступок. Прости за то, что без себя тебя оставляю. Бабушка и папа тебя будут любить очень. Будут заботиться о тебе. И я тоже. Обещаю всегда быть рядом с тобой, даже когда ты меня видеть не будешь, - не разрывая контакта, опускаюсь в рядом стоящее кресло. Она такая маленькая, но чувствует многое. - Мне очень жаль, малышка, что я немного растеряла себя на пути к твоему папе. Если бы я знала, что так повезет, я бы ждала. Ждала столько, сколько потребуется. Но я не знала… и мечтать не могла. Мне хочется, чтобы ты, моё маленькое солнышко, мечтала всегда. В детстве, в юности и когда станешь старше. Папа и бабушка позаботятся, чтобы мечты стали явью. И я тоже, прелесть моя. Я тоже...

Сергей

Сижу в тачке под подъездом. Смотрю в окна своей бывшей квартиры. Десять минут. Двадцать. Время идет, а я так и не решаюсь подняться.

Свет в детской гаснет. Значит, Маша начала укладывать Колю спать. Максимум полчаса и можно подниматься.

При других вводных, возможно, моя реакция была бы другой. Но сейчас я тупо охреневаю.

Неудивительно, что они подружились когда-то. Бьют обе наотмашь. Я стараюсь прийти к пониманию, но это трудно. Нереально. Будто катком…

Маша, моя Маша решила собой пожертвовать. Ради чего? Неужели думала, что я смогу спокойно жить после подобного? Как я вообще должен существовать после такого? Эта жертва, стало ли после неё лучше? Здесь и сейчас я бы выбрал пулю в висок, чем действительность окружающую. Во мне духу не столько, сколько в Маше, я чувство вины не вывожу.

Сафи. С ней картина не лучше. Я сразу не был в восторге от той среды, в которой она вращалась, но кто я такой, чтобы ей указывать. Зато сейчас, когда она рассказывала, о том, каким способом ей от Майкла пришлось избавляться, у меня волосы на дыбы встали.

Она предупредила, что как только «это» случится, в СМИ поднимут шумиху. Всё уже подготовлено, интервью на горячую тему взяты. Вытрясут максимум из случившегося.

Слишком кощунственно. За гранью моего понимания.

И если с этими уродами я ничего сделать не смогу, но с Марусиными дела обстоят немного попроще.

Если даже меня уволят после этого, я не расстроюсь.